Новые Миры Айзека Азимова. Том 4 - Айзек Азимов

Но как должен себя повести бильярдный шар, который попадает в зону нулевой гравитации, двигаясь по определенной траектории? Сохранит ли он направление своего движения или оно изменится?

Я весьма осторожно задавал такие вопросы, но физики-теоретики, по-видимому, и сами не имеют уверенности на этот счет. Не удалось мне и найти каких-либо сведений о том, чтобы «Блум Энтерпрайзис» — единственное на Земле учреждение, которое занимается исследованиями нулевой гравитации, проводило подобные эксперименты. Кто-то из этого учреждения сказал мне, что принцип неопределенности гарантирует случайность направления вылета для любого объекта, попавшего в зону по любой траектории. Но тогда почему бы им не поставить такой эксперимент?

А что, если…

А что, если один раз в жизни мозг Присса сработал быстро? Не могло ли так случиться, что уже совсем было загнанного в угол Присса вдруг осенило? Он сосредоточил свое внимание на свечении, окружавшем зону нулевой гравитации. Он мог догадаться о причине радиации и сообразить, что любой предмет, попавший в эту зону, мгновенно обретет скорость света.

Но тогда почему же он ничего не сказал?

Одно для меня несомненно. Ничто из того, что делал Присс за бильярдным столом, не могло быть случайным. Он специалист в этой игре, и бильярдный шар мог повести себя только так, как пожелает Присс. Я стоял рядом. Я видел, как он быстро взглянул на Блума, а потом на стол, словно прикидывая нужный угол.

Я следил за тем, как он пробил шар. Я видел, как шар отскочил от борта и вошел в зону нулевой гравитации, двигаясь по заданному направлению.

Потому что, когда пробитый Приссом шар катился к зоне нулевой гравитации — телевизионный стереофильм только лишний раз убедил меня в этом, — он был нацелен в самое сердце Блума!

Несчастный случай? Совпадение?

…Убийство?

ПОКУПАЕМ ЮПИТЕР

Я всегда, любезные читатели, оказывал вам полное доверие, ибо мне нечего было прятать (в литературном смысле слова). А потому разрешите поведать вам, как случилось, что я составил этот сборник.

Меня пригласили на Боскон XI (название съезда писателей-фантастов, который проводился в Бостоне с 1 по 3 марта 1974 года) в качестве почетного гостя, и оказалось, что по традиции организационный комитет издает небольшой сборник произведений почетного гостя. А потому они зубасто ухмыльнулись и попросили меня отобрать несколько рассказов.

Я оказался перед тяжкой дилеммой. Мои научно-фантастические произведения публикует высокочтимое издательство с безупречной репутацией «Даблдэй энд Компани», и я боялся, что в их корпоративных добрых карих глазах появится тень горькой обиды, коль я позволю издать себя кому-нибудь другому. Босконские комитетчики, оповещенные о моих опасениях, что разъяренные издатели разорвут меня в клочья, поспешили заявить, что их книга будет выпущена ограниченным тиражом в пятьсот экземпляров, не больше.

Тогда я робко обратился к Лоренсу П. Эшмиду, моему постоянному редактору в «Даблдэй», и спросил, можно ли мне дать согласие на просьбу комитета. Я подчеркнул, что предоставлю лишь несколько рассказов, никогда не печатавшихся в моих даблдэйских сборниках. Ларри, добрейшая душа, сказал: «Ну конечно, Айзек, валяйте!» И я взялся за дело.

Результатом явилась книжица, озаглавленная «А вы их не упустили?» («Несфа Пресс», 1974), содержавшая восемь рассказов. По плану она должна была выйти как раз к открытию Боскона XI, где, как мы уповали, могли разойтись сотни (или десятки) экземпляров. Увы, прихоти издательских процессов привели к тому, что книжка вышла точно после закрытия съезда, так что по результатам продажи тираж оказался даже еще более ограниченным, чем намечалось.

Но Ларри выжидал благоприятного момента. Его мягкая доброта прячет безошибочное редакторское чутье. И в конце концов он спросил:

— Эта книжечка вышла, Айзек?

— А как же! — ответил я с улыбкой (я всегда испытываю простодушную радость, говоря о своих книгах) и подарил ему экземпляр, когда мы снова встретились.

Ларри его пролистал и заметил:

— Какая жалость, что эти рассказы изданы таким малым тиражом. А нельзя «Даблдэю» переиздать их?

Я указал на непреодолимое препятствие:

— Тут общий объем же всего двадцать тысяч слов!

— Так добавьте еще! — немедленно отозвался Ларри. (И как это я сам не сообразил!)

Затем выяснилось, что «Даблдэй» задался честолюбивой целью включить все мои рассказы в те или иные сборники. Собственно я не слишком уверен, что это такая уж хорошая мысль, поскольку, несомненно, часть моих рассказов хуже других, а кое-какие, возможно, и вовсе не заслуживают бессмертия.

Ларри (он куда больший любитель Азимова, чем я сам) отмел это возражение со смехом и указал, что, во-первых, ни один рассказ не кажется скверным всем читателям без исключения, во-вторых, никакой азимовский рассказ не может быть по-настоящему скверным, и, в-третьих, и хорошие или плохие — они все представляют исторический интерес.

Третий пункт меня очень смущает. У меня давно возникло ощущение, что в мире научной фактастики я — национальный монумент и что молодые читатели всегда изумляются (а то и негодуют), обнаружив, что я еще жив.

Ну, я и сдался (а кто бы выдержал гипнотический взгляд Ларри?). И добавил достаточно рассказов, чтобы довести общее число до двух дюжин. В большинстве они не очень длинны (в среднем по две с половиной тысячи слов) и в предыдущих моих сборниках не печатались. Я расположил их в хронологическом порядке.

Тем из вас, кто читал мои книги «До Золотого века» («Даблдэй», 1974) и «Ранний Азимов» («Даблдэй», 1972), известно, что в совокупности они образуют нечто вроде литературной автобиографии по 1949 год, когда я впервые продал книгу в «Даблдэй», а затем переехал в Бостон, где стал преподавать на медицинском факультете университета.

Эту книгу я сопровождаю биографическими примечаниями к рассказам. Отчасти из-за множества читательских писем, утверждающих, что примечания «даже увлекательнее» самих рассказов. (Дань восхищения моим стилем или щелчок моему творческому таланту?) А отчасти — это попытка увернуться от настояний некоторых редакторов (привет, Ларри!), чтобы я написал автобиографию — подробную, исчерпывающую во всех отношениях.

Я отговариваюсь, что исчерпать могу только возможности своей пишущей машинки и что со мной никогда ничего интересного не случалось, но они не желают слышать. Однако если в этих сборниках я подкину достаточно автобиографического материала… Понятно?