Дом доктора Ди - Акройд Питер

– Мне уже пора, – сказал я. Он хотел встать и проводить меня, но я положил руку ему на плечо. – Нет, Оставайтесь с собакой. Я только зайду к матери.

Она ждала меня на кухне, и мы в первый раз обменялись рукопожатием. Это был очень странный жест, но отчего-то он показался нам уместным. Затем я поцеловал ее в щеку.

– Я еще появлюсь, – сказал я.

Я вышел из дома и уже шагал по Вулфстан-стрит, когда меня захлестнула первая волна чувства. Что-то поднялось во мне и бросило меня на кирпичную стену соседнего сада. Я словно пытался удержаться на поверхности ощущения гораздо более мощного и глубокого, чем все мои собственные душевные порывы. Оно наполнило меня, а потом, спустя несколько мгновений, исчезло. Я все еще стоял, прислонившись к стене, и теперь поднес руку к лицу. Вскоре я завернул за угол, на Брейбрук авеню, и направился к «Илинг-Бродвею». В этих местах прошло мое детство, которое я раньше презирал и отвергал, но сейчас я испытывал странное умиротворение и даже радость. Я видел, как девочка переводит через дорогу старика, и слышал, как кто-то поет неподалеку. Мне кажется, что именно тогда я начал жалеть своего отца.

«Очистились ли вы, мистер Келли? Вы хорошо знаете, что, если предпринимающий сие не чист, он навлечет на себя кару».

«Я воздерживался от соития в течение одного дня и одной ночи. Я не грешил чревоугодием. Я вымыл все тело и остриг ногти».

«Тогда смело переступайте порог. Это место священно». И мы вошли в свою тайная тайных, гадальню или келью прозрений, неся с собою кристалл, каковой я с должным благоговеньем возложил на шелковую ткань. «Сядьте за опытный стол, – промолвил я, – и изготовьтесь ко всему, что может быть увидено или услышано».

«Нет ничего более тяжкого, доктор Ди. Сей труд изнуряет меня».

«Что ж, покуда вы еще крепки». Я стал за ним на своем обычном месте, хотя мне не дано было узреть что-либо in crystallo. «Вы еще ничего там не видите?»

«Нет. В камне не видно ничего, даже золотой завесы».

«Прозрачность камня такова, какою ей надлежит быть по природе?»

«О да».

«Значит, мы должны преисполниться веры и ждать, ибо в наших руках огромная сила. Мы постигли многое и постигнем еще больше».

«Теперь я вижу в камне золотую завесу, – прошептал Келли немного спустя. – Она не шевелится. Нет, шелохнулась. Она словно бы далеко-далеко от меня, а между завесой и своим передним краем камень прозрачен. Под завесой я различаю ноги людей до колен. Сейчас все замерло».

«Наберитесь же терпенья, мистер Келли, ибо картины сии чудесны».

И мы вернулись к своему бдению. Каждый сеанс занимает день, но поскольку всякая попытка сопряжена с величайшими предосторожностями и трепетным волнением, мы входим в эту комнату лишь однажды в неделю. Кроме того, многое требует истолкования, и смысл всего увиденного открывается мне только по мере просмотра моих книг: сии истины не следует схватывать с жадностью, уподобляясь псам, треплющим за уши медведей в Парижском садике.

С той поры, как Эдуард Келли поступил ко мне на службу и мы с ним впервые побывали на пересохшем болоте близ Уоппинга, куда привели нас поиски древнего города Лондона, минуло ровным счетом двенадцать месяцев. Однако туман, коим окутано былое, не так легко развеять: мы возвращались на пустырь несколько раз, но не нашли там ничего, кроме кургана и обломка старинного камня. Как-то зимним вечером, когда воцарилась тихая погода (к вящему неудовольствию Эдуарда Келли), я даже установил на кургане столик, водрузив на него сосуды с маслом, вином и водою: Агрикола в своем «De re metallica» [64] пишет, что луч свечи, падающий на поверхность сих жидкостей после отражения от гладкого металла, может возродить образ забытых вещей. Однако в свете луча не возникло ничего, способного помочь нам, и все осталось скрытым. Мы могли бы попросту начать раскопки, но лишь рискуя выдать свои замыслы. «Я чувствую себя так, будто родился не в свое время, – сказал я Эдуарду Келли той ночью, когда мы возвращались с Уоппингского болота. – Будто мне предлагают любоваться деревянным глобусом, тогда как я жажду увидеть все небо». Говоря это, я и впрямь был близок к отчаянию, но вдруг обнаружил стрелу, могущую поразить нашу цель иначе. «Впрочем, – сказал я, – почему бы вам не стать моими глазами?»

«А именно?..»

«Мы должны снова обратить свои взоры к камню. Вы хорошо знаете, как действует на солнечные лучи параболический отражатель, или воспламеняющее зеркало. Так почему бы нашему священному кристаллу, нашему дивному камню не увеличить и не сделать зримым окружающий нас мир духов? Где отыщем мы лучших проводников на пути к канувшему в землю граду?»

«Конечно, – ответил он, – сей камень обладает волшебными свойствами, ибо я уже видел в нем чудные картины. Но я не уверен…»

«Нынче не время угрызаться сомнениями, Эдуард. Если он и вправду таит в себе ключ к сокровенному, его следует блюсти и охранять. Я приготовлю маленькую келейку за своей лабораторией, и она будет замкнута и заперта от посторонних глаз – даже моя жена не отважится войти туда. И там, в этой уединенной комнате, мы станем вопрошать камень упорно и терпеливо. Иначе нам ничего не достигнуть».

Так было решено оборудовать для волшебного кристалла комнату, к каковому труду я приступил на следующий же день. На полу я начертал магические круги, символы и заклинания, ведомые мне благодаря «De mysteria mysteriorum» [65] Корнелия Агриппы. Затем с помощью «Mutus Liber» [66] я сделал прозрачный столик, круглый, как тележное колесо, и желтою и синею красками нанес на него необходимые символы и имена; по бокам он тоже был расписан, но алым цветом, а каждая ножка покоилась на восковой печати Гермеса Трисмегиста. Большая печать с выдавленными на ней священными именами была положена мною в центр столика; затем я накрыл все это красным шелком, а сверху поместил хрустальный камень. И наши кропотливые приготовления не были напрасными, ибо, laus Deo, сей камень оказался истинно ангельским, отворяющимся под взором Эдуарда Келли; в сем стекле были замечены многие предметы или образы предметов, посланные нам – в чем я нимало не сомневался – либо самим Богом, либо по его воле.

Первого посещения мы удостоились не более чем через неделю после всей этой тщательной подготовки и начала опытов. «Там брезжит завеса, – сказал Келли, склонившийся над кристаллом, – и вот она поднимается как бы рукою». Я затрепетал от любопытства и восхищения и стал умолять его говорить обо всем как можно подробнее. «Теперь я вижу маленького мальчика. Он вынимает из кармана какую-то книжечку. Глядит на рисунок в книжечке».

«Вы видите рисунок?»

«Нет. Он переворачивает страницы книги. Его словно окликнул некто, кого я не слышу. Одежды мальчика испускают сияние внутри камня. Мальчик как бы собирает вокруг себя дымку и исчезает в непроницаемой пелене. Теперь он пропал».

Второй посланец явился на следующей неделе. «Завеса шевелится, – сказал Келли. – Там что-то есть, однако я еще не могу разобрать что. Теперь вижу человека, идущего по белой дороге. Это высокий мужчина преклонных лет, с непокрытой головой».

«И сие происходит въяве?»

«Я гляжу в камень своим телесным взором, доктор Ди, а не мысленным. Сейчас этот человек идет прямо к нашему дому! Он уже поравнялся со старым колодцем».

«Неужели он так близко?..»

«Он приближается к дому. Делает взмах, словно желая постучать в дверь. Но вдруг опускает руку и смеется». Внезапно Келли рывком откинулся назад. «Он бросил из камня пылью мне в глаза».

«Глядите же в камень, – взмолился я, – ведь сей старец совсем рядом с нами».

«Вот он дернул завесу, как бы обернув ее вокруг камня, и я более ничего не вижу».

Он распрямил спину, лихорадочно дрожа, и я готов был задрожать вместе с ним: что за призрак или демон едва не постучался ко мне в дверь? И тут я вспомнил отца. «Не было ли у того престарелого человека седой раздвоенной бороды?» – спросил я Келли, который уже вновь оперся на столик, вглядываясь в камень точно во сне.