Побег из сказки - Юлия Набокова

– Разве плохо получилось? – обиделся старикан.– Многообразие цветов радует глаз, а что касается портретов – прекрасная пери достойна украшать собой лучшие полотна. О горе мне! – Он со всей силы хрястнул себя по лбу (Саид Бананович расплескал последние остатки кефира и оставил вставную челюсть на краешке стакана).– Ты гневаешься, что я избрал для изображения твоего лика недостойную бумагу?

– Да нет, почему же.– Арина гордо подбоченилась, перебирая пальцами хрустящие купюры.– Вот прикол получился! Буду теперь всем знакомым показывать!

На лицо Нарышкиной набежала тень, словно стирая с него маску, и в ту же минуту что-то в девушке неуловимо переменилось.

– Что опять не так, славная госпожа? – сокрушенно вскрикнул Гасаныч, аж подпрыгнув на месте.– Поведай мне свою печаль, и я буду рад помочь тебе.

Арина внимательно посмотрела на него, словно решаясь, стоит ли раскрывать этому странному чудаку свои девичьи тайны, после чего махнула рукой и хмуро сказала:

– У меня нет друзей.

– Как так! – вскричал пораженный джинн.– Разве властители могучих держав не выстраиваются в очередь, чтобы осчастливить себя мудрой беседой с прекрасной пери? Разве знатнейшие девушки твоей страны не почитают за честь быть приглашенными к твоему двору? Разве достойнейшие из жителей твоего города не знают о существовании такой благородной девы?

Ответом ему был горестный (с примесью обиды – «издевается, что ли?») вздох. Не выстраиваются. Не почитают. Не знают.

– Глупцы! Слепцы! – воскликнул Гасаныч и едва не стал рвать волосы на своей знатной бороде.– Они не знают, что потеряли, от чего отказываются. Я знаком с повелительницей меньше часа – и уже пребываю в полной усладе от ее мудрых речей, от ее превосходного воспитания, от ее безупречной красоты…

– Ой, да брось ты, Хоттабыч! – устало сказала Арина.

– Гасаныч,– мягко поправил старик.

– Ну прости, Гасаныч. Какая красота, какое воспитание? Я ведь даже десертную вилку толком в руках держать не умею! – чистосердечно призналась она.

– А что это? – живо заинтересовался джинн.

– Знаешь… – Арина окинула его взглядом, словно прикидывая, стоит ли ему объяснять, как выглядит десертная вилка и для чего ее придумали, как будто просчитывая последствия знакомства средневекового джинна с современным предметом сервировки. Видимо, последствия были представлены весьма разрушительными, потому что она сказала: – Лучше не спрашивай.

Гасаныч обиженно засопел, но долго молчать не смог и заявил:

– А насчет красоты ты, госпожа, не права. У тебя густые длинные косы, широкое лицо, толстый зад – ты просто верх совершенства!

– Издеваешься? – угрожающе произнесла Арина.

«Издеваюсь»,– виновато признала Лариса, продолжая играть роль чудаковатого джинна, у которого из дома разом съехали все родственники, захватив с собой даже кошек и хомячков. Но приходилось валять дурака, выражаться витиеватыми фразами и вживаться в образ джинна, родившегося в веке этак десятом, к тому же на Востоке, где свои представления о женской красоте, благосостоянии и мироустройстве. Зря, что ли, Настя вчера заставила ее проштудировать «Легенды о джиннах» и «Быт и нравы Востока», взятые в магической библиотеке? Волшебница весь вечер угробила на изучение макулатуры, да еще память усиливающим заклинанием подстраховала, и теперь старалась усердно применять полученные знания на практике. А уж тот факт, что на Востоке ценились женщины с длинными густыми волосами, широким, как луна, лицом, тяжелым тазом и полным телом, грех было не упомянуть. Жаль только, что Арина с полнотой подкачала, а то эффект был бы еще более впечатляющим.

– Почему издеваюсь? – обиженно крякнул старик.– А то, что косы у тебя дурного цвета, так то вполне поправимо.

Джинн рванул волосок из бороды (Саид Бананович выронил из рук пустой стакан из-под кефира, и тот разбился вдребезги), пробормотал какую-то абракадабру, подбросил волосок в воздух, подул на него так, что тот опустился прямиком на макушку Арины, и в то же мгновение комнату потряс вскрик Нарышкиной. И было отчего. Копна белокурых волос, как только ее коснулась седая волосинка, в один миг почернела. Да так, что теперь интенсивности черного цвета шевелюры Арины Нарышкиной позавидовала бы любая знойная цыганка. Не веря глазам, жертва волшебства потрогала прядь черных как смоль волос и вылетела из комнаты, направляясь к трельяжу в прихожей.

Старик засеменил следом, сокрушенно причитая:

– Что-то не так, моя чернокудрая повелительница?

– Ариша, что случилось? – раздался из комнаты взволнованный голос Степаниды Ильиничны.

– Нет-нет, бабуля, все в порядке. На меня просто… паук свалился! – выпалила Арина, с трудом оторвавшись от созерцания своего нового имиджа, и, поспешно оттеснив джинна, втолкнула его в свои «покои».

– Если тебе не по нраву мои чудеса, я все верну обратно,– подал голос Гасаныч.

– Предупреждать надо,– прошипела девушка.– И вообще, в следующий раз спрашивай у меня разрешение, прежде чем как-нибудь облагодетельствовать!

– Хочешь, я наколдую тебе телеса пышные, как у персидской красавицы Абу-Ясмин? – с готовностью предложил старик.

– Да ты что, обалдел? – испуганно вскрикнула Арина.– Я и так на диете целыми днями сижу. Знаешь, как трудно, когда кругом одни гамбургеры и пирожки?

Старик огляделся, внимательно изучая комнату.

– Ты чего потерял? – спросила Нарышкина.

– Я ищу подушечку, которую ты называешь странным словом «диета». Вероятно, тебе трудно сидеть на ней, потому что она мала или жестка? Так я ее мигом превращу в легчайшую перину и побольше, чтобы на ней уместилась не только ты, но и твоя почтенная нянюшка,– с готовностью предложил джинн.

– Она мне бабушка! – поправила Арина и с подозрением поинтересовалась: – А ты о ней откуда знаешь?

– Почтенная ханум только что подала свой сладкозвучный голос из задней комнаты. Гасаныч долго живет на свете и умеет отличать голос юной девы от уважаемой ханум,– заявил в свое оправдание джинн.– Кроме того, ты, госпожа, отвечала ей с почтением, значит, она не простая служанка, а няня или родственница.

– Да ты просто Шерлок Холмс! И перестань называть меня госпожой и повелительницей. Меня зовут Арина.

– О, милостивейшая Арина,– просиял старик,– благодарю за доверие!

– Знаешь что? – решилась милостивейшая.– Познакомлю-ка я тебя, пожалуй, с бабушкой.

– Буду счастлив! – Старик выгнул грудь колесом и кокетливо пригладил бороду.

– Только сперва верни мне мой натуральный цвет.– Она дернула себя за прядку волос.

– Будет сделано! – покорился джинн и исправил свою оплошность.

– Отлично. Вот только,– нахмурилась Арина,– чтобы бабуля тебя приняла, хорошо бы преподнести ей от тебя скромный дар.

– Слона, увешанного мешками с индийскими пряностями и персидскими благовониями? – с готовностью предложил старик. Очевидно, он намеревался сразить сердце почтенной ханум роскошным подарком.

Арина вздрогнула, представив слона в своей двухкомнатной малометражке, да к тому же распространяющего ароматы благовоний вперемешку с терпкими и щекочущими нос пряностями, и аж чихнула.

– Нет-нет, не надо слона.– Она поспешно вынула из кармана многострадальный полтинник.– Будет достаточно, если ты превратишь эти пятьдесят в пятьсот!

– Пятьсот таких бумажек? – наморщил лоб старик, беря купюру в руки.– Чем тебе не нравятся разноцветные с твоим портретом?

– Очень нравятся! – быстро выкрикнула Арина.– Только в подарок бабушке они не сгодятся.

И, заметив знакомый блеск в глазах старика, добавила:

– И с ее портретом тоже!

– К моему глубочайшему сожалению, я не имел удовольствия видеть ее прекрасный лик,– сокрушенно покачал головой Гасаныч.

– Вот именно,– с облегчением заметила Арина.– Но эта бумажка приобретет значительную ценность, если к ней прибавить еще один ноль. Не понимаешь?

Она схватила кошелек, достала оттуда пятисотрублевую купюру и продемонстрировала ее джинну.

– Вот так, видишь?

– Я все понял! – радостно воскликнул старец, дернул волосок на бороде (Саид Бананович, рассказывающий о своей молодости засыпающим от скуки внукам, прикусил язык и громко выругался, внуки радостно встрепенулись, дед еще больше сконфузился) и осторожно опустил его на полтинник. В ту же секунду купюра превратилась в пятьсот рублей.

– Класс! – завороженно глядя на сотворенную денежку, оценила Арина.– Надеюсь, она не превратится в нарезанную бумагу, как деньги Воланда?

– Она превратится во все, что ты только пожелаешь,– с почтением отозвался джинн.– Значит, говоришь, чем больше нулей, тем больше ценности?

Арина пропустила это замечание мимо ушей, и зря. Но она была слишком увлечена разглядыванием купюры на свет.

– Ты пока посиди тут,– велела она, удовлетворенно поглаживая пятисотку.– Никуда не уходи! А я сбегаю, подготовлю бабушку к знакомству.