Обреченный убивать - Виталий Гладкий

– Говорю, что не мешало бы добавить в стакан немного льда, – нашелся я, дабы не осложнять наши и так натянутые отношения.

– Еще чего! – фыркнула она. – Плевать. К тому же я не думаю, что уровень здешнего сервиса достигает таких невиданных высот, чтобы для клиентов был заранее включен морозильник. Так мы идем обедать или как?

– Или как… – отмахнулся я и набрал номер портье, унылого обрюзгшего турка с огромными ушами, волосы которого были обсыпаны перхотью.

– Будет сделано, эфенди![57] – бодро отрапортовал он в ответ на мои весьма скромные пожелания…

Тележку с закусками и выпивкой притащил чересчур шустрый малый с бегающими вороватыми глазками.

Дав чаевые, я поторопился вытолкать его за дверь, несмотря на намерения быстрого, как понос, пройдохи сервировать стол. Не хватало еще, чтобы моя великолепная Джо ляпнула при нем нечто, вовсе не предназначенное для чужих ушей.

Чего-чего, а стукачей в турецких гостиницах хватало. И мне вовсе не улыбалась перспектива ко всем прочим моим "радостям" попасть на крючок стамбульской полиции. Или – что гораздо хуже – контрразведки.

Плотно перекусив, Джоанна решила вздремнуть, а я, как и положено, остался на часах.

Меня не покидало чувство надвигающейся опасности, а потому время от времени я подходил к окну и осторожно выглядывал на улицу из-за не до конца задернутых штор.

Но все пока было в норме, и даже за дверью, предусмотрительно запертой мною на засов, царила мертвая тишина.

И все равно что-то было не так…

Они пришли, когда меня начал бить просто-таки самый настоящий мандраж.

Я уже не слонялся бесцельно по номеру, а стоял, буквально приклеившись к окну, откуда достаточно хорошо просматривался парадный вход в гостиницу. (Если так можно было назвать скрипучие двустворчатые двери, обитые поцарапанной латунью, некогда сверкавшей, словно начищенный самовар, а нынче едва желтевшей сквозь налет темно-коричневой с зеленью патины).

Они подъехали на двух легковушках, одна из которых была американского производства и напоминала гроб на колесах. Что эти мордастые господа приехали по мою душу, у меня не осталось сомнений еще до того, как двое из них почесали за угол, чтобы перекрыть черный ход, а трое не спеша, с достоинством прошли в вестибюль.

Из окна мне была видна каждая черточка их самодовольно закаменевших лиц и чисто профессиональная манера держать правую руку слегка согнув и на отлете, чтобы при надобности мгновенно достать какуюнибудь "дуру" невероятного калибра, пуля которой на выходе делает дырку величиной с кулак. – Эй, ты, вставай!

Я смахнул Джоанну с постели, словно муху с обеденного стола.

– А? Чего? Что?

– Прикрой свои прелести, крошка, да побыстрее. Линяем.

– Куда?

– А хрен его знает. Поторопись. За нами пришли.

Что мне нравилось в этой девчонке, так это самостоятельность и умение с полуслова оценить важность той или иной проблемы.

Не задавая больше лишних вопросов, она оделась с солдатской быстротой и, ожидая дальнейших распоряжений, застыла у двери, от вполне понятного волнения слегка прикусив нижнюю губу.

– Баул? – показал я на ее миниатюрный дорожный сундучок. – Оставьте. Там ничего ценного нет.

С этими словами она крепче прижала к боку изящную дамскую сумочку, висевшую на ремне. – Да поможет нам аллах…

Я выглянул в коридор и, убедившись, что он, как и прежде, пуст, вытолкнул Джоанну за дверь, всучив ей в руки ключ.

– Зайди в четыреста двадцатый номер, – шепнул я на ухо ей, – и открой балкон…

Четыреста двадцатый номер, по идее, занимал некий господин Костадинов, болгарин по национальности и мусульманин по вероисповеданию, подданный Турции, который приехал из Бурсы по торговым делам. Он вселился третьего дня, но ночевал в гостинице всего лишь раз.

Этот достойный господин настолько проникся любовью к нечаянному собутыльнику шведу Олафу, что при расставании подарил ключ от своего номера (естественно, незаметно для окружающих) и в тот же вечер отбыл в неизвестном направлении.

Единственным достоинством четыреста двадцатого номера была неприметная дверь в ванной, которая вела в бельевую.

Я закрыл дверь на засов и вышел на балкон. Прыжок через пропасть между двумя балконами удался на славу.

Что меня кто-то может засечь, я не боялся. Уже вечерело, и к тому же недавно пристроенная к гостинице коробка лифта весьма удачно заслоняла номер господина Костадинова от нескромных глаз.

Джоанна поторопилась запереть за мной дверь, и мы бросились к бельевой. Она была на замке, но мои универсальные отмычки могли привести в изумление и восхищение любого вора-домушника…

Все дальнейшее смешалось в сплошное мелькание отдельных кадров: спуск по желобу из оцинковки через люк в подвал, огромная корзина с грязным бельем, куда я въехал на скорости курьерского поезда и с Джоанной на шее (хорошо, что корзина оказалась наполнена почти доверху, а иначе мои кости превратились бы в муку), дверь в соседний подвал, где хранились (на кой ляд, интересно?) поломанная мебель, побитые молью ковры и прочая гостиничная рухлядь, отслужившая свой срок, наконец окно почти под потолком подвала, через которое мы выбрались на мостовую узкой извилистой улочки…

Мы ехали в моем "мерсе" и хохотали как сумасшедшие. Правда, только после того, как основательно подкрепили свои порядком издерганные неожиданным приключением нервишки несколькими глотками виски из неприкосновенного запаса, хранящегося в бардачке.

Особенно веселились мы, вспоминая ее лихую езду на моем загривке, а также представляя, как наши преследователи ломают дверь номера Джоанны, запертую на засов (грохот от ударов был слышен даже в подвале).

Я радовался как ребенок, моя задумка с запасным номером сработала на "отлично". Пока наши преследователи брали штурмом дубовую дверь, у нас образовался приличный запас времени для того, чтобы без осложнений сделать ноги. – Лично мне понравилось… – сказал я весело.

И подмигнул Джоанне, намекая на то, как мы барахтались в корзине.

В ответ я получил взгляд из серии "Гуляй, мальчик", который затем почти мгновенно сменился на обнадеживающий: "Но не очень далеко…" – Куда мы едем? – насмеявшись вдоволь, спросила моя подопечная.

И занялась макияжем, что в мелькании уличных фонарей было отнюдь не просто.

– Есть надежные места… – неопределенно ответил я, в очередной раз сворачивая с прямого пути, чтобы проверить, не прицепился ли к нам "хвост".

Нет, все-таки и впрямь что-то у нас пошло – притом с самого начала – совсем не так, как планировалось.

Конечно, опыта у меня по части подобных заданий практически никакого, и я понимал, что Кончак отправил за бугор новичка вовсе не от хорошей жизни, но чего-чего, а здорового чувства самосохранения я имел даже с избытком – без этого в нашей профессии ты просто ходячий покойник под номером один.

Тогда в чем дело?

Ладно, пусть тех двух "горилл" Джоанна притащила за собой. Похоже, здесь получился прокол у ее хозяев. Это их забота, пусть разбираются сами.

Но вот каким образом и с такой завидной оперативностью нас разыскали в гостинице – уму непостижимо. Ведь это гнездышко я готовил лично, долго и тщательно.

Господин Костадинов?

Исключено: проверен многократно и к тому же в детали моего задания не посвящен. Он должен был просто снять номер и передать ключ человеку, который произнесет условленную фразу.

Костадинов "засвечен"?

Могу дать голову на отруб, что нет. Я "водил" его по городу почти сутки, прежде чем договорился о встрече в одной из самых омерзительных забегаловок Стамбула.

Я выловил Костадинова посреди толпы, на улице, шепнув пароль и адрес. И шел за ним следом до самой стойки бара, где мы и "познакомились".

Так что же, черт меня дери, все это значит?!

Я остановил машину в предместье, на склоне холма, откуда открывался прекрасный вид на ночной город. Решение пришло как-то само собой, будто некто невидимый нашептал мне его на ушко.

– Джоанна, – сказал я серьезно, – мне нужно осмотреть твою сумочку.

– С какой стати! – фыркнула она и приняла прежний надменный вид.

– Я отвечаю за твою безопасность, а потому не собираюсь перед тобой отчитываться. Гони сюда свой ридикюль.

– Нет! Вы не имеете права…

– Имею, – перебил я строптивицу. – Потому как мне моя жизнь еще не надоела. Слишком много странностей начало происходить после твоего приезда в Стамбул, дорогуша. Давай и нишкни, иначе… – Что – иначе?

Она дерзко посмотрела мне прямо в глаза.

И тут же отвела взгляд. Похоже, то, что Джоанна там увидела, больше не располагало к сопротивлению…

Я вытряхнул содержимое сумочки на сиденье и с фонариком в руках тщательно все исследовал.

Ничего!

Тогда я прощупал и саму сумочку. И опять-таки ничего необычного, только в одном из отделений, за подкладкой, я наткнулся на небольшой конверт.