Сволочь ненаглядная - Дарья Донцова

Я отодвинула в сторону отвратительные, цвета сливы цветы и предложила женщине с ребенком:

– Тут свободно.

– Нет, нет, – нервно ответила мамаша и потащила дочурку в другую сторону.

– Мама, – заныла девочка, – хочу сесть.

– Цыц, – прикрикнула мать, – не видишь, что ли, тетка больная, вся морда в пятнах. СПИД небось, или сифилис!

У меня морда в пятнах?! Да быть такого не может. С детства я отличалась великолепной, правда, чуть бледноватой кожей, даже подростковый возраст благополучно миновала без прыщей.

Руки вытащили пудреницу, глаза уставились в зеркальце. В ту же секунду из горла вырвался стон. На меня смотрела женщина, чью физиономию усеяли синие, больше всего похожие на трупные пятна. Издали я походила на сгнивший баклажан, вблизи – на больного краснухой, вернее, синюхой.

В полном ужасе я потрогала щеки пальцами и только тут заметила, что мои ладони покрыты разводами, словно невзначай я пролила на них чернила. Взгляд упал на букет. Так, понятно. Бумага и цветочки линяют, а я шла по универмагу, периодически засовывая нос в омерзительные гвоздики, наслаждалась, так сказать, ароматом!

Засунув веник в урну, я понеслась в туалет и попыталась умыться. Не тут-то было. В отличие от краски для волос, которая смывается у меня моментально, эта въелась в кожу намертво. Может, вернуться к директору трикотажной лавки, спросить, где он приобрел букетик, и разжиться там оберточной бумагой? Буду натирать ей волосы – и никаких проблем.

Жидкое мыло, находящееся в туалете, не помогло. Пришлось бежать в парфюмерный отдел и приобретать скраб. Кое-как, ободрав щеки почти до крови, я избавилась от чудовищной раскраски и поползла к выходу.

Нет, сегодня опять крайне неудачный день, и Платова не окажется дома.

Леся Галина не зря хвасталась зрительной памятью. На бумажке было написано: «Метро «Речной вокзал», выход из первого вагона от центра, потом налево, мимо универмага до почты, вновь налево, длинный пятиэтажный блочный дом, последний подъезд, перед ним огромное дерево, вросшее в скамейку. Квартира на первом этаже, налево, возле почтовых ящиков».

Все оказалось абсолютно точно, и универмаг, и почта, и дерево стояли на своих местах. Но на кнопку звонка я нажимала, ни на что не надеясь. Слишком хорошо все складывается. Небось Льва Константиновича нет дома.

Однако дверь распахнулась сразу. На пороге стоял блондин с одутловатым лицом, одетый в засаленный махровый халат с разодранными рукавами.

– Вам кого? – весьма любезно поинтересовался парень.

– Льва Константиновича Платова, – улыбнулась я, демонстрируя отсутствие злых намерений.

– К сожалению, – вздохнул хозяин, – это невозможно.

Ну вот, так и знала.

– А когда он вернется? Можно подождать?

– Никогда, – помотал головой блондин. – К несчастью, Лев Константинович скончался.

– От тромбоэмболии! – подскочила я на пороге.

Мужчина уставился на меня во все глаза.

– От инсульта, а вы, собственно говоря, кто такая?

– Представитель закона, – загадочно сообщила я и поинтересовалась: – Жена у него есть? То бишь вдова?

– Нет, – вновь помотал головой мужчина, – мама скончалась три года назад. – И быстро добавил: – От рака.

– Значит, вы его сын?

– Да, Яков Львович Платов.

– Настя Звягинцева ваша двоюродная сестра?

Яков замялся.

– Не совсем.

Но я уже протискивалась в крохотный коридорчик, оттесняя хозяина в глубь квартиры.

– Интересное дело! Лев Константинович был дядей Насти, значит, вы – брат.

– Да кто вы?

Не дожидаясь приглашения, я стащила куртку, швырнула ее на крохотный комодик и представилась:

– Нотариус. Настя оставила завещание родственникам, вот ищу наследников.

Яков вздохнул:

– Проходите на кухню.

Выставив на стол нехитрый «гостевой» набор – банку «Нескафе», сыр и пачку крекеров, – Платов полюбопытствовал:

– И велика сумма?

Я пожала плечами.

– Тайна завещания не подлежит разглашению! Скажу лишь, что распорядителем назначен некий Егор, родной брат Насти, он и станет вручать деньги.

Очевидно, Яков никогда не имел дела с юристами, потому что спокойно выслушал мои бредовые речи и резонно поинтересовался:

– Ну, а я при чем?

– Звягинцева указала в документах неверный адрес Егора, вы случайно не в курсе, где он проживает?

Яков молча налил в кружки кипяток и пробормотал:

– Моя мама очень не любила Серафиму Константиновну, и мы редко общались.

– Кого? – не поняла я.

– Ну папину сестру, бабушку Насти, – пояснил Яков и вздохнул. – У нас слишком запутанная семейная история.

– Излагайте, – велела я и для пущей официальности вытащила блокнотик, куда обычно записываю список продуктов.

– Мой отец и Серафима Константиновна – родные брат и сестра, – завел Яков. – Только отец на десять лет младше, так что Лев Константинович не дядя, а двоюродный дед Насти, хоть она и звала его дядей.

Естественно, Серафима Константиновна раньше вышла замуж, но скоро овдовела, оставшись с сыном на руках. Больше семейного счастья она не искала, тихо воспитывала мальчика, названного Валентином, жила скромно, если не сказать бедно. Но сына выучила, отдав его в Литературный институт. Потом он благополучно завел свою семью, родилась дочь…

Лев Константинович женился поздно, сына родил и того позже, вот и вышло, что Яков, который приходится Насте дядей, ненамного старше ее.

Супруга Платова не дружила с Серафимой Константиновной, никаких совместных праздников они не устраивали, звонили друг другу раз в год, 31 декабря, и все. Поэтому Яков был практически не знаком с Настей. Дальше начинается какая-то темная история. Сын Серафимы Константиновны вместе с женой погиб в горах, катаясь на лыжах. А Настю почему-то отдали в приют. Яков узнал об этом случайно. Лев Константинович служил в министерстве просвещения и ведал как раз детскими домами.

Однажды холодным декабрьским вечером Серафима Константиновна заявилась к Платовым домой. Не обращая внимания на злобную гримасу невестки, она утащила брата в кабинет. Сначала там стояла тишина, потом из-за плотно прикрытой двери понеслись громкие крики. Наконец красная Сима вылетела в коридор и, не сказав «до свидания», убежала. Вспотевший Лев Константинович вышел на кухню.

– Чего она хотела? – спросила зло жена.

Платов нервно грохнул чайником о плиту.

– Просила отыскать в детдоме Настю, говорит, теперь ей ее отдадут!

– Разве Настя живет не дома? – удивился Яков.

Отец запнулся и быстро объяснил:

– В лесной школе, у нее обнаружился костный туберкулез, и пришлось ее положить в специализированную клинику.

Но потому, как напряглась у Льва Константиновича шея, сын понял – папа беззастенчиво врет.

Через неделю Яков пришел домой поздно и, чтобы не будить рано засыпавших родителей, снял в прихожей ботинки и на цыпочках двинулся в туалет. Санузел у Платовых прилегает к кухне. На самом деле это страшно неудобно. Во всяком случае, Яков всегда стеснялся пойти пописать, если кто-нибудь пил чай. И, естественно, тот, кто был в клозете, великолепно слышал голоса людей, находящихся в кухне.

Вот и в тот день не успел мальчишка устроиться поудобнее в туалете, как до его ушей донеслось нервное сопрано матери.

– Левушка, не лезь в это дело, неизвестно ведь, что к чему.

– Пойми, Соня, – ответил отец, – Сима моя сестра, Настя внучатая племянница, а Валентин с Майей…

– Майя – скотина, – резко возразила мать, – и Валентин твой – скот. Справедливости им захотелось, всю семью подставили. Вспомни, вспомни! Чего молчишь? Да если бы не они, ты бы уже давно замминистра стал. А так сидишь помощником начальника отдела. А я? Чего говорить, всех подрезали! Даже в Болгарию съездить не можем. И потом, где ты будешь ее искать? Небось уже давно Настя в другой семье живет! Их же лишили родительских прав!

– Нет, – тихо ответил отец, – она в Москве, у Соболевой Галины, в Зеленограде. И фамилия Платова, и отчество Валентиновна. Живет в приюте, а могут и впрямь бабке отдать! Жалко девочку! Кстати, знаешь, Майя уже после суда родила мальчишку и назвала Егором… Вот о том ничего не известно, хотя Соболева обещала разузнать, куда…

– Если ты, – заорала всегда вежливая, даже корректная мать, – если ты посмеешь влезть в это, имей в виду, я уйду, разведусь, хватит! Нам судьбу поломали, так еще и Яше достанется! О сыне подумай!

– Тихо, – оборвал отец, – разбудишь парня.

– Его дома нет, – ответила мать, – на день рождения ушел.

Воцарилась тишина. Потом Лев Константинович пробормотал:

– У меня, кроме сестры, других родственников нет.

– У тебя и жены другой нет, и сына, – парировала Софья Михайловна. – Впрочем, и этих потеряешь, коли начнешь Симке помогать.

Неожиданно отец заплакал. Мать перепугалась и забормотала:

– Ладно, ладно, Левушка. Это я так, по злобе, просто обидно, что из-за Майки с Валькой наша судьба под откос пошла. Чего уж там, если есть возможность – помоги Симе. Настя действительно ни в чем не виновата, настрадался ребенок, с года по чужим людям мается. А что, эта ненормальная и впрямь еще мальчишку родила?