Миф об идеальном мужчине - Татьяна Устинова

Он помолчал, раздумывая, как спросить, чтобы Гольдин ответил.

– Скажите, почему вы не стали обращаться к девушке, которая сидит у вас за дверью? И секретарша Мерцалова как-то странно…

В глазах Гольдина что-то изменилось так внезапно и так устрашающе, что Игорь невольно подобрался. Такой бурной реакции он не ожидал, хотя и предвидел нечто такое.

С лица Гольдина как будто сдернули какую-то пелену, как паранджу с мусульманки. Игорь увидел на этом лице сразу все – смятение, боль, страх, злость…

– Я не хочу говорить об Элеоноре Ковровой, – отчеканил Гольдин. – Простите. Я готов обсуждать все, что угодно, но только не это.

Он так и сказал “это”, а не “ее”. Вот так история, подумал Игорь. Ну, Сергей Мерцалов, супермен и плейбой, заварил ты кашу…

– Почему? – спросил Игорь. – Почему, Александр Дмитриевич?

Гольдин вдруг с силой дернул себя за волосы и прикрыл глаза.

– Я так и знал, – тихо сказал он. – Я так и знал, что все будет ужасно. Но я не знал, что настолько…

– Что будет ужасно? – Игорь пристально смотрел в бледное веснушчатое лицо с запавшими глазами.

Гольдин открыл глаза, снова затянутые непроницаемым темным покрывалом.

– Я не стану обсуждать это, – спокойно сказал он, – потому что я ненавижу расчетливых, лукавых и лживых сук. Пожалуйста, увольте меня, Игорь Степанович. В нашем институте есть множество особей, готовых обсуждать все, что угодно, особенно если от этого воняет. А я – не могу. И не буду. Извините, Игорь Степанович…

Клавдия вынула из сумки зонт, отстегнула хлястик, придерживавший выцветший нейлон, и хорошенько потрясла все сооружение, по опыту зная, что залежавшийся в сумке зонт на улице ни за что не раскроется. Ему нужно было для начала показать, что именно от него требуется Клавдии. Зонт некоторое время упрямился, но потом все же раскрылся, выгнув стальные прутья совсем в другую сторону.

– Чтоб тебя… – пробормотала Клавдия и еще несколько раз подергала его туда-сюда, призывая раскрываться правильно.

– Ты уходишь? – спросила рядом Лида, снимавшая халат.

– Собираюсь, – пропыхтела Клавдия, сражаясь с зонтом. – А что?

– Да ничего, – равнодушно сказала Лида. – Пока. До завтра.

– Пока, – ответила Клавдия, складывая зонт. – Давно пора новый купить. Что-то он совсем не работает…

– Купи, – согласилась Лида.

Они устали и разговаривали просто так, чтобы не собираться в полном молчании.

На улице было совсем темно – осень и дождь. На небе ни одного просвета. Машины как будто плыли по тихому Воротниковскому переулку и вливались в бурный поток Садового кольца. Где-то там под дождем мыкался и соглядатай, и тот человек, которого майор Ларионов отправил наблюдать за Клавдией.

Господи, как это вышло, что он ей сегодня позвонил?!

Может, и впрямь беспокоился? Или просто у него было пять минут, и он решил выяснить, как там его подопечная? Андрюха же никогда и ничего не делает наполовину…

– Девушки, до свидания, – проговорила Клавдия в приоткрытую дверь материальной комнаты, где заместительница Наталья Васильевна что-то горячо обсуждала с бухгалтершей и двумя провизоршами.

– До завтра, Клава, – откликнулась Наталья Васильевна.

На высоком крылечке под крышей Клавдия вновь вступила в сражение с зонтом и вышла из него победительницей. Зонт открылся сразу же и в нужном направлении.

Тяжело в ученье, легко в бою, подумала Клавдия про зонт и стала спускаться, стараясь не зацепить спицами за стену.

– Клава! – закричали из аптеки, и в жидком свете, падавшем из окна на тротуар, Клавдия увидела Наталью Васильевну. – Клава, подожди минутку!

Дима Мамаев в своей “девятке” наклонился к рулю, пытаясь сквозь мутную пленку дождя рассмотреть, что происходит на аптечном крыльце. Потом быстро опустил стекло и краем глаза отметил, что соглядатай на своих “Жигулях” стоит гораздо ближе и видит все значительно лучше его, Димы.

– Что такое, Наталья Васильевна? – спросила Клавдия, страшась, что сейчас ее оставят доделывать за кого-нибудь срочную работу.

– Клава, ты же мимо “Сокола” едешь, правильно?

– Да, – подтвердила Клавдия.

– Завтра с утра зайдешь в налоговую, оставишь там наши бумаги, ладно? Варвару Алексеевну я предупрежу, что ты попозже приедешь. Только паспорт захвати, там паспорт спрашивают… Пойдем, я тебе все отдам. Надо же, весь день помнила, что тебя нужно в налоговую отправить, а вот чуть не забыла… Хорошо, что ты далеко не ушла.

Лучше бы ушла, мрачно решила Клавдия.

“Зайти в налоговую” – это удовольствие на полдня. Там очередь, как в былые времена перед американским посольством. А налоговые барышни еле шевелятся. Им-то спешить некуда, от них несчастные страдальцы, вынужденные платить налоги, никуда не денутся. Как будто не денежки им подносят на блюдечке с голубой каемочкой, а дохлых лягушек.

Но не спорить же с заместительницей!

Конечно, Клавдия возьмет бумаги, и много часов промается в очереди, и вынесет все налоговое хамство, и будет униженно благодарить, если барышня, принимающая бумажки, не швырнет их ей в физиономию по причине отсутствия запятой, которую необходимо поставить той же ручкой. Если ручка другая – расстрел и конфискация имущества, десять лет без права переписки, каторжные работы и электрический стул.

Улыбаясь, как побитая собака, пытающаяся сохранить остатки своей собачьей гордости – мне, мол, все нипочем, можете побить еще раз, – Клавдия поплелась за Натальей Васильевной обратно в аптеку и долго выслушивала инструкции, что именно и в какое именно окошко следует совать и как именно следует ублажать налоговую барышню, занимавшуюся делами их аптеки.

Ну и ладно. Ничего. Подумаешь, заеду в налоговую, первый раз, что ли…

В конце концов, у нее сегодня необыкновенный вечер. Сегодня с полным правом она будет звонить Андрею Ларионову и разговаривать с ним. И он будет ее слушать не потому, что она подруга его сестры, а потому, что он сам просил ее позвонить. Потому что он за нее беспокоится.

Неизвестный Дима, которому Андрей поручил наблюдать за ней, где-то совсем близко, и можно не волноваться, что у нее опять отнимут сумку или убьют на страшном безлюдном пустыре около дома.

Сегодня – не убьют. Сегодня она всесильна, потому что днем Андрей позвонил ей, и кто-то свой сейчас где-то близко, хоть Клавдия его и не видит.

Дима Мамаев увидел, как она свернула в сторону метро “Маяковская”, и проводил глазами “Жигули”, выехавшие на улицу Чехова.

Странно. Почему соглядатай не поехал за ней на метро?

Уверен, что по дороге она никуда не зайдет, не заедет, не отправится ночевать к родителям или к подруге? Сколько же времени за ней ходят, если успели так хорошо изучить ее привычки? И почему так уверены, что эти привычки неизменны?