Анникка - Наташа Ридаль

– Душка, нам пора, – Лена вывела ее из оцепенения, заговорив по-русски. – Я пришлю тебе свой адрес. Обещай, что будешь писать! И непременно заведи любовника, а то совсем зачахнешь.

Подруги обнялись. Полька смахнула слезинку, окинула Аду прощальным взглядом и удалилась об руку со своим фрицем.

А спустя четверть часа за столик Ады подсел незнакомый дородный господин и, вытирая носовым платком вспотевшее лицо, положил перед ней маленький, сложенный пополам клочок бумаги.

– Ничего не говорите. Я видел вас в ресторане с господином из Чека. Учтите: ни ему, ни вам я никаких имен не сообщал, – с этими словами он поднялся и засеменил к выходу.

Оглядевшись по сторонам – не смотрит ли кто, Ада развернула записку и прочла: «Иван Егорович Орешин». Она сжала бумажку в кулаке, а в следующий миг заметила в дверях Николая.

По дороге домой Фетин не переставал извиняться за то, что оставил Аду одну в баре.

– Но вы хотя бы преуспели в своей миссии?

Поколебавшись, он ответил:

– В Териоках в финском карантине вместе с беженцами из Кронштадта содержится один из руководителей мятежа. Эсер, подкупленный буржуазией. Думал затеряться среди матросов. Сегодня в «Жемчужине» у меня появился шанс узнать его имя. И вот, представьте, я проигрываю этой роже пятьдесят тысяч русских рублей, а он в последний момент идет на попятную. Черт бы его подрал.

– Скажите, Коля, если б вы узнали имя, вы бы правда убили человека?

Ада отчаянно, изо всех сил хотела ошибиться.

– Убил? Нет. Свершил казнь – вот верное определение. Мера наказания для врагов народа одна – расстрел. Поймите, Дашенька, мы не ведем войны против конкретных лиц, мы истребляем буржуазию как класс. За покушение на товарища Ленина, за кровь Урицкого, Володарского и Нахимсона! За убитых матросов, за латышей. Без сострадания, без пощады. Кровь за кровь! В этом сущность красного террора.

Ада слушала и не верила собственным ушам. Это был совсем не тот Николенька, с которым она играла в детстве. Сейчас он внушал ей страх.

– Я думаю, вы заблуждаетесь, Коля. На крови можно поставить памятник, воздвигнуть храм, но нельзя построить новую жизнь.

– Мы построим, вот увидите.

Они помолчали. Внезапно Николай заговорил о другом:

– Вы мне очень дороги, Дашенька. Я вижу, как Брискин мучает вас. Как бы я хотел спасти вас от него! О нет, не волнуйтесь, – Фетин, очевидно, ощутил ужас Ады, – я его не трону. Но я мечтаю залечить ваше израненное сердце. Если б только вы поверили в революцию! Увы, я не могу жениться на женщине, которая будет компрометировать меня. Понимаете, Даша? Я бы очень хотел, но не могу.

– Понимаю, – глухо ответила она.

Нащупав в кармане клочок бумаги с именем бежавшего из Кронштадта эсера, Ада скомкала его и незаметно швырнула на обочину дороги.

На «Виллу Рено» они вернулись за полночь. Тем не менее в окне Додо горел свет – Ада подметила это, подходя к крыльцу. Поднявшись на второй этаж, Николай пожелал ей доброй ночи и ушел к себе. Ада тоже зашла в свою комнату, однако, выждав пару минут, тихонько выскользнула в коридор и постучала в дверь Брискина. Она ждала довольно долго, раздумывая, не отложить ли разговор до утра. Когда она вновь поднесла руку к двери, Додо распахнул ее и отступил, пропуская Аду в комнату. Легкое замешательство на его лице мгновенно сменилось равнодушной миной.

– Я видела, что вы не спите. Хочу сообщить вам нечто… – она осеклась, увидев на кровати раскрытый чемодан, почти доверху заполненный аккуратно уложенными вещами. – Вы снова уезжаете?

Он отвернулся.

– Да. Я собирался сказать вам завтра. Я уезжаю насовсем.

– Насовсем? – Ада вцепилась в спинку стула.

Додо продолжал, не глядя на нее:

– В Выборге я познакомился с фотографом Альмой Коскинен, хозяйкой фотостудии в доме «Отсо». Ей нужен ассистент, и она любезно согласилась меня взять.

– А как же мы, Додо?

– «Нас» давно уже нет, Ада Михайловна. Ваш Николенька сделает вас счастливой. Мне довольно это знать, а видеть – увольте.

– Отчего же? Разве вам не всё равно?

– Разумеется, нет! И никогда не было. Сегодняшний вечер в «Жемчужине» стал последней каплей, – он наконец посмотрел на нее.

– Не стройте из себя жертву! – рассердилась Ада. – Вы же сами оттолкнули меня. Хотите ехать – езжайте! Но не смейте решать за меня, с кем я буду счастлива!

Додо устало прикрыл глаза.

– Вы думаете, что я разлюбил вас. Это не так… – он сделал паузу, а потом выпалил на одном дыхании. – Из-за травмы, которую мне невыносимо обсуждать с вами, я, по мнению Стуккея, не смогу иметь детей. Связав свою жизнь со мной, вы никогда не станете матерью. Лишить вас этого – низко с моей стороны.

Он замолчал, поджав губы, боясь открыть глаза и увидеть на ее лице разочарование, а еще хуже – жалость.

– Но ведь Владимир Генрихович даже не завершил медицинского образования. Он не единственный врач…

– Верно, не единственный. Поэтому я ездил в Выборг – в муниципальную больницу. Прогнозы финских докторов столь же неутешительны. Теперь вы видите, что в этом смысле наш брак не будет полноценным. По моей вине.

Он опустился на кровать и спрятал лицо в ладонях. Ада приблизилась, сдерживая дрожь.

– Даже если так, у меня будете вы. Ваша вина лишь в том, что вы молчали и так долго мучили и себя, и меня. Но за это я вас прощаю. Я не люблю Николая, Додо. Я люблю вас.

Она осторожно отняла его руки от лица. Он глядел недоверчиво, словно сомневался, что она до конца поняла смысл его слов. Однако он бы скорее провалился сквозь землю, чем произнес их еще раз. Внезапный, неподконтрольный разуму инстинкт подсказал Аде самый действенный способ заверить Додо, что она всё поняла правильно. Она села к нему на колени, взяла его лицо в ладони и сделала то, что много раз проигрывала в своем воображении. Долгий поцелуй возымел желаемое действие: ответный инстинкт, пробудившийся в Брискине, захлестнул Аду мощной лавиной. Теряя волю с каждой секундой, она чуть отстранилась и стала расстегивать пуговицы на платье. Он сразу понял ее намерение, но позволил себе еще минуту побыть джентльменом:

– Ты уверена? Я-то готов согрешить – видит Бог, ты уже моя жена. Но ты ждала церковного благословения. Даю тебе последний шанс одуматься.

Ада прижалась лбом к его лбу.

– Мы и так ждали слишком долго. Кто знает, что случится завтра, – выдохнула она и заметив, что его пальцы дрожат, прошептала. – Ты боишься?

– Нет… Немного.

Додо потянулся к лампе и погасил