Начало пути. Пермска волость - Александр Соколов

узлов. Упоение скоростью длилось не долго. Не доходя реки Чусовой ветер сменился, спинакер пришлось убрать и скорость снизилась до шести — семи узлов. В трюмах востребованный ранней весной товар. Принимаю решение идти в Ибырь. В Имень идти смысла нет, Куруш там появится через полтора-два месяца. А в Ибырь и так собирался, но чуть позже, за коровами и волами.

До уже привычного места ночёвки в тридцати километрах от городища Ибырь дошли за четыре дня. Утром пришли в Ибырь, каких-либо судов не было, лишь на косе, вытащенные из воды, одиноко ютились две долбленки. Михаилу дал команду оставаться на рейде, а сам пришвартовал шлюп у причальной стенки.

Не успел пришвартоваться, как появился мытарь:

— Здравствуй, Владимир! Я очень рад тебя видеть! — а у самого глазки так и зыркают, и по второму шлюпу, и по стрелометам.

— Здравствуй уважаемый!

— Ты в это раз намного раньше пришел в Ибыр.

— Да вот привез зерно ячменя, думаю сейчас оно у вас в цене.

— Ты правильно сделал, что привез зерно. Сейчас на торгу зерна нет.

Отдаю мытарю за швартовку серебряный рубль и дарю три бутылки с виски, так полюбившиеся мытарю. Иду на торг. Стражники раскланиваются как с родным.

Глава 19

На торгу покупателей мало, в основном только продавцы. Зерна и муки действительно не продавали, не было и рабов. Воспользовавшись своим монопольным правом на ранневесенний дефицит, ячменное зерно, пшеничную и ржаную муку продал с многократной выгодой. Не удержался, хотя соды и соли в усадьбе еще на год-полтора хватит, но как говориться — запас карман не тянет. Четыре тонны ячменного зерна обменял на полторы тонны соды и тонну соли, в августе и пятидесяти килограмм соли за ячмень не получил бы.

На продаже дойных коров около тридцати, но все тощие, ребра можно пересчитать и половина из них старые, волы такие же. Отобрал шесть коров и шесть волов, за всех заплатил ржаной и пшеничной мукой по шестьсот килограмм каждой, 24 бочонка с подсолнечным маслом и сто двадцать килограмм чипсов. За остальную муку, солнечное масло, чипсы и 80 бутылей спиртного, под завязку забил трюмы двух шлюпов бычьей, коровьей, воловьей, оленьей кожей и овчиной, а ещё 52 волчьими шкурами и 26 — рысьей.

За оставшиеся семнадцать бутылей спиртного, мытарь организовал на погрузку мужиков. Вначале загрузили мой шлюп, потом, поменявшись с Михаилом, я встал на рейде, а шлюп Михаила встал на погрузку.

Старейшины и в этот раз встречаться со мной не стали. Но я и не расстроился. Загрузившись товаром, отправились домой.

В пути отрабатывали совместные действия двух шлюпов, синхронность смены галсов, переходы с одного курса на другой, повороты и развороты, движение в кильватерном строю и в ряд. Отрабатывали меткость стрельбы в движение по движущимся целям, в качестве мишеней использовали сплавляющиеся по течению коряги и вывороченные ледоходом и половодьем деревья. Страховались от возможной слежки, которой так и не обнаружили. Коров и волов откармливали сеном и силосом, запас которых всегда имеется на борту.

До дома добрались без приключений. Как всегда, встречало все население усадьбы, наблюдатели не дремлют, загодя нас заметили и предупредили. Разгрузили шлюпы, Опис с Оре отправили мыться в баню, а с парнями еще пару часов драили палубы и трюмы шлюпов, а затем, когда девчонки напарились, с пацанами отправились в баню.

Собравшимся вечером у меня в мезонине старичкам рассказал о плавании и о негостеприимной встречи нас сарматами.

— Что же они такие агрессивные, — возмущается Эвика. — Мы же к ним с добром пришли, зерна и муки привезли?

— Они Сираки, а их племя живет войной, — отвечаю.

— Володя, ты сказал, что их около одной тысячи, а остальные, что в набегах погибли или за зиму от голода умерли? — спрашивает Николай.

— Вряд ли они ходили зимой в набеги и не думаю, что умерли от голода. Они воины и главный принцип их бытия — сирак не может умереть от голода. Скорее всего, тех кто не может сражаться — детей, стариков, больных, слабых и не согласных, они сами убили. Чтобы наиболее сильные могли пережить зиму. Сейчас они той же рыбой откормятся, а их лошади на свежей травке восстановятся и пойдут с соседями воевать, да и место на зимовку подыскивать.

— А чем их это место не устраивает? — интересуется Борис.

— Чем не устраивает, не знаю, но лагерь у них временный, шалаши, кибитки и юрты. Плоты они разобрали, перетащили на берег и видимо строить городище намеривались, но почему-то передумали.

— Может они получше место нашли или городище может рядом есть, которое захватить сиракам по силам, — высказывает предположение Михаил. — Как думаешь, Владимир?

— Мы знаем только два крупных городища Ибыр и Имень. Наверняка на притоках Камы есть еще крупные поселения. Но пока информации у нас мало. После посевной двумя шлюпами пойдем в Имень, заодно по пути разведаем, что у сираков делается.

А далее продолжаю:

— Какие упаковки выбрали для стекол и зеркал, а также стеклянных бутылок для спиртного и томатной пасты с аджикой?

— Каждое стекло упаковываем в плетенный соломенный чехол, а потом по десять чехлов со стеклами укладываем в ящик с пазами для каждого чехла, свободное пространство набиваем соломой и опилками, — сообщает Николай. — С испорченными стеклами провели испытание, при падении ящика с метровой высоты, ни одно стекло не разбилось. Такая же упаковка и для зеркал, только для каждого зеркала отдельный ящик…

Сделав небольшую паузу, почесав затылок, продолжает:

— Для штофов сделали ящики на девять бутылок, а для аджики и томатной пасты ящики на шестнадцать бутылок… Ящики для штофов можно использовать и для керамических литровых бутылок, а для стаканов — ящики для аджики и томатной пасты.

— Очень хорошо, — а дальше продолжаю: — Проводим последнюю готовность к посевной, проверяем плуги, бороны, сеялки.

Далее с Эвикой и Ладой еще раз уточняем ассортимент, количество и площадь посадки зерновых, овощей, люцерны и прочего посадочного материала.

Лада не преминула похвастаться, что пока я отсутствовал, практически во всех ульях отделились новые семьи пчел и им удалось поймать 53 роя, так что пчелиных ульев теперь у нас сто двадцать девять.

— У нас наступает сладкая жизнь, — улыбнувшись, похвалил Ладу и на этом намереваюсь закончить совещание.

Но тут все старички встают, загадочно улыбаются и Эвика протягивает мне лакированную деревянную шкатулку размером чуть больше листа А4 и высотой сантиметров десять.

— Это тебе, Владимир!

Открываю, а внутри стопка совершенно белой бумаги, чернильница и с внутренней стороны крышки прикреплены пять утиных