Запретная страсть мажора (СИ) - Кей Саша

– Да. Дашь мне трубку.

Я с беспокойством трогаю лоб Кира, уж не заболел ли.

– Не там, – он перекладывает мою руку опять на свой пах.

Я закатываю глаза. Кто-то вообще неисправим.

– Ты моя, Оль. Ничего не изменилось. И сегодня ты ночуешь со мной.

Ты посмотри, какой суровый!

Хитро стреляю в него глазами:

– А ты выдержишь? Всю ночь?

Щека Кира дергается:

– Зараза! Ты меня провоцируешь! Безжалостная!

– Ага, – показываю язык. – И дальше буду.

– Да я так и понял, что мне каюк, – мрачно соглашается Дикаев, но притягивает снова к себе.

– Ты чего творишь? – волнуюсь я, когда его рука ложится снова мне грудь и стискивает ее.

– Руками можно, мне Истомина сказала, – шепчет он мне в губы.

– Ну раз Истомина… – сипло отвечаю я, чувствуя, как длинные пальцы поглаживают кожу над резинкой джоггеров. – Но мама…

– А потом будем звонить маме… Честное-пречестное…

Глава 62. Оля

– Да. Конечно. Обязательно. Мой номер у вас есть. Да. Я правильно назвал адрес. За рулем. Мы не пьяные.

Кир пыхтит в трубку. Я бы уже давно плюнула и отправила меня домой, но он не сдается.

Мама, как я и предполагала, не очень обрадовалась моему сообщению, что я останусь у мальчика. Зато Кир был прав, и то, что я не стала врать, сыграло в нашу пользу. Правда, мама передала трубку отчиму, видимо, чтобы отбить у Дикаева неприличные желания, но она Кира просто плохо знает.

Отчим, видимо, вытрясает из Кирилла душу.

– Дикаев Кирилл. Да, мой отец. Дмитрий? Мой брат.

Как на допросе. Мне смешно на самом деле, но я сдерживаюсь, таким образом поддерживая геройство своего парня. Ну серьезно, весело же смотреть, как он покрывается пятнами. Интересно, что в этот момент говорит ему отчим?

Запретить мне могут, но не категорично. Мне же уже восемнадцать есть, и я раньше не была замечена в чем-то, за что ругать могут. И мама думает, что мозги у меня есть.

Я тоже раньше так думала.

А теперь сомневаюсь.

Вот насчет Кира у меня сомнений нет. У него в голове пусто и звонко. Там мозгов нету. Организм бросил все силы на рост и ширину плеч. Неперспективным органам, походу, питания не досталось.

– Сейчас. Тебя, – он возвращает мне нагревшийся телефон.

Сверлит меня глазами, будто я сейчас заору: «Срочно вызывайте ОМОН, заберите меня у этого извращенца!».

– Алло, – стараюсь говорить серьезно и ответственно, чем палюсьи вызываю сердитый взгляд Дикаева.

– Оля, ты отдаешь себе отчет в своих действиях? – напряженно спрашивает отчим.

– Да каких действиях? Мы просто поужинаем, кино посмотрим… – отмахиваюсь я.

– Это ты маме расскажешь про ужин и кино, она до сих пор верит в сказки. А я знаю, о чем думают парни в этом… да в любом возрасте.

Собственно, я почти уверена, что тоже знаю, но не рассказывать же ему, что как бы поздно паниковать. Все уже свершилось.

– Отдаю отчет, – вздыхаю я.

– Не мне с тобой об этом говорить, но если только что-то… тебе не понравится… – отчим мучительно подбирает слова. – Вызывай всех. Меня, полицию. Убегай. И передай ему, что я башку ему оторву, если что.

Я кошусь на Дикаева, который как раз в этот момент потирает шею.

– Хорошо. Но он вроде небезнадежен, – успокаиваю я отчима, не ожидала, что он переживать будет так сильно. Даже сильнее, чем мама.

– Все равно оторву, – скрипит зубами отчим. – Так ему и скажи.

– Да он проникся уже, – стараюсь не смеяться. Волнуется человек.

– Ладно. Но утром позвони.

– Хорошо, спокойной ночи, – желаю я, и заглядевшись на Кира, который беспомощно смотрит в морозильник, забываю сбросить вызов.

Видимо, отчим тоже решил, что это сделаю я, поэтому я слышу, как он возмущенно высказывает моей маме:

– Спокойной ночи? Она серьезно? Да я сейчас пойду ружье свое чистить! Как раз к утру буду готов.

А вот уже еле слышный мамин ответ:

– Пойдем, я найду чем отвлечь тебя до утра…

Я бодренько сбрасываю. Нет. Это явно не то, что я хочу знать о своей маме.

– Что показывают? – спрашиваю у Дикаева, который все еще не может определиться с выбором.

– Спроси, чего не показывают… – ворчит он. – Мяса нет. Будут одни овощи.

И в голосе его столько муки, что это угарно.

– А это что? – я тычу пальцем в, судя по виду, свиную вырезку.

– Это оно? – ужасается Кирилл.

– Девяносто процентов вероятности, – подтверждаю. – Остальные десять приходятся на индейку.

– Индейку? – шокирован Кир. – Это что-то диетическое?

Приблизительно таким тоном монашка упоминала бы журнал «Плэйбой».

– Это птица, Дикаев. Просто птица. Куриц же ты не боишься?

– Нет, – хмурится он и закрывает морозилку. – Я храбрый портняжка, но я этому не доверяю. Пойдем старым проверенным путем. Овощи и сыр.

Нет, вы посмотрите на него. Ну мне овощи норм. Я в таком благостном расположении духа, что даже вызываюсь Кириллу помочь.

Правда, в этот раз он готовит с какой-то космической скоростью. Пока я домываю последний кабачок, он уже все остальное покрошил. Еще пять минут и все отправляется в духовку. Выставив таймер и автоотключение, Дикаев зловеще надвигается на меня.

– А кому это было весело, пока я разговаривал с твоими родителями? – грозно спрашивает он.

И руки растопыривает так, что мне сразу становится ясно, что будут щекотать.

– Тебе показалось, – я пячусь, но, не привыкнув к планировке, быстро оказываюсь в ловушке.

Повизгивать я начинаю еще до того, как Кир нападает на мои ребра. Он безжалостен и доводит меня щекоткой так, что ноги не держат. Никакого сопротивления я оказать не могу, и Дикаев подхватывает меня и тащит опять в комнату.

– Мы же хотели поесть… – все еще всхлипывая от смеха, пытаюсь я воззвать к его разуму.

– Не готово еще, зато я готов.

И придавливает меня своим телом. Бесстыжие руки забираются под футболку, которую мне выдали взамен свитера. Я-то думала, что это забота обо мне, чтобы не перегрелась, а сейчас понимаю, что это целенаправленная диверсия. Под футболкой удобнее все тискать.

Хочу подколоть Кира на эту тему, но он решает, что настало время целоваться, и мне сразу становится не до смеха.

Словно кто-то переключает тумблер.

Секунда, и мы превращаемся в одержимых, пьющих дыхание друг друга. Дикаев обнимает крепко, но мне мало. Надо еще сильнее, еще крепче. Мне нужны его губы везде. Его голод передается мне, внутри меня растет потребность прорасти в Кире.

Футболка все-таки мешает, и Дикаев от нее избавляется. Он целует мою грудь, и я с запозданием понимаю, что джоггеры ползут вниз.

Запоздалая мысль, что надо бы остановить Кира, тает, когда дорожка из поцелуев пролегает от груди к животу. Предвкушение заставляет мой язык онеметь. Сейчас Дикаев сделает мне сладко. Разве могу я остановить его в такой момент?

Глава 63. Кир

Весело ей.

Хиханьки да хаханьки.

Кабачок она моет.

Зараза.

Отомщу. Надругаюсь. Пощады просить будет!

Но это же Истомина…

Кто еще над кем надругается…

Она так визжит и хохочет, что это действует на меня, как виагра.

А стоит мне придавить ее извивающееся тело своим, как в жертву мгновенно превращаюсь я. Кровь ударяет в голову. И не только туда.

Коза целуется, выгибается, охотно подставляет грудь моим губам и явно получает удовольствие. И я нихуя не могу остановиться. Мне нужны ее хриплые стоны.

Из-под ресниц Олька смотрит так, что это толкает меня на крайние меры. Хитринка в синих проказливых глазах и то, как Истомина облизывает губы, срывает мне башню. Она и так стояла нетвердо, в отличие от члена, а сейчас она вообще Пизанская. А то и Вавилонская. За одну минуту до падения. Мне, сто пудов, потом будет худо, но бля…

Целую подрагивающий живот, трусь об него щетиной, с наслаждением наблюдая розовые следы. Всю пометить, заклеймить. У меня до сих пор ощущение, что в любой момент коза фыркнет, топнет ножкой и унесется в дальние дали. И это чувство заставляет меня держать Ольку крепче.