Лондон в огне - Юрий Павлович Валин

Лоуд поднялась от реки. Тянулась улочка с бедными домами, был слышен шум соседней стрит — та куда поблагороднее. И пабы там, и разные благородные заведения, вроде борделей средней руки, опиумных курилен и благородных игорных притонов. Бордели и курильни Лоуд не интересовали, в азартные заведения надо бы заглянуть, может, там что любопытное попадется. Но потом когда-нибудь…

Заскрипела дверь, на улицу вышел грузный мужчина, раздраженно выругался, поправил цилиндр и зашагал в переулок. Видимо, на ночную работу. Лоуд оценила одежду самца, дверь и дом. Ага, его дом и есть. В руках нес ужин и злой, — значит, женатый. Испробуем…

…Через несколько секунд внезапно передумавший уходить хозяин поднимался по ступеням своего крыльца. Грохнул кулаком в дверь.

— Кто там? — испуганно спросили изнутри.

— А кого, скажи на милость, ты ждешь? — ядовито поинтересовался Л-хозяин.

Стукнул засов, выглянула женщина, зябко стискивающая на груди узел старой шали.

— Но…

— Только без болтовни! — с ходу пресек лишние сложности Л-хозяин. — Где наш молоток? Куда ты его засунула?

— Молоток⁈ — испугалась супруга.

— Да, чертт возьми, молоток! Или ты не знаешь что такое «молоток»? Куда сунула, спрашиваю?

— Но у нас нет молотка, — перепуганно возразила хозяйка.

— Вот! Я тебе о чем только что толковал⁈ У нас даже молотка нет! Работаю как проклятый, работаю, стаканчик некогда пропустить, а молотка нет. Да будь проклята такая жизнь! А топор у нас есть?

— О, это тот топорик, что от твоего брата?

— А какой же еще, женщина⁈ Давай его сюда.

— Но…

— Где мой топор, чертт тебя раздери⁈ — рявкнул Л-хозяин.

Бабу сдуло внутрь дома, через минуту она, придерживая юбки, выскочила обратно, кренясь под тяжестью инструмента. Лоуд несколько удивилась — хороший такой топорик, убедительный, некоторые палачи куда поскромнее инструмент используют. Нуда ладно…

— Давай сюда.

— Уинстон, я умоляю, скажи зачем тебе…

— Рот закрой, женщина. Раскудахталась. Неужели я злодействовать пойду? Тут за углом фургон сломался, спрашивают чем ось выправить. Выгодно продам… — вооруженная Лоуд сошла со ступеней, но вспомнила что обещала, незаконных действий не вершить, обернулась и кинула супруге «крону». — Во, задаток дали! Смотри, не потеряй.

— Ах, Уинстон!

…- «Уинстон, Уинстон», а в доме молотков нет. Как живут⁈ — ворчал Л-Уинстон, шагая по переулку. Пора было менять облик. Лоуд огляделась и превратилась в молодого, но крепко обтертого жизнью джентльмена: с длинными сальными волосами, сутулого, в куцем пальто — возле курилен таких персон хватает. Оставалось пристроить топор: попалось на редкость неуклюжее орудие, и так за пояс пихаться не желает, и этак. Борясь с инструментом, Лоуд остановилась у какой-то двери…

… тьфу, оказалось, и дверь неправильная. В самый ненужный момент вздумала распахнуться, изнутри пахнуло виски, табачным дымом, донеслись сдержанно-азартные мужские голоса. Понятно, задняя дверь игорного заведения. Вышел бородатый джентльмен, чуть не столкнулся с Лоуд и замер, словно на портовую сваю налетел. Нет, оборотень понимала, что с топором в руках и в распахнутом пальто выглядит немного экстравагантно, но что уж так глаза выкатывать? Да, жилет и рубашку под пальто не успела изобразить, но грудь вполне мужская, а что ребристая и впалая, так это образ такой. Опиумно-мученический…

Бородач сделал крестный суеверный знак и пробормотал фразу, практически непонятную, хотя два знакомых слова там мелькнули.

— Иностранец, э? — нахмурился Л-молодой опиумный человек.

— Да, изволите видеть, изучаю лондонские нравы, — с ужасным акцентом признался лобастый бородач.

— Угу, я тоже изучаю, — продолжила хмуриться Лоуд. — А чего, коллега, на топор уставился? Топоры везде одинаковые.

— Позвольте, а вы кто? — со страхом и неуместным любопытством спросил не в меру любознательный турист.

— Я-то? Раскольщик я буду, — ляпнула Лоуд, не имеющая понятия какой профессии более подходит нелепый топорастый инструмент.

— Раскольник⁈ — ахнул гость столицы, на диво дурно понимающий нормальный язык. — Видите ли, меня зовут Феодор Достоеффский, и я…

— Да чего пристал, Феодор⁈ — озлобилась потерявшая терпение оборотень. — Щас как рубану…

Турист был догадлив — рванул в одну сторону, Лоуд зарысила в другую. На углу оглянулась: наглый Феодор стоял под фонарем, тянул шею, вглядываясь в темноту. Обозленная оборотень погрозила топором — проклятый турист живо исчез в тумане.

Лоуд пристроила топор под мышкой, запахнула пальтишко и зашагала к реке.

— Вот откуда такие дерзкие понаезжают? Не, мы сами приезжие, но этот бородатый уж вообще ни стыда, не совести. Феодор он, понимаете…

Мешок был на месте, река тоже, пора было браться за дело. Лоуд перенесла груз — щенки вели себя смирно. Спасительница поставила ношу, и, глядя на задернутую туманом пахучую Темзу, сердито продекламировала:

— А белый лебедь на пруду качает мертвую икру.

Мешок почтительно выслушал строку чрезвычайно назидательной и печальной песни, что несколько примирило шпионку с неисчислимыми глупостями данного вечера.

— Ладно, ждите…

…Молодая девица вся в светлом и изумительно элегантном наряде, всхлипывая, сбежала к лодочной пристани. Тусклый фонарь на миг осветил юное, прекрасное лицо, красавица, стуча каблучками, пробежала по дощатому настилу, белая шаль ангельским крылом трепетала за спиной юной особы.

— Мисс, э… мисс… — окликнул девушку выглянувший на звук шагов сторож.

Юная особа ответила новым душераздирающим всхлипом и надбавила ходу. Бежала она крайне нелепо, часто двигая локотками и семеня, ни дать ни взять пташка, вырвавшаяся из клетки с поврежденным крылышком и вдребезги разбитой душой.

— Остановитесь, мисс! — вскричал сторож, глубоко встревоженный этим отчаянием, сквозящим в каждом движении внезапного белого видения. Конец пристани был уже близок, впереди мерцала темная вода Темзы, а обезумевшая девушка и не думала останавливаться…

Под конец Л-девица позволила себе чуть-чуть избыточного и толкнулась от мостков с прирожденным морским изяществом. Ах, это было чудесно: стройная фигура, вся такая развевающаяся и воздушная, рыбкой вспорхнула над речной водой, мелькнула под юбками очаровательная ножка в светлом чулке (в самую меру обнаженная, напоследок-то можно или нет?). Почти без всплеска приняла равнодушная Темза свою очередную жертву, лишь чуть колыхнулась темная водяная гладь. Еще кружился в туманном мраке белоснежный шарф, не спеша опуститься на водяную могилу погубленной невинности…

Шарфом Лоуд весьма гордилась — между прочим, весьма сложная иллюзия. Спектакль вышел что надо, с остальным было хуже — вода этой Темзы такое откровенное говно! И как в нем местные только топятся⁈

Пока Лоуд плыла под водой между опорами пристани, ошалевший сторож, уронив трубку, побежал