Светящийся - Стивен Кинг

Оружия в отеле нет, только ножи, висящие на магнитной доске в кухне. Но чтобы добраться до них, нужно пройти мимо Джека.

Лихорадочно ища выхода из ловушки, она не в силах была сейчас оценить горькую иронию момента: всего час тому назад, засыпая над вязанием, Венди была убеждена, что дела у них идут преотлично, а скоро будут еще лучше. И вот теперь размышляет о возможности раздобыть нож, чтобы убить мужа, если он попытается стать между ней и сыном.

Наконец она поднялась с Денни на руках, чувствуя, как дрожат ее ноги. Другого пути нет. Одного сына она здесь не оставит. Остается только полагаться на то, что Джек в бодрствующем состоянии находится в здравом уме и не представляет опасности. Он поможет им спуститься в Сайдвиндер. Но если он попытается сделать что-нибудь другое, кроме помощи, то пусть тогда Бог поможет ему.

Она подошла к двери и отомкнула ее. Положив голову Денни к себе на плечо, распахнула дверь и вышла в коридор.

— Джек! — позвала она дрожащим голосом и не получила ответа.

С растущим беспокойством Венди подошла к парадной лестнице, ведущей в холл, но Джека там не было. Когда она стояла на лестничной площадке, недоумевая, что делать дальше, снизу донеслось злое, издевательское пение:

«Повали меня в рожь, милый мой,Мою жажду любви утоли,Повали меня в рожь, повали».

Это пение испугало ее даже больше, чем молчание, но другого выхода не было — она стала спускаться по лестнице.

23. «Это она!»

Джек постоял на лестнице, прислушиваясь к убаюкивающему пению, доносившемуся из-за двери. Постепенно его смятение уступило место гневу. Никогда Венди не изменится. Он мог не дотрагиваться до спиртного двадцать лет, и все равно, когда возвращался домой по вечерам, ее ноздри подозрительно раздувались: не пахнет ли от него шотландским виски или джином. Вечно она опасается самого худшего: если бы с Денни ехали в машине с пьяным и слепым шофером и попали в аварию, то и тогда Джек оказался бы виноват.

Перед ним возникло ее лицо в тот момент, когда она подхватила Денни на руки, и ему страшно захотелось согнать с этого лица злобу и отвращение… пусть даже ударом кулака!

Какое, черт побери, она имеет право?..

Да, когда-то он действительно был пьяницей и мог выкинуть нечто ужасное, как, например, в случае, когда он сломал Денни руку. Но человек исправился, нужно оказать ему доверие или нет? А когда ему по-прежнему не верят, то трудно удержаться от искушения поступить так, как от него ожидают. Ну а если жена — втайне, а то и явно — продолжает считать мужа-трезвенника пьяницей, то… Вот и срываешься в один прекрасный момент…

Джек медленно спустился на второй этаж и постоял немного на лестничной площадке. Вытащил платок из кармана и вытер губы, раздумывая, не постучаться ли в дверь, чтобы его допустили к сыну. Какое у нее право вести себя так нагло?

Что ж, рано или поздно она будет вынуждена выйти из комнаты, если только не хочет посадить себя и Денни на голодную диету. При этой мысли его губы скривились в нехорошей усмешке. Пусть только выйдет…

Он спустился в холл, бесцельно постоял у административной стойки и вошел в столовую. Пустые столы с белыми скатертями под чистыми полиэтиленовыми пленками встретили его блеском.

Ужин будет подан в восемь часов вечера.

Танцы до утра, маски снимаются в полночь.

Джек прошел между столами, забыв о жене и сыне, забыв о своем мрачном сне, о разбитой рации и синяках на шее Денни. Его влекла к себе дверь типа «летучая мышь» с надписью «КОЛОРАДСКАЯ ГОСТИНАЯ». Он толкнул створку двери и ступил в густые сумерки бара. И тут с ним произошло нечто странное. Он бывал здесь раньше, когда проводил по инвентарному списку сверку наличного имущества, оставленного Ульманом, и знал, что бар совершенно пуст. Но сейчас, при тусклом свете, проникавшем через дверь из столовой (тоже слабо освещенной из-за того, что окна до половины были занесены снегом), ему почудилось, что он видит ряды бутылок, поблескивающих на полках, а из кранов трех полированных бочек капает пиво. Мало того, он услышал запах пива, неотразимый солодовый запах, хорошо запомнившийся ему с детства, потому что был связан с отцом.

Вытаращив от изумления глаза, Джек потянулся к выключателю. Вспыхнул тусклый свет слабеньких лампочек в трех круглых, в виде колес, люстрах, висевших под потолком.

Полки были пусты. На них не было даже слоя пыли. Пивные краны были сухими, так же, как и хромированные поддоны для слива пивной пены. Налево и направо тянулись ряды кабинок, отделенных друг от друга бархатными портьерами с целью создания максимального интима для парочек. Прямо напротив Джека — только перейти красный ковер на полу — находилась стойка с высокими вращающимися табуретами, обитыми черной кожей.

Он подошел к ней, стараясь отогнать наваждение. Он мог бы поклясться, что видел здесь мягко поблескивающие во тьме бутылки, правда, видел смутно, как видится за освещенным окном через задернутые занавески интерьер комнаты. Единственное, что осталось в баре, — это запах пива. Но Джек знал, что такой запах пропитывает все бары мира и держится стойко, несмотря ни на какие ухищрения. Однако здесь запах был резким… и почти свежим.

Джек уселся на один из табуретов, опершись локтями на обитый кожей край стойки. Слева стояла чашка для земляных орешков — сейчас пустая, конечно. Он впервые оказался в баре за девятнадцать последних месяцев, а проклятая забегаловка оказалась пустой… на его счастье. Но все равно, горькая волна ностальгии, страшная жажда не давали сейчас думать ни о чем другом, вызвали тошноту и желание завыть от ярости.

Джек снова глянул на полки в тщетной надежде увидеть бутылки, но полки были пусты. Он ухмыльнулся от обиды и разочарования. Пальцы, медленно сжимаясь в кулаки, царапнули кожу стойки.

— Здорово, Ллойд, — сказал он неожиданно, — дела сегодня идут не блестяще?

Ллойд согласился и спросил, что он желает выпить.

— Очень мило, что ты спрашиваешь меня об этом, дружище, потому что в кошельке у меня завалялись две бумажки по двадцать долларов и две десятки. Я боялся, что они пролежат до следующего апреля. Поверишь ли, здесь нет ни одной забегаловки, словно на Марсе.

Ллойд посочувствовал.

— Знаешь что, — сказал Джек, — выставь-ка мне двадцать бокалов мартини, ни больше ни меньше. По одному за каждый месяц, что я провел трезвенником, и один для прицепа. Можешь такое сделать для меня? Ты не очень занят?