Вариации на тему - Витауте Жилинскайте

Титан прячется-за ствол растущего поблизости от костра эвкалипта и, выглядывая из-за него, пожирает глазами своих подопечных. Смотри-ка! Вот они сгребли в кучу раскаленные угли, засыпали ими освежеванного кабана… вздымаются клубы пара… над поляной плывут такие аппетитные запахи, что волки принимаются тоскливо подвывать… Пока жарится мясо, мужчины, женщины и дети пляшут вокруг огня (гляди-ка, уже и ритуалы выдумали!)… Потом разгребают угли… вытаскивают кабана… делят его на куски… И… титан едва верит собственным ушам:

— Славим тебя, о Прометей, за огонь, который ты принес нам, за твой великий дар. Прими же и ты, о богоравный друг людей, нашу любовь, благодарность и жертву… — с этими словами вождь или жрец швыряет в огонь целую кабанью ногу!

Туман застилает глаза титана: он, не проливший ни слезинки даже тогда, когда остроклювый орел терзал его печень, плачет теперь, как малое дитя, и соленые слезы разъедают и без того саднящие раны — но это пустяки по сравнению с радостью, которую он только что испытал! Ах, если бы знали они, эти славные, помнящие добро люди, люди его огня, если бы они только знали, если бы могли предположить, что рядом, в нескольких шагах…

— Эй! кто там?

Наверное, услышали его всхлипы… Титан затаивает дыхание и всем телом прижимается к толстому стволу.

— А ну, выходи по-хорошему, не то…

Царапнув кору дерева, рядом падает стрела с острым железным наконечником. Прятаться бессмысленно, да и опасно. Титан поспешно вытирает слезы листиком эвкалипта и выходит из укрытия:

— Приветствую вас, дети мои!

— Здравствуй. — Они удивленно разглядывают незнакомца.

— Не возражаете, если я присяду к… огню?

Они молча раздвигаются, недовольно косясь на незваного гостя, — и принесла же нелегкая как раз во время ужина!

— Ты кто? — строго спрашивает жрец.

— Я-то?

Внезапно Прометей наклоняется к огню и выхватывает из него жертвенный окорок. Соскребает подгоревшую корочку и подносит ко рту. Присутствующие замерли, как громом пораженные, — неужели посмеет?!

— Что он делает?! Святотатец! — одновременно вскрикивает несколько женщин.

— Не смей! — Жрец властно отбирает у него окорок и бросает назад в костер. — Несчастный, ты осквернил святыню! Разве не знаешь, что это жертва великому Прометею, который даровал нам огонь? За такое святотатство ты будешь сожжен на этом же костре! Сожжен во славу Прометея.

О, великое долгожданное мгновение:

— Но ведь я и есть Прометей!

После гробового молчания:

— Тот, кому вы предназначаете эту жертву. — Распахивает овчину на груди: — Вот мои раны. — Склоняет голову: — Ради вас.

Как все просто, чисто, прекрасно — так, именно так представлялось ему в мучительных видениях, когда, прикованный к скале, он терял сознание от нечеловеческих мук. Все, как чудилось там: люди будто окаменели. И взрослые и дети не отрывают от него горящих отблесками его огня глаз, смотрят и не могут насмотреться на его гордо откинутую голову, величественные жесты, запекшуюся кровь тяжких ран, на ветхую овчину, растроганную улыбку, припухшие от слез веки… Одна из женщин уже утирает глаза, другая прикладывает подорожник к его ранам, третья пододвигает пылающие угли поближе к его ногам…

— Как только пали мои оковы, — признается Прометей, — я сразу к вам.

— К нам? — словно не расслышав, переспрашивает жрец.

— Да. Сразу. — Как бы благословляя огонь, Прометей протягивает к костру израненные руки: — Горит… До чего же славно горит!

От языков пламени рябит в глазах, от огня словно оттаивают натруженные суставы и по телу разливается приятное оцепенение, голова медленно свисает на грудь; после перенесенных мук, душевного потрясения, трудного пути наступает наконец долгожданный отдых. Всмотритесь внимательно: разве может быть картина прекраснее и значительнее, — возле пылающего огня спит тот, кто даровал его людям, спит сам Прометей…

А проснувшись, титан видит начисто обглоданные кабаньи кости и сидящих вокруг мужчин. С растущим нетерпением смотрят они на своего гостя, ждут не дождутся, когда же наконец он очухается. Но вот он уже потягивается… постанывает, видимо задев рану… садится… спросонок удивленно озирается… не может сразу сообразить, где он… Увидев тлеющий костер, светлеет…

— Что, Прометей, уже проснулся?

— Проснулся, дети мои. — Титан ласково улыбается: тихонько сидя вокруг, они стерегли его сон, его покой!

— Вот и хорошо, что проснулся, потому что, пока ты спал, мы кое о чем посовещались и решили…

(Это же надо, уж и совещаться у костра научились!)

— И что же вы решили, дети мои?

— Решили сообщить тебе одну очень добрую весть.

— Слушаю вас, дети мои. — Отеческим взором он обводит их сдвинутые головы.

— У нас нет слов, о великий Прометей, — начинает, приняв торжественную позу, жрец, — чтобы выразить, как мы горды и рады, что ты прямо со скалы своих мучений явился именно к нам и тем самым навеки прославил наше племя…

Титан едва заметно качает головой: дескать, зачем эти хвалы, зачем эти высокие слова, дети мои? — однако после долгих лет унижений такой почет ему — словно бальзам на раны.

— Мы клянемся, что во веки веков не забудем твоего благодеяния и отныне еще усерднее станем чтить тебя, еще большие жертвы тебе приносить…

Глаза титана невольно отыскивают торчащую из подернутых пеплом углей кость с обгоревшими остатками мяса; он вспоминает, что у него и крошки во рту не было, и сглатывает слюну.

— В знак великой признательности мы хотели бы избрать тебя своим верховным жрецом и вождем племени…

— Что вы?! — даже отшатывается от удивления титан.

— Не отнекивайся! — строго возражает жрец. — Иначе зачем бы тебе идти к нам? — Он проницательно сверлит гостя глазами. — Ты — дарователь огня, кому же, как не тебе, править племенем, люди которого навеки твои должники? Кроме того, разве не огромное счастье для племени иметь своим вождем и жрецом полубога?.. Однако…

— Да! Конечно! Чистая правда! — слышны восторженные выкрики из стоящей поодаль толпы, но жрец живо унимает крикунов, кинув на них суровый взгляд.

«Так вот какую весть хотел он сообщить мне! Вот о чем они совещались, пока я спал… — В горле у титана снова застревает соленый комок. — Дети мои… благодарные… наивные дети…»

— Однако? — за робкой улыбкой титан старается скрыть свое волнение.

— …однако за той вон буковой рощицей живет племя, которое, увы, больше нас достойно этой чести. Хотя и скрепя сердце, но мы вынуждены уступить им тебя. Возможно, ты запамятовал, но ведь им первым принес ты огонь. А уж от них — мы… Поэтому они имеют неоспоримое право первыми отблагодарить тебя!

— Значит… — еще не осознав до конца смысл услышанного, Прометей оглядывает лица окружающих, с испуганной покорностью взирающих на жреца, — значит…

— Значит, — подхватывает молодой, но, видимо, щедро одаренный красноречием помощник жреца, — значит, не теряя времени понапрасну, отправляйся к тому племени, объясни им, кто ты, и они примут тебя с распростертыми объятиями. Каждое твое слово будет для них законом!

— Но…

— Никаких «но». Поспеши! Скоро стемнеет. Как бы волки не загрызли…

Кто-то услужливо подхватывает его под локти, кто-то легонько подталкивает в спину, кто-то тычет пальцем в сторону рощицы… Внезапно Прометей прозревает, словно очнулся от сладкого сна, и вскипает: ах, наглецы! Да как они смеют! Вот ухватит он сейчас за шиворот жреца — как того давнишнего вождя — и прижжет ему задницу раскаленными углями… Но, будто угадав его мысли, жрец с подручными весьма недвусмысленно поглядывают на свои копья и мечи, выкованные из железа: попробуй хоть пальцем тронуть!.. Мы уже не те забитые и беспомощные существа, про которых поминают у костра старики, теперь — сам видишь! — мы сила, с нами нынче вынуждены считаться даже боги!..

А поскольку титан все еще стоит, будто в землю врос, юный краснобай ловко выхватывает из золы дымящуюся головешку — ту самую жертвенную кабанью ногу — и сует титану под нос. Прометей инстинктивно отшатывается и без возражений направляется к буковой рощице…

Нет, нет, теперь вы лучше на него не смотрите: плетется, как побитая собака, не поднимая глаз, опустив голову, сгорбившись. И это Прометей? Восставший против Зевса, мятежный Прометей, титан среди титанов?.. О, если его позор видят боги! Тогда уж лучше самому сгореть в похищенном у них огне!.. Там, на скале, пусть прикованный и пригвожденный копьем, он был равен богам — мятежник, полный величия и сознания своей правоты… А тут?.. Кто просил этого Геракла сбивать с него оковы?.. Прометей даже не замечает, что шагает прямо на стаю голодных волков; однако, учуяв острым обонянием, что идет полубог, звери расступаются, давая дорогу. Встретив такое почтение со стороны хищников, титан несколько приободряется: ничего… не сошелся свет клином на костре этих наглецов… Пусть их… Он пойдет к другим… он еще встретит настоящих людей! А неблагодарное племя да будет заклеймено вечным позором: уж он-то об этом позаботится!