Хирург - Марина Львовна Степнова

физкультурницы, красавицы, спортсменки, комсомолки. Но – не москвички. Ах, вот они-то хотели от Арсена всего: и водки, и кьянти, и чудесных трусиков «неделька» из волшебной «Березки», и французских фантастических духов с кошачьим именем, на самом деле разлитых в братской социалистической Польше. И у каждой под дешевым хэбэшным лифчиком билось нежное преданное сердце русской женщины, укрытое круглой упругой мышцей, которую мечтали кусать, целовать, стискивать жадными пальцами… Правильно – все мужчины.

Притон разоблачили перед самыми госами. Скандал грянул во все гобои и валторны – бордель, организованный почти готовым дипломатическим работником Арсеном Медоевым из иногородних студенточек, потряс масштабом и грандиозностью замыслов даже утомленных гэбэшных оперативников. Весь пардемонокль заключался, во-первых, в том, что в бизнесе не обнаружилось никаких оборотных средств – девочки предоставлялись сугубо на бартерной основе: оргазм – услуга – оргазм. Во-вторых, медовыми прелестями медовых медоевских красоток лакомились на таких непоколебимых вершинах и высотах, что и речи не могло идти о том, чтобы упечь гаденыша по всей строгости с предварительной образцово-показательной поркой. Оркестр сбился с такта, дирижер нервно взмахнул взъерошенными фалдами, и поджавшим хвост, ворчащим органам пришлось ограничиться громким вышибом из МГИМО основного фигуранта дела. Разумеется, с волчьим дипломатическим билетом, но зато с правом спокойно закончить высшее образование в любом нестоличном вузе – это уже вступила сольная партия Медоева-старшего, который заплатил за свободу сына перекошенным на левую сторону инсультом и собственной смертью.

Схоронив отца, невозмутимый Арсен уехал в Осетию, к невидимой траурной родне, и лениво отлеживался там несколько лет, чуя перемены и обзаводясь новыми тихими связями. А потом все предсказуемо затрещало, забалансировало и, наконец, шумно рухнуло, и пока страна голосила на обломках, жалостно завывая и утирая сопли драным подолом, Арсен немедленно вернулся с исторической родины на родину малую – свежий, подвижный, пополнивший свой вокабуляр роскошным словом ахсарфамбал. Истомившаяся без хозяев московская квартира обрадованно дыхнула ему в лицо тухловатым, кариозным запашком привычного, как вывих, пыльного одиночества. Потом-потом, отмахнулся Медоев от старых отцовских тапочек, доверчиво подползших к его ногам, и упруго засеменил к телефону, шурша в памяти невидимой для обысков и конкурентов записной книжкой. Чувство, которое он испытал, воткнув толстенький палец в тесное, покорное отверстие полупрозрачного телефонного диска, было куда острее всего, что могли предложить ему все человеческие самки мира.

Ему, но не всем.

Телефон послушно содрогнулся, и Арсен Медоев услышал роскошные номенклатурные перекаты человека, занимавшего в его списке добрых сексуальных услуг почетное первое место, и не только, кстати, в списке, он вообще был Первым, этот человек, и все остальные, слопавшие сладкий медоевский крючок, были Первые, ну в крайнем случае Вторые, и ни с одним Арсен не поссорился, ни одного не продал, и теперь все, все они непременно за это заплатят.

– Рад, что вы меня помните, Ник-Ваныч, право слово, очень рад. – Медоев вслушивался в далекий рокот, лучезарно улыбаясь вспотевшей от усердия гладкой трубке. Еще бы он не помнил. Чего стоила одна только фирменная огненная восьмерка, которую старательно выписывали кошачьи язычки медоевских красоток вокруг главного органа едва ли не агонизирующего клиента. Медоев самолично натаскивал девочек в тактильных удовольствиях и никогда не обижал. Да, за попытку нажрать себе вместо аккуратной попки жирную духовку мог и поколотить. Но не больше. Конечно, Ник-Ваныч, завтра в десять – это совершенно удобно. Всего хорошего. Следующий. Алло?

Через месяц на первом этаже славного особнячка засияла праздничная вывеска – модельное агентство WOW. Первое и единственное. Гениальный бордель был легализован. В белом плаще с кровавым подбоем из великолепной искусственной харизмы (от настоящей не отличить даже на ощупь) шаркающей кавалерийской походкой перекормленного французского бульдога Медоев вышел из тени – навстречу своей вожделенной власти. Теперь уже точно – навсегда.

* * *

Игла для внутрикожных инъекций. Игла для подкожных инъекций. Игла для внутримышечных инъекций. Игла для внутривенных инъекций. Игла для пункций. Игла для подкожных вливаний. Игла «бабочка» (Strauss’a) для переливания крови. Игла с каплевидным утолщением на конце. Игла для спинномозговых пункций.

* * *

– Арсен, у меня к тебе просьба. – На этот раз Хрипунов из медоевского кабинета никуда не рвался, хотя прошло куда больше трех минут, и зубы у него уже ныли на почти ощутимой низкой ноте. – Тут девушка одна есть. Надо бы посмотреть.

– Аркаша, дорогой, какие проблемы. Отлично выглядишь, кстати. Загорел, отдохнул. А что за девушка? Модель?

Хрипунов отрицательно мотнул головой, не поднимая глаз и старательно рассматривая свои туфли – светло-коричневые. Нет, не светло-коричневые – цвета старого односолодового виски, в который добавили одну, всего одну каплю горячего молока. Замечательные туфли. С дырочками.

– Любовница?

Медоевский голос аж завибрировал от любопытства – чертов старый сводник. Не удивлюсь, если при таком раскладе года через три он станет конченым импотентом. А может, уже и стал. А что вы хотите? Профессиональная болезнь всех сутенеров. Мания преследования и полная импотенция.

– Так ты наконец обзавелся постоянной подругой, дорогой?

– Арсен.

Голова у Хрипунова болела так, что трудно было говорить. Каждое слово сперва долго металось внутри, с сухим отчетливым стуком отскакивая от черепных костей. Как шарик для пинг-понга. Ничего, я это выдержу. Надо выдержать. Придется.

– Арсен, скажи – какая тебе разница? Это не моя любовница. Это ничья любовница. Это даже ничья дочь. Просто посмотри ее. Это займет десять минут.

Медоев кисло скривился: он не любил сюрпризов и невнятных дефиниций, чья-нибудь девочка – это одно, просто девочка – совсем другое, надо говорить другие слова, принимать другие решения. Но они с Хрипуновым столько лет сотрудничали. Столько лет. Столько девушек переделано по оптовым практически ценам. И ни одной просьбы с хрипуновской стороны. Ни одной, даже самой малюсенькой. Нельзя отказать. Никак нельзя.

В агентстве был, разумеется, зал для внутренних показов и репетиций – с самым настоящим «языком», не таким, конечно, как на Der grobe Q в Берлине, там длина подиума 1111 метров, так что у моделей аж икры скрипели от напряжения: тощие плечики, вытянутые шейки, лапищи сорок первого размера, вбитые в туфли тридцать девятого, только бы доковылять до кулис, чтобы там получить тычка от вертлявого распорядителя, злобного гомика с мрачным прошлым и роскошными комплексами в бритой татуированной голове. Поворрачивайся, чертова кукла! Ничтожные гонорары, собачий взгляд, обвисшие от мейкапа щечки, диетический кокаиновый морозец по утрам. Никаких перспектив. Это там. А в Москве их и людьми-то никто не считает. Тьфу, пакость, куски мяса. Говядина на вес.

Тем не менее двадцати подиумных метров вполне хватает, чтобы понять, выйдет из девушки толк или