Ребекка - Дафна дю Морье

— Не очень хорошо, Беатрис.

— О, это неважно. Лишь бы играли, пусть кое-как. Меня возмущают люди, которые не желают научиться. Что, ради всего святого, делать с ними зимой между чаем и ужином, да и после него? Невозможно же просто сидеть и разговаривать.

Интересно, почему нет? Однако проще было помолчать.

— Теперь, когда Роджер вырос и поумнел, — продолжала Беатрис, — нам стало совсем весело. Он привозит к нам своих друзей, и мы развлекаемся вовсю. Жаль, вас не было с нами в прошлое Рождество. Мы ставили шарады. Милочка, ну и смеялись же мы! Джайлс был в своей стихии. Он обожает переодеваться и после одного-двух бокалов шампанского становится таким смешным — я в жизни не видела никого забавнее. Мы часто говорим, что он упустил свое призвание, ему самое место на сцене.

Я представила Джайлса, его круглое, как луна, лицо и очки в роговой оправе. Вряд ли его вид после нескольких бокалов шампанского меня рассмешит, скорее — смутит.

— Джайлс и Дикки Марш, наш большой друг, надели женское платье и пели дуэтом. Какое это имело отношение к слову в шараде — никто не знал, но это было не важно. Мы все помирали со смеху.

Я вежливо улыбнулась:

— Подумать только. Как смешно.

Я представила, как они хохочут, держась за бока, в гостиной Беатрис. Все эти друзья, которые знают друг друга тысячу лет. Роджер, наверно, копия Джайлса. Беатрис засмеялась, что-то вспомнив.

— Бедный Джайлс, — сказала она, — никогда не забуду его физиономии, когда Дикки пустил ему за шиворот струю воды из сифона.

Меня охватило тревожное предчувствие, что нас пригласят к Беатрис на это Рождество. Может быть, мне удастся заболеть гриппом.

— Конечно, мы ни на что не претендуем, — продолжала она, — мы не актеры, все эти шарады просто забава для нас самих, и все. В Мэндерли другое дело, здесь есть возможность устроить настоящее представление. Помню, какой тут был маскарад несколько лет назад. Приехала куча народа из Лондона. Конечно, такие вещи требуют колоссальной работы. Надо все организовать.

— Да, — сказала я.

Несколько минут она молча вела машину.

— Как Максим? — спросила она после паузы.

— Спасибо, хорошо.

— Весел и счастлив?

— О да. Да, наверно.

Узкая деревенская улица отвлекла ее внимание. Я спросила себя, не рассказать ли ей о миссис Дэнверс. И о человеке по имени Фейвел. Но я боялась, как бы она не совершила какой-нибудь промах, а главное, не передала мои слова Максиму.

— Беатрис, — сказала я наконец, — вы слышали когда-нибудь о таком Фейвеле? Джеке Фейвеле?

— Джек Фейвел? — повторила она. — Знакомое имя. Погодите минутку. Джек Фейвел. Ну конечно же. Страшный прохвост. Я встречалась с ним однажды сто лет назад.

— Он приезжал вчера в Мэндерли повидаться с миссис Дэнверс, — сказала я.

— Правда? Впрочем, тут нет ничего странного.

— Почему? — спросила я.

— По-моему, он был в родстве с Ребеккой.

Я удивилась. Этот человек — родственник Ребекки? Я представляла себе ее родных совсем иными. Джек Фейвел — ее брат?

— О, — сказала я, — о, мне и в голову не пришло.

— Возможно, он раньше часто ездил в Мэндерли, — сказала Беатрис. — Не знаю. Не могу вам сказать. Я редко здесь бывала, — тон ее стал резким. У меня создалось впечатление, что ей не хотелось продолжать этот разговор.

— Мне он не очень понравился, — сказала я.

— Да, — откликнулась Беатрис, — и я вас понимаю.

Я подождала, но она молчала. Пожалуй, будет разумнее не говорить ей, что Фейвел просил не рассказывать никому о его визите. Это могло привести к осложнениям. К тому же мы как раз подъезжали к своей цели. Белые ворота и гладкая гравиевая дорожка.

— Не забудьте, что старая дама почти совсем слепа, — сказала Беатрис, — и в последнее время не очень-то хорошо понимает, что к чему. Но я позвонила сиделке, предупредила о нашем приезде, так что все будет в порядке.

Дом был большой, из красного кирпича, с остроконечной крышей. Поздний викторианский период, если я не ошибаюсь. Не очень привлекательный дом. Сразу видно, что это один из домов, где царит вызывающе образцовый порядок, поддерживаемый огромным штатом прислуги. И все для одной-единственной старушки, которая к тому же почти слепа.

Дверь открыла опрятная горничная.

— Добрый день, Нора, как поживаете? — сказала Беатрис.

— Спасибо, мадам, прекрасно. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

— О да, у нас все здоровы. А как старая дама, Нора?

— Всего понемножку, мадам. Один день хорошо, другой — плохо. Но сегодня она в форме. Я уверена, что она будет рада вас видеть.

Девушка с любопытством взглянула на меня.

— Это миссис де Уинтер, — сказала Беатрис.

— Вот как, мадам. Здравствуйте, — проговорила Нора.

Через узкий холл и заставленную мебелью гостиную мы прошли на веранду, выходящую на квадратную лужайку с коротко подстриженной травой. Лестницу украшали каменные вазы с яркой геранью. В углу веранды стояло кресло на колесиках. В нем, подпертая подушками и укрытая шалями, сидела бабушка Беатрис и Максима. Когда мы подошли поближе, я увидела, что между ней и Максимом есть сильное, прямо пугающее сходство. Так выглядел бы Максим, будь он очень стар и слеп. Сиделка поднялась со стула возле кресла и заложила закладкой книгу, которую читала вслух. Улыбнулась Беатрис.

— Как поживаете, миссис Лейси?

Беатрис поздоровалась с ней и представила меня.

— Старая дама выглядит вполне прилично, — сказала она. — И как только ей это удается в восемьдесят шесть лет… Вот и мы, бабушка, — проговорила она, повышая голос. — Приехали целые и невредимые.

Бабушка устремила взгляд в нашем направлении.

— Дорогая Би, — сказала она, — как мило с твоей стороны приехать проведать меня. Но у нас так скучно, тебе тут будет совершенно нечего делать.

Беатрис наклонилась и поцеловала ее.

— Я привезла жену Максима повидаться с вами, — сказала она. — Она уже давно хотела приехать, но они с Максимом были очень заняты.

Беатрис ткнула меня в спину. «Поцелуйте ее», — шепнула она. Я тоже нагнулась и поцеловала старушку. Та ощупала пальцами мое лицо.

— Какая миленькая, — сказала она, — вы так добры, что навестили меня. Я очень рада вас видеть, душечка. Почему вы не взяли с собой Максима?

— Максим в Лондоне. Вернется сегодня к вечеру.

— Привезите его в следующий раз. Садитесь, душечка, в это кресло, чтобы я могла вас видеть. А ты, Беатрис, сядь с другой стороны. Как поживает милый Роджер? Гадкий мальчик, он никогда не приезжает ко мне.

— Приедет в августе, — закричала Беатрис. — Он кончает Итон, едет в этом году в Оксфорд.

— О Боже, он уже совсем взрослый юноша, я не узнаю его.

— Он уже перерос Джайлса, — сказала Беатрис.

Она не умолкала ни на минуту, рассказывала о Роджере и Джайлсе, о лошадях, о собаках. Сиделка вынула вязанье, звонко постукивали спицы. Она повернулась ко мне, полная бодрости и оптимизма.

— Как вам нравится Мэндерли, миссис де Уинтер?

— Очень, благодарю вас, — сказала я.

— Прекрасное место, не так ли? — продолжала она, лязгая спицами. — Конечно, теперь мы туда не ездим, нам это больше не под силу. Мне так жаль. Я очень любила бывать в Мэндерли.

— Почему бы вам как-нибудь не приехать туда одной? — предложила я.

— О, спасибо, с большим удовольствием. Мистер де Уинтер здоров, надеюсь?

— Да, вполне.

— Вы провели медовый месяц в Италии, если не ошибаюсь? Мы были очень рады получить оттуда от мистера де Уинтера цветную открытку.

Интересно, подумала я, она употребляет местоимение «мы» в том же смысле, в каком его употребляют короли, или хочет этим сказать, что она и ее подопечная — одно целое?

— Разве он посылал вам что-нибудь? Я не помню.

— О да, мы были в таком восторге. Мы любим такие вещи. У нас есть специальный альбом, и мы наклеиваем туда все, что касается семьи. Все приятное то есть.

— Как мило, — сказала я.

С другого бока долетели обрывки разговора Беатрис и старой дамы.

— Нам пришлось усыпить Стрелка, — говорила Беатрис. — Вы помните Стрелка? Лучшая охотничья собака из всех, что у меня были.

— О Боже, неужели Стрелка? — сказала бабушка.

— Да, бедняга ослеп на оба глаза.

— Бедный Стрелок, — вторила бабушка.

Я подумала, что, пожалуй, не очень тактично было упоминать о слепоте, и взглянула на сиделку. Она все еще деловито звякала спицами.

— Вы любите охоту, миссис де Уинтер? — спросила она.

— Нет, боюсь, что нет, — отвечала я.

— Возможно, вы еще войдете во вкус. В наших краях все без ума от охоты.

— Возможно.

— Миссис де Уинтер увлекается искусством, — сказала сиделке Беатрис. — Я говорю ей, что в Мэндерли есть куча таких уголков, которые прямо просятся на бумагу.

— Пожалуй, — согласилась сиделка, приостановив на секунду бешеное мелькание спиц. — Какое милое увлечение. У меня была подруга, так она просто чудеса творила карандашом. Как-то поехали с ней вместе на пасху в Прованс, она нарисовала там такие хорошенькие картинки.