Посвященный - Владимир Лошаченко

Алеша, бросив повод на седло, подошел и спросил:

– Что случилось, сударыня? – Вас кто-нибудь обидел?

Юноша спрашивал девушку на турецком, она к его облегчению поняла. Из невнятных судорожных всхлипов, Алеша понял – случилось несчастье с ее отцом. Три дня назад на узкой улочке его сшиб конный турок. Отец сильно ударился спиной об угол дома и у него отнялись ноги. Местные лекари только разводят руками – ничего не могут сделать.

– Как вас зовут, милая девушка?

– Илона.

– Илона, я попробую помочь вашему отцу, но мне нужно осмотреть больного.

– Пожалуйста. Помоги, чужеземец, – она с мольбой посмотрела на Одоевского своими огромными черными глазами.

– Меня Алеша зовут – смутился юноша.

– Помоги ему, Алеша, мы щедро вознаградим тебя, наш род Костакисов богатый и знатный.

– Ай, да ничего не надо, разве что поцелуй твоих красивых губ.

В этот раз покраснела девушка.

– Ты получишь не только поцелуй – еле слышно прошептала она.

– Тогда поехали, покажешь дорогу.

Он легко вскинул пискнувшую гречанку в седло, запрыгнул сам и рысью понесся с базара. Следом бежали двое юношей – они оказались братьями Илоны. Один брат остался со служанкой.

Вскоре Илона ткнула изящным пальчиком в большой дом из белого камня, возвышавшийся над высоким забором. Весь забор перевит лозой винограда. У ворот Одоевский спрыгнул с Орлика и бережно снял с коня девушку. Она покраснела пуще прежнего – ей очень понравились крепкие руки этого русского офицера, с большим трудом Илона успокоила свое расшалившееся воображение.

Заведя Орлика в широкие дубовые ворота, Алеша отдал поводья одному из братьев.

– Поставьте, пожалуйста, в тенек. – Ты охраняй нашего Орлика – обратился он к Снежку.

Тот согласно наклонил свою лобастую голову.

Вышедшей красивой женщине, оказавшейся матерью Илоны, девушка представила Алешу. Аврора – так звали женщину, предложила юноше подняться наверх.

– Муж находится на втором этаже – произнесла она извиняющемся тоном.

Алеша поднялся вслед за ней.

Хозяин, Николас Костакис, удачливый виноторговец и богатый землевладелец, лежал беспомощный на кровати под балдахином. Нынешнее положение ужасало этого мужественного человека – бедная жена, дети, они то, чем заслужили такой удар судьбы. Мало того что он навсегда прикован к постели, так еще и любое движение доставляло ужасные боли в крестце. Если у него перелом позвоночника – он обречен и Николас, в который раз с нехорошим интересом посматривал на два кремневых пистолета в богатой серебряной насечке, висящих у него над головой на ковре.

Внезапному визиту русского офицера он поразился чрезмерно. Представившись, Алеша объяснил цель своего появления.

Грек, мягко говоря, удивился. Его смотрели лучшие лекари Скопье – солидные и уважаемые люди А тут какой-то юнец заявляет о том, что может помочь. Бред, но утопающий хватается за соломинку. Так и сейчас – Николас рассудил, а что он собственно теряет, на кону его здоровье и благополучие всей семьи.

– Юноша, если вы меня поставите на ноги, я осыплю вас золотом, моя благодарность не будет иметь границ. – Здоровье дороже всего на свете, жаль что мы поздно об этом вспоминаем.

Выслушав хозяина, Алеша попросил перевернуть его на живот. Аврора тот час кликнула сыновей и те, под стоны и крики больного, выполнили просьбу юноши.

– Госпожа, мне понадобится твореное вино, полотенце и чистая простынь.

Когда все доставили в спальню, Алеша попросил раздвинуть шторы на окнах и выйти всех вон.

Сняв китель, помыл руки водкой, а затем приступил к осмотру больного грека. Щипками определил границу онемения тела, затем настроился на особое зрение. Биополе Николаса оказалось чистое, ровное, прерывавшееся в одном месте – в крестце.

Изменившимся взором Алеша стал осматривать позвонок, принялся за его лечение – потребовался минимум энергии, костная ткань срослась и зарубцевалась на глазах.

– Так, что у нас внутри – слава Богу, спинной мозг не поврежден, зато главный нерв порван. – Ну-с приступим.

Сращивать нерв – не воробьями фигушки показывать. Во-первых, сам процесс медленный, требует много энергии и, вдобавок, особой ювелирной точности.

На всю операцию Алеша затратил не менее трех часов. Он добился главного – нерв срощен. Обессиленный Алеша опустился на скамью у стены и бездумно глядя в окно, просидел около часа. Встрепенулся от дикого голода – организм требовал возмещения потраченных калорий.

Подойдя к кровати, обнаружил грека спящим – довольно хмыкнув, Алеша вышел из спальни. Его встречали все домочадцы, они не решались спросить юношу о результате и смотрели на него в волнении, с тайной надеждой. Алеша улыбнулся:

– Все хорошо, ваш отец через дня три-четыре бегать будет.

Что тут началось – бешеный взрыв эмоций, писк женщин, могучий крик сыновей. Одоевский думал что его в первые минуты разорвут – каждый хотел обнять русского волшебника.

Наконец народ успокоился, Аврора, обратив внимание на бледность юноши, спросила, что с ним.

– Издержки лечения, госпожа, отдал много сил, можно попросить у вас корочку хлеба, есть хочется, сил нет терпеть.

Мать с дочерью охнули:

– Ну, конечно, да что же мы глупые стоим, немедленно за стол – и потащили Алешу в трапезную.

За обильным столом он не приглядывался к изыскам кулинарии – лопал все подряд, налегая в основном на мясные блюда. Греки только восхищенно цокали языком и подкладывали Алеше новые куски. Запив неимоверное количество снеди добрым кувшином виноградного вина, литра на три, юноша не без помощи хозяев выбрался из-за стола.

– Мне с часик отдохнуть? – пролепетал он, засыпая на ходу.

Браться заботливо поддерживая гвардейца под локотки, отвели его в гостевые покои и уложили спать, предварительно сняв с него сапоги.

Алеша ничего не чувствовал – он спал. Его организм, не окрепший в новом состоянии Посвященного, требовал отдыха. Одоевский проспал до вечера. Проснувшись, оделся и сходил проведал больного.

Грек дрых сном младенца, очевидно не просыпался. Алеша придвинув табурет к кровати, провел лечебный сеанс, удивляясь своей огромной внутренней энергии. Золотые искорки сыпались с его ладоней на спину больного, но не обжигали.

Проведя получасовой сеанс, Алеша выйдя из помещения наткнулся на Илону, явно его поджидавшую.

– Что с отцом? – не удержалась от вопроса девушка.

– С ним все в порядке – спит.

– Господин офицер говорит правду? – лукаво сверкнула глазами красавица.

– Конечно правду, зачем мне врать – возмутился юноша.

Илона стремительно подбежала и жарко поцеловала Одоевского в губы. Алеша не удержался, обнял гречанку – молодых людей просто бросило в объятия друг другу. После нескольких страстных поцелуев Илона мягко отстранила Алешу от себя.

– Альёша, спасибо тебе, что ты обратил внимание на бедную девушку, но дальше общаться нам никак не можно.

– Почему?

Нежно глядя на юношу, ответила с шокирующей откровенностью:

– Боюсь не выдержу и отдамся тебе прямо у порога спальни отца.

Она покраснела, опустив глаза. Алеша с нежностью погладил ее по голове и поцеловал в щеку.

– Илона, я поехал в роту, завтра с утра к вам заскочу, нужен еще лечебный сеанс.

– Я тебя провожу, Альёша.

На следующее утро, отдав распоряжения своему заму, лейтенанту Березе, гвардеец поскакал в Скопье. За два часа до этого, в доме Костакиса произошли любопытные события.

Николас Костакис, проснулся с рассветом, ощущая себя молодым юношей, а не пятидесятилетним мужем, умудренным жизнью. Он бодро вскочил с кровати, ощущая только два момента дискомфорта – хотелось по малой нужде и кушать. Николас, напялив на ноги мягкие чувяки, неслышно спустился вниз. Облегчился в отхожем месте, умылся и поспешил на кухню.

Кухня типичная для всех македонцев, представляла собой большое светлое помещение с огромным очагом в углу и небольшой печью. На стенах, на деревянных колышках висели связки лука, чеснока, красного перца, сушеных грибов, пучки каких-то трав. На кухне пахло до того вкусно, что у Николаса заурчало в животе. Он решительно шагнул к домашнему "холодильнику" – так называли объемистый шкапчик, в нем хранили жареное и копченое мясо, а также несколько кувшинов вина, чтобы находилось всегда под рукой. Достал из шкапчика жаренный бараний бок и небольшой кувшинчик красного вина. На столе нашлись вчерашние лепешки, лежавшие в глубоком глиняном блюде, покрытые холстиной. Николас, утвердясь за столом, принялся за трапезу – никогда еще еда не доставляла столько удовольствия. Насытившись, похлопал себя по небольшому животику и перекрестился, коротко помолясь единому Творцу.

В это раннее утро какая-то мысль подспудно не давала ему покоя, постоянно ускользая из сознания. Мысленно махнув на себя рукой, стал подниматься по лестнице и тут грека словно молния ударила – он стоял и тупо разглядывал свои ноги.