Ничейная земля - Илья Бушмин

Катя стояла перед автомобилем. На ней не было капюшона, и волосы облепили ее лицо, как водоросли. Сквозь пряди волос были видны ее дикие глаза и перекошенный рот. Рядом с Катей стоял один из бойцов спецназа и что-то ей говорил, но Катя его словно не замечала. Она озиралась по сторонам так, словно впервые оказалась на этой планете, и рыдала навзрыд.

Живая. Поляков сам готов был рыдать, увидев, что самая страшная его догадка не подтвердилась. Живая.

Он побежал к Кате.

— Катя? Что случилось? Господи! Что случилось?

— Сергей? — с отчаянием и надеждой, увидев его лицо, вскрикнула Катя. Она бросилась к Полякову и обняла, пытаясь словно вжаться в него своим бьющимся в ознобе и истерике телом. — Ты здесь! Как хорошо…!

Поляков взял ее за плечи и отстранил, заглядывая ей в глаза и пытаясь понять хоть что-то.

— Катя, что случилось? Кто стрелял? Что здесь было вообще?

— Я не знаю! — прокричала Катя, сотрясаясь от рыданий. — Я не помню! Я даже не знаю, как я здесь оказалась!

5

— Их было четверо. Санчес, он же Иван Мохов. Еще двое: Артем Линовицкий — тот, которому свои же руку отхерачили, и Василий Кривцов, которого Коротов успел снять. У них при себе права были. Имя четвертого, который палил из окна, пока не установили. Будем пробивать по пальцам.

Гапонов и Шмаков, мрачные, словно постаревшие и усохшие за один миг, пробирались по утопающей в грязи дорожке к дому. Во дворе кипела работа. Мощные прожектора на специальных ножках были расставлены квадратом вокруг места бойни, чтобы облегчить работу криминалистам. Изувеченные тела оперативников накрыты кусками полиэтилена, наружу торчали только их ноги. Эксперты делали свою работу, несмотря на грязь и продолжающийся дождь, с каждой минутой все сильнее размывавший и превращавший в непроходимую кашу землю под ногами.

— Санчес самым отмороженным оказался, — продолжал Шмаков. Он пытался взять себя в руки, но голос — пустой, словно из него вытянули всю жизнь — выдавал полковника с головой. — Когда началась стрельба, он зачем-то побежал к задней двери, которая вдет на огород. Или уйти надеялся, или черт его знает… У него при себе два ствола было. Распахнул дверь, увидел ребят и открыл огонь с двух рук. Как в кино. Пока его не сняли, успел двух наших зацепить. Одного насмерть.

— А второй?

— Увезли, как только смогли. «Скорая» на всех порах летела. Но у парня артерия перебита, он столько крови потерял к этому времени…

— Новостей пока нет?

— Там двое наших дежурят. Как только что-то выяснится, они сразу дадут знать. Я сказал, звонить лично мне.

Гапонов кивнул.

— Под чем они были?

— А сами посмотрите…

Шмаков первым шагнул в дом. Сложив зонтик и передав ему стоявшему в дверях бледному ППСнику, Гапонов последовал за полицейским. Комната представляла собой полноценную студию — банда обосновалась в Яме с завидным комфортом. Кожаная мягкая мебель, миниатюрная барная стойка и холодильник, битком заваленный выпивкой самого разного калибра. В центре комнаты лежал труп бандита в майке, которого пока не удалось идентифицировать. Рядом валялись стрелянные гильзы от дробовика и само помповое ружье.

— Вон, — махнул рукой Шмаков, — на столе.

Журнальный столик из черного дерева был придвинут к дивану, обитому белой кожей. На столе стояли наполовину опорожненные стаканы, были разбросаны пачки дорогих сигарет и бензиновые зажигалки. А еще — несколько узких дорожек из белого порошка, уже готовых для употребления. Рядом валялись золотая кредитная карта и долларовая купюра, свернутая в трубочку.

— Знаете, что такое культ Карго? — осведомился Гапонов, изучая следы банкета. Шмаков не ответил, и Гапонов продолжил: — Забавная религия некоторых островитян в Тихом Океане. Во время второй мировой американцы понастроили там авиабаз. И с воздуха сбрасывали ящики с провизией. Аборигены раздобыли такие ящики, и им очень понравилось, что шмотки и вкусности могут падать прямо с неба. А потом война закончилась. Американцы бросили базы и ушли. Вкусности с неба тоже перестали падать. Но аборигены не растерялись. Они связали закрытие базы с пропажей халявы, но перепутали причину и следствие. Решили, что, если оживить базы, вкусности снова посыплются с неба.

— И… — протянул Шмаков осторожно, — при чем тут все это?

— Аборигены делали постройки из бамбука, имитирующие самолетные вышки. Ставили часовых с палками, которые должны были заменить автоматы. Строили муляжи самолетов из пальмовых веток. Даже устраивали военные парады. Для них все это было очень серьезно. Практически религиозные обряды. А посмотреть на них со стороны — что увидишь? — Гапонов кивнул на столик: — Так и все эти современные «крутые». Одни слушают рэп и носят широкие куртки, чтобы быть похожими на наркоторговцев из черных кварталов, которых видели в кино. Другие покупают кокаин и даже бумажку из доллара скручивают. Все, чтобы почувствовать себя, как крутые гангстеры из телевизора. Думают, что все делают правильно. Но на деле получается просто жалкая пародия, как у аборигенов с островов в Тихом Океане. Культ Карго.

Покачав головой, Гапонов вышел из комнаты, оставив Шмакова размышлять над его словами наедине с трупом бандита и копошащимися в комнате криминалистами в полиэтиленовых комбинезонах.

Катю он обнаружил там же, где она была, когда начальник городского СК прибыл на место бойни полчаса назад. Она сидела за распахнутой дверцей в салоне одного из экипажей ППС и курила. Пальцы дрожали, и огонек сигареты, которую Кате дал кто-то из работавших на месте ЧП сотрудников, словно выписывал в воздухе какие-то таинственные сигналы. Отблески мигалок десятка машин, набившихся на улице перед пригорком, вспышками освещали ее лицо. На Катю было жалко смотреть. Ее подбородок дрожал, а в глазах было столько стыда, боли и ужаса, что Гапонов не выдержал и отвел глаза. Обойдя машину, он забрался в салон и уселся рядом с Катей.

— Мазурова.

Нет ответа.

— Мазурова!

— Я слышу, — тихо пробормотала Катя.

— Что произошло? Кто парня подстрелил?

— Я… Я не знаю, Ефим Алексеевич.

— И как это понимать? Ты его не видела, что ли? — и снова ответа не последовало, что на этот раз вывело Гапонова из себя. — Твою мать, Мазурова! Убили четырех оперов, пятый при смерти на операционном столе! Четырех, Мазурова! Такого в этом долбанном городе вообще никогда не было! Это ЧП федерального, б… дь, масштаба, ты понимаешь? Так что соберись ты уже, черт тебя подери! Что произошло?

— Я не помню! — крикнула Катя в отчаянии. — Я ничего не помню! Понимаете меня? Я просто не помню!

— И как это понимать?

Катя скрывала это ото всех всю свою жизнь. О ее проблемах знали только самые близкие. Теперь еще и Костя, хотя Катя уже сомневалась, что его можно отнести к ее близким. Остальной мир, состоявший из многочисленных коллег и начальников, даже понятия не имел, с чем жила Катя.

Но сейчас ей было плевать на все.

— Все началось после смерти сестры, 18 лет назад, — сказала она. — Здесь, в Яме. Эти провалы в памяти бывают нечасто, но обычно в момент сильного стресса. Это называется криптомезия.

— Крипто… кто?

— Повторяющаяся криптомезия. Посмотрите в интернете. Человек находится в привычной обстановке и вдруг — бац — он забывает про все. Как будто только проснулся. Он ничего не помнит и даже не подозревает, как здесь оказался. Забывает иногда последние пять минут, иногда полчаса, а иногда могут стереться и последние несколько часов. Ты просыпаешься посреди улицы и даже не представляешь, что происходит, куда ты идешь, кто эти люди вокруг…

— Твою же мать, — протянул Гапонов.

— Чтобы хоть как-то справляться с этим, я приучила себя записывать важные вещи в блокнот. «Ужин в ресторане», «Выезд на место преступления», «Заседание у Гапонова». Чтобы подглядеть в шпаргалку, если случится очередной приступ. Но угадать получается не всегда.

— Ты… Ты пробовала…? Это лечится вообще?

— Когда все это началось, родители показывали меня врачам. Самым разным врачам. Делали томографию, другие обследования… Все в норме. Причины психологические. Врачи объяснили, что мое сознание таким образом пытается защитить себя от сильных стрессов. И в итоге неприятные вещи, от которых сознание пытается отбиться, не попадают из кратковременной памяти в долговременную. Все сложно. И никто не знает, как это лечить. Я борюсь с этим гадством полжизни. Ходила к психологам, один раз даже была на гипнозе. Постоянно пью успокоительное. Но… Сами видите, помогает не очень…

Гапонов долго молчал, переваривая услышанное. Катя докурила сигарету и уставилась в никуда.

— Катя, почему я об этом не знал?

— Приступы бывают редко.

— Редко, но метко, — огрызнулся шеф. — Ты скрывала это ото всех, потому что отлично знаешь: с такими… особенностями, скажем так, ты бы не прошла медкомиссию. И никогда не смогла бы работать следователем. Ты просто не можешь выполнять эту работу по медицинским, черт возьми, показаниям!