Учитель и ученик - Грэй Клаудия

Он сидел несколько долгих мгновений, обдумывая это, чтобы быть уверенным, что отвечает честно. - Джедаи не заставляют Республику ничего делать. Мы служим Республике, а не наоборот. Но что касается того, почему Республика не действует...у меня нет хорошего ответа для тебя.”

Рахара грубо вытерла щеку тыльной стороной ладони. “Если Республика не может сделать что-то столь же достойное и простое, как нападение на рабство, то почему у нас вообще есть Республика?”

-У меня нет хорошего ответа, - повторил Куай-Гон.”

Порабощение было одним из зол, существовавших за пределами Республики-грязный факт жизни там, который Республика никогда не стремилась искоренить. Некоторые планеты никогда не работали при какой-либо другой системе труда. И разные виды по-разному интерпретировали рабство. Эта концепция означала нечто совершенно иное для людей, чем, скажем, для Т'Заки, инсектоидных существ, которые разделяли Разум улья. На языке тзаки слово "свобода “переводилось примерно как "бесцельность".”

Но для подавляющего большинства разумных существ рабство было глубоко болезненным, а его действие-чрезвычайно коррумпированным. Куай-Гон понимал, что власть Республики заканчивается на ее границах...но ее влияние не исчезло. Конечно, это влияние можно было бы применять гораздо чаще, чтобы помочь порабощенным людям. Почему же этого никогда не было?

"Эта гниль гноится в нас с самого начала", - подумал он. Неудивительно, что Черка злоупотребила им.

Было ли это что-то, что Куай-Гон мог изменить?

Рахара немного взяла себя в руки. “Итак, я права, что вы, ребята, собираетесь преследовать Черку?”

“С точки зрения прекращения их чрезмерного влияния на эту планету,-сказал Куай-Гон, - да.”

“Тогда я хочу войти.- Ее улыбка была такой же острой, как любой клинок. - Потому что ничто в этом мире не доставит мне большего удовольствия, чем заставить Черку испуганно бежать.”

Куай-Гон ожидал, что Пакс будет протестовать по поводу его безопасности, или по поводу того, как трудно было бы принять корпорацию такого размера, или просто ради протеста. Вместо этого он улыбнулся Рахаре. “По-моему, это просто великолепное развлечение.”

—

Как только "Милосердие" высадил их на Пиджале, Оби-Ван И Куай-Гон поспешили через травянистую равнину, где их ждал личный корабль. Пакс и Рахара были неплохими пилотами, но Оби-Ван с нетерпением ждал возможности снова полетать, даже если это будет простой прыжок в атмосферу.

Хотя на самом деле полет вроде этого был не так уж и интересен, как поездка на варактиле—

“Хорошо”-сказал Куай-Гон, когда они вошли в корабль. - Давай выбираться отсюда.”

Оби-Ван держал корабль низко, скользя вдоль линий деревьев, ныряя в любую большую поляну. Сканеры оставались в автоматическом режиме, и Оби-Ван взял на себя управление только для того, чтобы обеспечить глубокий охват любых холмов, которые, казалось бы, могли содержать пещеры-что на этой луне означало большинство из них. Куай-Гон долго молчал, и Оби-Ван воспринял это как подтверждение того, что он поступает правильно.

И все же он снова оказался неверно истолкованным Куай-Гоном.

Спустя долгое время, почти перед самым возвращением в Пиджал, Куай-Гон сказал: "Падаван, ты помнишь, что я говорил тебе о своем сне?”

- О, нет. Он был там одержим пророчествами? Но Оби-Ван был полон решимости выслушать его. “Да, я припоминаю, хотя вы не поделились многими подробностями.”

“Я видел церемонию заключения договора.- Голос Куай-Гона был тихим, задумчивым. “Так же живо, как если бы я был там, или даже больше. И все же здесь были сюрреалистические элементы—крики, кровь. Видение моего светового меча, поднятого вверх, как будто для того, чтобы блокировать атаку. Но, может быть, это был сам договор, который я должен был блокировать.”

Оби-Ван тщательно сформулировал свой ответ. “Это действительно звучит довольно ... символично.- Конечно, это можно было сказать с уверенностью. Многие сны были символическими.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Судя по его тяжелому вздоху, Куай-Гон, должно быть, почувствовал неуверенность Оби-Вана. Похоже, он его не винил. - Возможно, это безумие или, по крайней мере, гордыня. Верить, что во всем этом действует Сила. Что это будет работать во мне.”

- Сила есть во всем, Учитель.-Именно в этом Оби-Ван был уверен. “Я не могу сказать, имеет ли это какое—то отношение к твоему сну, но оно присутствует и ведет нас, если мы прислушаемся.”

“Очень верно. Но кого или что я должен слушать? Может ли быть так, что я должен слушать свой сон?”

Оби-Ван собрал все свое мужество. - Прямо сейчас твой сон согласуется с твоим сознанием. Так что я действительно не вижу конфликта.”

Куай-Гон покачал головой, но не из-за того, что сказал Оби-Ван, а, возможно, из-за какого-то неслышного диалога внутри его собственного разума. - Видения от Силы всегда имеют более глубокий смысл, чем то, что появляется на первый взгляд. Если это видение...тогда я должен найти то, что скрыто в нем.”

Прежде

Куай-Гон сидел в каюте Дуку, один в темноте, если не считать света голокрона.

С того рокового задания по истории прошло уже много месяцев. Получение высоких оценок за сочинение только подстегнуло его восхищение. Пророчества стали для него почти навязчивой идеей.

Но это была навязчивая идея, мало чем отличающаяся от других Падаванов его возраста—которые часами просматривали голограммы световых мечей или следовали за своими любимыми пилотами-гонщиками и хвастались любыми победами. Куай-Гон никогда не говорил об этом, не из чувства стыда или проступка, а только потому, что Раэль предположил, что мнение мастера Дуку о пророчествах и мистиках было сложным.

Если бы он боялся быть пойманным, то был бы более осторожен. Он не стал бы брать голокрон в каюту Дуку, чтобы изучить его наедине. И уж конечно, он никогда бы не пришел в такой восторг от этих пророчеств, что потерял всякое представление о времени и все еще был там, когда Дуку вернулся домой. Когда дверь открылась, Куай-Гон, как обычно, повернулся, чтобы поздороваться с Учителем. Только выражение лица Дуку подсказало ему, что он совершил ошибку.

“Что, - сказал Дуку, отчетливо выговаривая каждое слово, - все это значит?”

Теперь Куай-Гон знал, что лучше сразу же признаться мастеру Дуку в любой ошибке или сомнении; он уважал прямоту, и, кроме того, в конце концов он всегда все поймет. “Это голокрон пророчества, Учитель. Я изучал его для классного проекта, и с тех пор я был ... ” какое было правильное слово? “—заинтересован.”

Затем в комнату вошел Дуку, сбрасывая с себя темную мантию. Он уставился на голокрон, но не со злостью, а с восхищением, которое Куай-Гон узнал. - Падаван, такое знание ... заманчиво, но и опасно.”

- Но почему же? Я знаю, ты говорил, что желание увидеть будущее может привести к темной стороне, но я не думаю, что оно делает это со мной.- Как и любой другой подросток, одержимый навязчивой идеей, Куай-Гон продолжал настаивать. “Это даже сделало меня лучшим учеником! Вы можете спросить моих учителей истории, как истории джедаев, так и Галактической—”

- Мнение ваших учителей в этом вопросе не имеет никакого значения. Они не знают пророчеств так, как я. Они не изучали их так, как я. Они не могут знать о риске.”

Даже когда Дуку произнес такое страшное суждение, он продолжал идти к голокрону. Ее сияние упало на него, когда он уставился на него. Куай-Гон не мог прочесть этот взгляд. Неужели его Учителю больно? Был ли он в благоговейном страхе? С мастером Дуку эти реакции не так уж сильно отличались.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

“Я заберу голокрон обратно,-пообещал Куай-Гон. Это было единственное, что он мог думать, чтобы сделать. - Я никогда больше не принесу его сюда, обещаю.”

“Меня беспокоит не то, что ты изучаешь голокрон здесь, а то, что ты вообще его изучаешь, - сказал Дуку. Но теперь он уже не казался таким сердитым. Может быть, он уже успокоился. Куай-Гон очень на это надеялся. “Ты ведь будешь продолжать смотреть на него, правда? Независимо от того, что я тебе скажу.”