Джек Бестелесный - Джулиан Мэй

Но в это утро я ощутил квинтэссенцию Обезьяньего озера.

Вздымающиеся горы словно бы вызывали барабанную дробь внутри меня.

Я вдыхал пряную пронзительность, исходившую от ледников, ощущал вызывающее упорство доблестных низеньких корявых деревьев-ветеранов, противостоящих бурям и метелям не одну сотню лет. Я слышал грохот лавины, плеск водопада, летящего вниз на противоположном берегу. И самое важное: я заметил, что за мной следят другие сознания – кроткие субрационные оперантные сознания, чей вклад в атмосферу Обезьяньего озера превратил его в уникальное место на Земле. Я испытал изумление и благодарность, что эти сознания как будто охотно готовы допустить в свою обитель нас с Терезой и нерожденного Джека.

Мои страхи и дурные предчувствия исчезли, как исчезла роса с ивовых зарослей. Я помолился, чего не делал уже давно, а затем забрал, сколько мог, мешков с припасами, поднялся по тропке к хижине и начал готовить завтрак.

В течение первой недели на Обезьяньем озере, которая была последней перед тем, как служащие заповедника его покинули, мы с Терезой не делали ничего, что могло бы заметно изменить вид на хижину с воздуха. И действительно, два древних воздушных судна пролетели-таки над нами – большой, похожий на банан турболет с каким-то объемистым грузом, свисавшим под ним на канате, и допотопный гидросамолет «чесна». Оба пролетели далеко на юге за горой Джекобсен, направляясь на северо-запад, в сторону управления заповедника в Белла-Кула. Шум двигателей заранее предупредил нас об их приближении, и мы успели спрятаться. Я телепатически исследовал тех, кто в них находился, но сумел узнать только, что оперантов среди них нет.

Свою хозяйственную деятельность я начал с того, что выкопал поближе к хижине новую отхожую яму, перетащил на нее нужничок и починил его крышу. Тем временем Тереза собирала мох и к исходу недели набила двадцать больших мусорных мешков, так что у нас уже было, чем конопатить стены.

Следующей задачей была постройка склада для припасов, без которого никак не обойтись в местах, где водятся медведи, росомахи и другие любители поживиться даровым угощением. О вкусах большеногов я знал очень мало, но подозревал, что они окажутся навязчивее даже гризли, если сочтут наш лагерь удобной столовой. И склад следовало строить с учетом всех этих возможностей.

Судя по справочникам, проверенный веками метод сводился к тому, чтобы найти четыре крепких дерева, образующих небольшой квадрат, спилить нижние ветки и между полученными таким образом четырьмя столбами соорудить платформу, к которой полагалась приставная лестница. К несчастью, наша хижина находилась на северном склоне и вокруг росли лишь кривые тсуги и другие деревья, изуродованные зимними ветрами и снегом. В конце концов, я остановил свой выбор на двух пятнадцатиметровых соснах шагах в ста выше по склону и вблизи от ручья Мегапод. У основания их видавшие виды стволы я не мог обхватить руками, но чуть выше они становились совсем тонкими и не слишком хорошо подходили для моей цели. Две другие опоры я придумал сделать, вкопав в землю обтесанные стволы поваленных деревьев. Но каменистая земля оказалась такой твердой, что в конце концов мы решили обойтись тремя опорами.

Затем я свалил подходящую ель и обрубил ветки моим старым топором, а макушку оставил целой для камуфляжа. (Конечно, пилой было бы легче, но от нее поднимались бы предательские клубы пара, и пользоваться ею до первого сентября мы не рискнули.) Срубленный ствол мы доставили на место с помощью портативного ворота «Ну-ка, ну-ка», а затем, подвесив ворот на треноге из шестов, установили ствол в яме вертикально и засыпали яму землей и камнями. Попозже предстояло надеть на все опоры козырьки, изготовленные из консервных банок, чтобы белки, мыши и другие мелкие воришки не могли взобраться наверх.

Лестницу я сколотил из тонких деревцев – нарочно хлипкую, чтобы она не выдержала веса большенога, – влез на нее и прибил поперечные брусья для настила. К моему удивлению, Тереза вызвалась прибить к брусьям жерди и соорудить каркас под плассбрезент.

– Я ничуть не боюсь высоты! – Она засмеялась. – Когда я пела Царицу Ночи, приходилось почти все время свисать с колосников.

Ну я и оставил ее трудиться на четырехметровой высоте и бесстрашно распевать за работой, а сам принялся сооружать времянку, чтобы было где укрыться, пока не отремонтируем хижину.

Времянка, которую Тереза окрестила Беседкой, больше всего напоминала вигвам из жердей, сверху стянутых проволокой и укрепленных растяжками, чтобы ветер не повалил сооружение. Когда каркас был укрыт тяжелым плассбрезентом и с трех сторон плотно обложен лапником, получилось довольно уютное жилище. Четвертую сторону, обращенную к хижине, до которой было метра три, я затянул прозрачным плассом, пропускающим свет. Откидная дверь туго зашнуровывалась изнутри. Полом служил плассбрезент, аккуратно завернутый по краю и скрепленный со стенками, чтобы внутрь не затекала вода. Я засыпал его сухой травой, чтобы она впитывала влагу и было не так скользко ходить по нему.

В Беседке нам предстояло прожить недели четыре. Естественно, она не отапливалась. Но погода стояла теплая, с непродолжительными дождями. После первого налетевшего ливня я соорудил перед дверью подобие навеса, покрыв его не плассом, а старой кедровой дранкой, которую мы тщательно собрали для будущего употребления. Я извлек из кучи мусора чугунную печку и установил под навесом, выведя укороченный дымоход вбок. Получилось отлично. Как только будет безопасно топить ее, начнем варить и печь, а не пробавляться концентратами, кипятя для них воду в крохотной микроволновке. Первые заморозки покончат с кровососами, и можно будет посиживать у огня и греть наши косточки, если только не разразится буря, и даже сушить у печки одежду, когда она отсыреет.

Поленницу и колоду для рубки дров я сложил у навеса. После того как мы отремонтируем хижину, Беседка превратится в дровяной сарай в двух шагах от крыльца, так что добираться туда будет просто, даже если сугробы нанесет до крыши. Я собрал разбитые половицы и сколотил из них скамьи и пару шатких столиков. Изготовил я и несколько грубых полок, обещая снабдить нас мебелью поприличнее, когда получу возможность напилить новые доски. Палатку я установил в глубине Беседки: она служила нам в качестве спальни и единственного надежного приюта от кровожадной мошки, комаров и жигалок, которые допекали нас, несмотря на психопринуждение и репелленты, к которым мы прибегали.

Эти первые дни мы работали так усердно (и так быстро засыпали по ночам), что времени для разговоров почти не оставалось. Тереза была весела, но очень часто погружалась в таинственное общение с эмбрионом, которому, как выяснилось, очень нравилась обстановка, в которой мы оказались. В работе она охотно подчинялась моему руководству и без жалоб делала все, что я ей поручал. Я убедился, что она очень сильная и аппетит у нее волчий, а беременность словно бы не причиняла ей никаких физических неудобств. Поскольку внешне еще ничего заметно не было, я вообще забывал о ее положении.