Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

…[греш]ному [раб]у Твоему Анъдре[ю]{113}.

Трудно сомневаться в том, что заказчиком надписи был сам князь Андрей Юрьевич, устроитель храма. Точно так же — «худым и грешьным рабом Божиим и Пречистыа Его Матере Богородица Андреем князем» или просто «грешным и недостойным рабом Твоим Андреем» — именовал он себя в написанном им несколькими годами позже Слове о милости Божией, посвященном установлению на Руси нового праздника 1 августа во славу Святого Спаса и Пречистой Его Матери{114}.

Из утвари собора сохранился — и тоже не в первоначальном виде — лишь один предмет. Это так называемый Большой сион московского Успенского собора, выполненный из позолоченного серебра с чернью в виде круглой церкви — ротонды, а точнее, его нижняя часть с двенадцатью чеканными рельефными фигурами апостолов, заключёнными в арочные киоты. Большой сион в его нынешнем виде был изготовлен в 1486 году по повелению великого князя Московского Ивана III, однако для его изготовления использовали более ранний сион (реликварий, или дарохранительницу — сосуд для хранения Святых даров) Владимирского собора — вероятно, один из тех трёх «ерусалимов велми велицих, иже от злата чиста», о которых сообщал летописец в цитированном выше рассказе об убранстве храма. Как уже давно установили исследователи, устройство сиона характерно для реликвариев, произведённых во второй половине XII века в Кёльне в Германии. Предположительно называют имя мастера, соорудившего его, — это ювелир мастерской при церкви Святого Пантелеймона в Кёльне Фридерикус, работавший в 60-е годы XII века{115}. Надо полагать, реликварий был доставлен во Владимир с берегов Рейна по заказу самого князя Андрея Юрьевича.

Собор действительно производил на современников неизгладимое впечатление. Однако внешнее его великолепие не вполне сочеталось с прочностью и надёжностью постройки. Судьба сооружения Андрея Боголюбского сложилась несчастливо: оно простояло менее четверти века — очень небольшой срок. В апреле 1184 года во время «великого» пожара во Владимире, когда «погоре… мало не весь город», огонь разрушил и главный владимирский храм. «И зборная церкы Святая Богородиця Златоверхая, юже бе украсил благоверный князь Андрей, и та загореся сверху и что бяше в ней… все огнь взя без утеча…» — со скорбью констатировал летописец{116}.[46] По-видимому, огонь уничтожил деревянные связи собора, что привело к его разрушению. Зодчим князя Всеволода Большое Гнездо пришлось перестраивать собор, а по существу — строить его почти заново. Они обстроили здание с севера, запада и юга новыми стенами; в стенах же прежнего собора «были сделаны арочные проёмы, превратившие их фактически в “столбы” нового здания» — так писал о перестройке храма выдающийся исследователь древнерусского зодчества Николай Николаевич Воронин{117}. Тогда же были сооружены галереи, на углах которых поставлены четыре малые главы, образовавшие «вместе со средней главой старого храма пятиглавый верх нового здания». Причём все работы на этот раз проводились русскими мастерами — как особо отметил летописец, князь Всеволод Юрьевич «не ища мастеров от Немец (видимо, в отличие от Андрея? — А. К.), но налезе мастеры от клеврет Святое Богородици и своих»{118}. 14 августа 1188 года, в канун праздника Успения Богородицы, собор был освящён «великим священьем… и бысть радость велика в граде Володимери». «В этом виде, после многократных ремонтов и реставраций, собор и дошёл до наших дней». Ныне, как и прежде, в нём покоятся мощи его создателя — благоверного князя Андрея Юрьевича, а также его родичей — владимирских князей.

Одновременно со строительством Успенского собора возводились и новые линии укреплений, превратившие Владимир в один из наиболее крупных и защищенных городов древней Руси.

За те полвека, что прошли со времени строительства первой крепости Владимира Мономаха, город значительно вырос и вышел далеко за прежние границы. Длина новой линии крепостных стен и валов превысила по периметру 7 километров, что больше, чем длина крепостных сооружений Киева или Новгорода. Земляная насыпь, служившая основанием для рубленых стен деревянного города, достигала высоты 9 метров. (Остатки земляных валов Андрея Боголюбского — так называемый Козлов вал — можно и теперь увидеть в центре Владимира у знаменитых Золотых ворот; ныне высота Козлова вала — 6 метров.) Снаружи валы прикрывал заполненный водой ров глубиной более 8 метров и шириной до 22 метров{119}.

Новая Владимирская крепость была разделена стенами на три части. Старый город Владимира Мономаха превратился во внутреннюю крепость; в источниках он именуется «Печерним городом». К западу от него продолжались укрепления так называемого «Нового города» с главными въездными воротами, получившими название Золотых. К северу от них располагались Оринины, а ещё севернее — Медные ворота; к югу — Волжские, выходившие к Клязьме (откуда и начинался водный путь по Клязьме и Оке к Волге). Собственно «Печерний город» въездных ворот не имел. К востоку от него вытянулись валы и стены, прикрывавшие посадскую часть города; впоследствии эти укрепления обветшали, почему и получили название «Ветшаного города». На выходе городских валов к речке Лыбеди, притоку Клязьмы, располагались Серебряные ворота — противоположные Золотым, также богато украшенные князем. От них дорога вела в Боголюбове, загородную резиденцию Андрея Юрьевича. «Князь же Андрей… город Володимерь силну устроил, к нему же ворота златая доспе, а другая серебром учини» — так обозначил крайние точки Владимирской крепости летописец{120}. В целом город по-прежнему располагался в остроугольном, только теперь ещё более вытянутом треугольнике, образованном Клязьмой и её притоком Лыбедью.

Последнее название имеет киевское происхождение (Лыбедь — приток Днепра, протекает по территории современного Киева). Оно не единственное в этом роде в окрестностях Владимира. Другие притоки Клязьмы также имеют «киевские» имена — Ирпень (или Рпень), Почайна. Чаще всего этот удивительный факт объясняют тем, что Владимир был основан выходцами из Поднепровья, принесшими сюда привычные им названия. Но в устойчивом повторении «киевской» топонимики нельзя не увидеть и сознательное стремление основателей города устроить на Клязьме некий «малый Киев». Киевских «близнецов» имеют и первые церкви и монастыри, основанные здесь при Владимире Мономахе и Юрии Долгоруком, — во имя Святого Спаса и Святого Георгия. Андрей продолжил линию, начатую его предшественниками. Но его Владимир должен был стать уже не малым Киевом, но новым Киевом, не повторяющим старую столицу Руси, но соперничающим с ним, долженствующим в конце концов затмить его своим великолепием. Золотые ворота, поставленные им при въезде в город с главного, киевского, направления, — прямая аналогия знаменитым Золотым воротам, построенным в Киеве Ярославом Мудрым в XI веке, — но такая аналогия, которая способна превзойти оригинал. Как и киевские, они имели своим образцом Золотые ворота Константинополя — столицы православного мира, а те, в свою очередь, — Золотые ворота самого Иерусалима. Так во Владимире на Клязьме повторялись очертания не только стольного Киева, но и царственного Константинополя и священного Иерусалима.