Мы будем первыми! Родное небо - Сергей Баранников

— Билет номер четыре! — произнёс я, показывая выбранный билет преподавателю.

— Очень хорошо, Чудинов. Готовьтесь!

Билет состоял из трёх вопросов: теория, практическое задание на компьютере и составление логической задачи с тремя переменными. К счастью, с теорией и задачами у меня проблем не было, а вот с практикой пришлось повозиться. Через полчаса, которые были отведены на решение задачи, пришло время сдавать работу.

— Можешь ведь, Чудинов! — ухмыльнулся препод, глядя на исписанный листок с задачей. — Поздравляю, хотя бы к экзамену тебе удалось совладать с информатикой.

Увы, но в моём ответе были небольшие недочёты, поэтому я получил всего двадцать семь баллов, но и это было для меня настоящим подарком. После экзамена в моей зачётке гордо красовалась вымученная цифра семьдесят три.

Сегодня с экзаменами было покончено, но меня ещё ждало выставление зачёта по иностранному языку и дифференциальный зачёт по инженерной графике.

— Гутен таг, фрау Семёнова, — с улыбкой произнёс я, заходя в кабинет к преподавателю иностранного.

— Чудинов, — ухмыльнулась женщина. — В любой другой ситуации использование немецкого на занятиях английского языка я сочла бы за оскорбление, но вы так виртуозно им владеете, что я готова простить вам такое поведение. Если бы английским вы владели также хорошо, я бы автоматом поставила высшую оценку.

— Но пока мы остановились на оценке в семьдесят шесть баллов, верно?

— Именно! Надеюсь, в следующем семестре вы приятно удивите меня владением языком Байрона и Шекспира.

Если выставление оценки по английскому языку было чистой формальностью, то дифференциальный зачёт по инженерной графике стал настоящим испытанием. Я рассчитывал ответить на пару вопросов и получить зачёт, а на деле получил листок на пятьдесят вопросов и завис на полчаса.

К моему счастью, под каждым вопросом было по четыре варианта ответа. Половина из них были совершенно нелепые, поэтому, даже если попадался каверзный вопрос, на который я с трудом помнил ответ, на помощь приходил случай. Я выбирал тот вариант, который мне казался наиболее вероятным.

Результаты я узнал только на следующем занятии, которое прошло в среду.

— Да, ребята, результаты меня удивили и разочаровали одновременно, — с нескрываемой грустью произнесла Елена Аркадьевна, читавшая у нас инженерную графику. — Будь это не итоговая проверочная работа, а экзамен, половина группы получила бы хвостовки. Хотя материал был совсем несложный, и если вы ответственно подходили к учёбе в течение семестра, проблем с тестами не должно было возникнуть.

— Огласите, пожалуйста, результаты! — попросил Тихонов.

— Да тут без сердечных капель и говорить вслух страшно! — возмутилась преподша. — Соловьев — семнадцать, Березин — четырнадцать, Куприянов — шестнадцать, Золотов — двенадцать!

Услышав оценку Коли, многие начали охать и бросать на парня удивлённые взгляды. Как в начальной школе, право слово! Ну, не хочет человек учиться, пусть пострадает ерундой до конца года, а там отчисление и армия. Может, там ему мозги поставят на место.

— … Федосеева — девятнадцать, — продолжала Елена Аркадьевна. — Ткачёв — семнадцать, Тихонов — двадцать один!

Теперь вниманием завладеет Марк. Староста откинулся на спинку стула и довольно улыбался. Такое внимание ему явно льстило.

— … Шевцова — шестнадцать, Чудинов — двадцать два!

Новая волна вздохов прокатилась по аудитории, и многие смотрела на меня, а Коля даже принялся аплодировать. Чему радоваться? Потерял три балла там, где мог не ошибаться. Выходит, на шесть вопросов из пятидесяти я всё-таки ответил неверно.

Оглянулся по сторонам и ответил вежливым кивком всем, кто смотрел на меня. Всем, кроме Тихонова, потому как в его глазах читалась неприкрытая ненависть. Что тут поделать, снова обставил нашего старосту. Пусть всего на один балл, но всё же. Моя вина в чём? Я соревнуюсь только сам с собой и стараюсь показать как можно лучший результат, чтобы не стыдно было идти в «Роскосмос» с такими результатами. А то, что Марк сплоховал и ответил хуже меня — его проблемы.

По инженерной графике я получил восемьдесят три балла, а это была твёрдая четвёрка.

В четверг в зачётке появилось ещё два предмета. Я проставил зачёты по истории и физподготовке. Обе четвёрки, так что результат меня удовлетворял, а в пятницу меня ждал бой сразу за три предмета, которые должны открыть дорогу в небо. Первой в расписании стояла аэродинамика.

— Чудинов, ты отлично справляешься, но этого мало, чтобы сесть за штурвал самолёта прямо сейчас. Если будешь заниматься в том же духе, к концу года посмотрим на что ты способен, — произнёс Рязанцев.

Понятно. Ругать не за что, а хвалить Лев Михайлович не хочет, чтобы звезду не поймал. Пилотирование не прощает пренебрежительного отношения и халатности. По аэродинамике я получил твёрдую пятёрку, а вот по воздушной навигации вышел всего восемьдесят один балл — четвёрка!

Краем глаза заметил как Тихонов передавал Криницкому небольшой пакет и что-то шептал на ухо. Неужели и здесь взяточничество процветает? Иван Валерьевич, вроде бы, не похож на взяточника, но кто его знает? Дело, конечно, не моё, но мерзко. Может, и у меня оценка немного занижена из-за того, что не дал «на лапу»? Вот вам и «преподаватели новой формации», как любит говорить Рязанцев.

Зато Смирнов порадовал, выставив мне девяносто один балл. Отчасти даже настроение поднялось.

Ко второй неделе сессии все зачёты уже были выставлены, а мне оставалось сдать всего три экзамена: химию, начертательную геометрию и теоретическую механику. Вставая утром понедельника за час до экзамена по химии, я подошёл к зеркалу, осмотрел заспанное лицо и произнёс сонным голосом:

— Давай, Чудинов! Последний бой — он сложный самый!

На экзамене по химии пришлось вспоминать органику. Если с валентными связями и окислительно-восстановительными реакциями у меня всё было в порядке, то всякие задачи давались с трудом. С химией мне вообще редко приходилось сталкиваться с тех пор, как я покинул школьную парту, поэтому большинство тем я изучал практически с нуля.

Я взял билет и погрузился в его изучение, когда меня кто-то тихонько толкнул сзади. Не оборачиваясь, я откинулся на спинку стула и прислушался.

— Миш, поможешь с массовыми долями? Я не могу вспомнить! — послышался у меня за спиной голос Оли Федосеевой.

Помочь, конечно, не проблема. Кто бы мне помог?

— Давай! — шепнул я и снова согнулся над листком, словно ничего не бывало.

Через минуту мне на парту прилетела записка от Оли, в которой было написано её