Семь дней страсти - Виктория Дал

От этой мысли он почувствовал, как напряглась его уже и без того возбужденная плоть.

— Возвращайся в свою комнату, — в отчаянии приказал Ник.

Синтия удивленно подняла брови и сделала последний шаг, который отделял ее от кровати. Ланкастер отшатнулся назад, но, несмотря на все усилия, не мог оторвать взгляда, когда она подняла колено, чтобы забраться на кровать.

— О Боже, — простонал он, — Син…

И хотя у него еще оставались силы, чтобы сопротивляться желанию прикоснуться к ней, он больше не мог заставить себя отодвигаться дальше. Он просто замер, как загнанный в угол заяц.

— Делай то, что ты делал сегодня утром, — произнесла девушка, голос ее был вкрадчивым и мягким, он обволакивал его, подавляя волю и пробуждая желание.

— Мы должны подождать, — покачал головой Ник.

Но его взгляд переместился с лица на грудь, когда она, как проситель, опустилась перед ним на колени.

— Возьми меня, Ник.

Она стояла на коленях. И умоляла.

Он почувствовал дрожь в мышцах. Синтия протянула руку, как будто хотела взъерошить его волосы. Он схватил ее за запястье, чтобы остановить, и на этом его борьба закончилась.

Он крепко держал ее за запястья и почувствовал, как напряглось ее тело рядом с ним. Сердце застучало так, что отдавалось в ушах, весь мир и все его страхи исчезли.

Он хотел этого. Он хотел этого сейчас, с Синтией, к черту все благие намерения. Они найдут эти проклятые сокровища, и он женится на ней, и все будет хорошо, потому что он добьется, чтобы так было.

Николас положил ее на спину, и у Синтии вырвался вздох. Ник прижал ее сверху своим обнаженным телом, наблюдая, как расширяются у нее глаза. Она охнула, и ему понравился этот звук, но теперь хотелось, чтобы она стонала, рыдала, визжала.

— Раздвинь ноги, — прорычал он.

Синтия не мигая смотрела на него. У нее сбивалось дыхание, губы приоткрылись, а колени медленно поднялись на уровень его бедер.

— Еще. Обхвати меня ногами.

Сначала она не подчинилась ему. Он ждал, чтобы понять, доверяет ли она ему, не оттолкнет ли. Ей следовало оттолкнуть его. Он это знал. Но когда она подняла ноги и обхватила ими его бедра, Ланкастер возликовал.

Теперь его плоть удобно устроилась в колыбели ее тела. Он немного приподнял бедра, у нее затрепетали ресницы, а у Ника — сердце.

О Боже, Синтия так уютно чувствовала себя рядом с ним. Он стал медленно двигать бедрами, касаясь своей горячей плотью ее лона, пока не почувствовал, что она готова принять его. Он стал двигаться быстрее.

— Ник, — простонала Синтия, приподнимая бедра и прижимаясь к нему. — О да! Господи, да!

— Тебе хорошо, любовь моя? Ты этого хотела?

— Да. — Она сжала руки в кулаки. — Продолжай. Это… Это так…

— Скажи мне.

По его шее потекла капелька пота.

— Мне так хорошо, — прошептала Синтия. — Пожалуйста, не останавливайся. Пожалуйста.

Он не будет останавливаться. Он будет держать ее в своих объятиях и ласкать вечно. У нее задрожали бедра. Она откинула назад голову. Ланкастеру ужасно хотелось погрузиться в ее тело, но он стиснул зубы и сдержал свой напор.

Она всхлипнула, упираясь ему в бедра. Руки Николаса задрожали от напряжения, но он продолжал контролировать себя, пока не услышал ее короткий вскрик. Тогда он одним движением вошел в нее, содрогаясь всем телом и чувствуя, как сжимаются внутри ее мышцы.

Синтия вскрикнула, приподнимая бедра навстречу его движению.

Царство небесное. Или даже лучше, что-то более земное. Вечное заточение, где правильное и неправильное перестает существовать. У него нет прошлого и нет будущего, есть только Синтия и ее горячая плоть.

Он прикоснулся к ее рукам и потянул их вверх, чтобы крепче схватить ее за запястья.

— Син, — прошептал он, — я люблю тебя.

Когда Синтия повернула к нему голову, он накрыл ее губы своими губами, и это был совершенно другой вид близости, к которому он не привык. Поцелуй во время занятий любовью. Выпивать женщину по глотку, одновременно наполняя ее до краев. Как сладко сдерживать свое сильное желание.

Сладость, любовь и ее дрожащие руки… Все эти вещи не должны быть вместе, но сейчас все переплелось и закружило его словно ураган. Его захватил жаркий, огненный поток страсти, он уже не мог дышать.

Ему нестерпимо хотелось излить в нее свою силу, раствориться в ней, наполнить ее до краев. Но они не были пока женаты, а значит, еще не время.

— Ник! — простонала Синтия.

А ему хотелось, чтобы она повторяла его имя снова и снова. Его имя. Этим именем его никто никогда больше не называл. Только с ней он был самим собой, таким, как прежде.

— Ник, — выдохнула Синтия, и он почувствовал, как приближается момент кульминации.

— О Боже, Синтия! Син…

В последний момент он все-таки отпрянул от нее, хотя ему хотелось проникнуть еще глубже, и излил свою влагу на ее живот.

Несмотря на то что Ланкастер бывал в ее спальне бессчетное количество раз, он все равно ощущал приятное возбуждение, находясь здесь, пока она спит. Он медленно обошел комнату, ни на что не обращая особого внимания, просто впитывал воздух.

Серый рассвет еще только начинал проникать сквозь щели в ставнях. Николасу казалось, что он находится под водой и, преодолевая мрачные глубины, стремится к пылкому ангелу на морском дне.

Усмехаясь новому романтическому повороту собственных мыслей, Ник подошел к кровати Синтии. Она не была похожа на ангела, когда спала, несмотря на все, что он прочитал о женщинах и нежных объятиях Морфея. Нет, Синтия выглядела немного расстроенной, как будто чувствовала, что он топчется рядом, готовый потревожить ее сон. Она наморщила лоб, ее припухшие губы соблазняли Ника прикоснуться к ней. Но у него было такое ощущение, что он может получить кулаком в ухо, если ненароком сделает это.

Обидчивая девушка.

Так или иначе, мысль о ее непростом характере ослабила глубокое внутреннее напряжение. В Лондоне его окружали знакомые, которые скрывали свое истинное лицо за непроницаемым внешним лоском. Они относились к нему либо как к безобидному развлечению, либо как к диковинке, которая будет доставлять удовольствие. Даже его семья…

Когда родителям стало известно о случившемся с ним, они как-то очень быстро отдалились от него. Он остался один, чтобы умереть или исцелиться, тут уж как получится.

А ведь ему было только пятнадцать. Ребенок. И это одиночество едва не уничтожило его.

Наблюдая за Синтией в сером свете раннего утра, Ланкастер осмелился провести пальцем по округлости ее обнаженного плеча. Она только сильнее нахмурилась, но не проснулась.