Десант из прошлого - Эдуард Кондратов

— Ничего, ничего, — медленно сказал он, глядя ей в глаза. — Нас теперь все-таки двое…

Глава VIII

«ПРАВО» НОМЕР ПЯТЬ

Личному секретарю президента госпоже Судзико Окато не работалось. Сидя в приемной у окна, выходящего на площадь Ликования, она вот уже около получаса наблюдала, без особого, впрочем, интереса, за ремонтниками из группы Эфира. Они копошились вокруг главной телескопической антенны. Сегодня утром Сузи услышала от Карповского, что шасси антенны вышло из строя, лишив «радиопаука» способности вращаться вокруг оси и посылать направленные радиосигналы. Внезапное прекращение передач уже вызвало в мире нежелательные дискуссии, а научные комментаторы двух американских и одной английской радиокомпаний поспешили даже высказать предположение, что «инопланетные гости» улетели с Земли. Такой оборот событий не входил в планы господина президента, и он, как заметила Сузи, был сегодня расстроен и озабочен.

Неприятности республиканского масштаба волновали Сузи мало. За время, проведенное на острове, она почти утратила интерес к республике Фрой. Когда-то, соглашаясь надолго уехать на маленький островок, она казалась себе современной Алисой, которой предложено совершить путешествие в Страну Чудес. Красноречие Карповского, подробно рассказавшего ей о статусе будущей республики счастливых, разожгло любопытство и, более того, пробудило в Сузи жажду деятельности. Но сейчас она уже не могла без иронии относиться ко всему, что происходило вокруг. С чисто женской жалостью смотрела она теперь на «жизнерадостного утописта» Сержа Карповского, вкладывавшего себя в смешное и надуманное дело республики Фрой. Сузи была уверена: очень скоро его затея лопнет, как лопается всякий, даже самый красивый мыльный пузырь. Хуже того, она с каждым днем все более убеждалась, что утопическая страна, о которой говорил ей Карповский, и нынешняя республика Фрой имеют лишь внешнее сходство. Никаких моральных, этических нравственных революций здесь, увы, пока не произошло.

Однако, иронизируя и сомневаясь, Сузи Окато, тем не менее, очень старательно и скрупулезно относилась к своим обязанностям личного секретаря президента республики. Она никогда ни о чем не забывала и ничего не путала, умело отсеивала пустозвонов от людей, пришедших к президенту по делу, была незаменимой переводчицей, почти полиглотом, и даже редактировала тексты его высокопарных речей. Карповский — оратор, безусловно, способный, но далеко не тонкий стилист — эту ее работу ценил особенно высоко.

Сегодня, как и всегда по вторникам, в семнадцать часов президент выступит по телевидению. Около часу дня Сузи должна будет отнести ему литературно отшлифованный текст речи. Стопка листков, исписанных размашистым почерком президента, лежит у нее под локтем. Сегодня темой Карповского будет фроянский гуманизм. На этот раз президент оперирует фактами: решением Высшего совета получили полную свободу еще двое русских — научная сотрудница Инга Горчакова и матрос Геннадий Коршунов. Причем последний сам попросил политического убежища у республики. Это, бесспорно, свидетельствует о том, что идеалы республики, ее принципы добра и справедливости разрушают в душах людей даже коммунистическую закостенелость. Со временем свободу получат все — но не сразу, а небольшими группами, по три-четыре человека. Далее президент выражал надежду, что, убедившись в преимуществах Жизни перед Прозябанием, русские матросы и ученые станут горячими матриотами республики Фрой.

Вот о чем говорилось в бумажках. Над их содержанием и раздумывала Сузи, невнимательно следя за суетней ремонтников возле испорченного радиотелескопа.

На днях она впервые в жизни лицом к лицу столкнулась с человеком из коммунистического мира. Русский ученый поразил ее. Глядя на этого массивного лохматого человека, вслушиваясь в его грозные интонации, Сузи поняла: такого ничто не вышибет из седла. Она отдавала себе отчет, насколько драматичным было положение Андреева. Тем не менее он не выглядел приниженным, напротив — обнаружил столько спокойствия и уверенности в своей правоте и силе, что Сузи неожиданно ощутила робость перед ним.

Правда, Серж Карповский, отпустив русского, патетически воскликнул:

— Господи! Если у русских даже ученые таковы, что же спрашивать с простых смертных! Страна массовой ограниченности!

Но Сузи видела, что и Карповскому не по себе. Столкновение Карповского и Андреева напомнило ей басню Лафонтена о собачке и слоне, и она даже посочувствовала уязвленному Сержу. И подумала: напрасно они ввязались в историю с русским кораблем. Как бы теперь не было крупных неприятностей. Ульман, например, считает, что они неизбежны.

Ульман… Сузи взглянула на часы. Не так давно на втором этаже, у Гейнца, началось совещание Координационного центра. Зачем-то вызван и Курт. Интересно, когда оно закончится. Впрочем, интересней другое. Заглянет ли сюда Курт?

Выйдя из кабинета Гейнца одним из первых, Ульман пересек маленькую приемную, в углу которой сидел охранник, и быстро зашагал по коридору А-корпуса. Он шел вдоль стеклянной стены, за которой в узкой, длинной комнате работали служащие отделов координации и точного расчета. Время от времени кое-кто из них отрывался от бумаг и приветливо кивал Ульману. Он отвечал, хотя знал далеко не всех.

Когда он спускался по лестнице, что-то заставило его посмотреть вниз, на площадку первого этажа. Фигура человека, который прикрывал за собой дверь, ведущую в правое крыло здания, показалась ему знакомой. Человек неторопливо прошел через вестибюль и толкнул турникет, чтобы выйти из А-корпуса на площадь. В это мгновение их глаза встретились: Ульман узнал О’Нейла. Маленький ирландец дружески улыбнулся, махнул рукой и вышел из здания.

Неприятное чувство шевельнулось в груди Ульмана. Он остановился. О’Нейл был в правом крыле первого этажа, где располагается Сектор идей. Но это полбеды, главное, там Духовная Копилка, маленькая безлюдная комнатка с белым магнитофоном и развешенными на стенках инструкциями на девяти языках. Неужели этот симпатичный, неглупый человек способен на «взносы»? Вряд ли… Разговор недельной давности… Вместе спасали парня…

— Тьфу!

Ульман рассвирепел: как мог он забыть?! Ведь в правом крыле — банк, не только Копилка, но и банк! Вот куда заходил О’Нейл. А он готов был подумать о парне черт знает что. Поганая подозрительность… Впрочем, пожить здесь и не набраться дряни не так просто.

Шагая сразу через две ступеньки, Ульман спустился на первый этаж и подошел к массивной двери, в центре которой красовалась табличка с крупной надписью: