На прорыв времени! Российский спецназ против гитлеровцев - Сергей Артюхин

«Ну, вот и еще один день начался. Как же достало это утомительное ожидание ночных обстрелов». — Йохан Таль передернул плечами. Ночная прохлада заползала под шинель, не давая уснуть.

«Город окружен. Нам крышка. Но этот дебильный фон Ляш слушает Гитлера, распахнув рот. Идиот! Не зря папа говорил, что с русскими лучше не связываться. И Бисмарк то же самое говорил. Вот уж кто точно был великим человеком, не то что этот бесноватый урод. Дерьмо! Ну почему мы все так верили этому шизоиду!» — Мысли немецкого солдата явно не отличались восторженностью.

«Может, попробовать сбежать? Наверняка ведь все, что говорят, — пропаганда и ничего больше. Черт, а вдруг правда? Ну хоть на сколько-то? И меня ведь в Сибирь отправят… а там жутко холодно и страшные медведи. У них даже в европейской части такие морозы, что вообще кошмар. А что же тогда в Сибири? Может, даже и хорошо, что нас выпнули из Белоруссии. А то мы до Москвы точно не дошли бы — поперемерзли бы все по дороге. Всей долбаной армией». — Мысль Таля была прервана грохотом разрывов.

«Ну вот, опять началось. И зачем устраивают эту свистопляску? Ведь постреляют час-другой, твари. И чего они добьются? Пока в крепости сидит фон Ляш — город вы не получите», — думал немец, заползая в укрытие. На всякий случай.

Удобно устроившись на предварительно захваченном покрывале, Йохан даже закурил. Затянувшись пару раз, он с недовольством посмотрел на полупустую пачку.

«Черт, надо еще сильнее экономить. Скоро кончатся». — Солдат уже неделю курил только в караулах, чтобы не делиться сигаретами с менее запасливыми сослуживцами.

Грохот бьющей по городу артиллерии нарастал. Это было необычно. Советская артиллерия на той неделе обстреливала город с регулярным темпом, словно никуда не торопилась.

Йохан напрягся. Что-то было не так. А потом среди рева рвущихся снарядов он различил знакомый свист.

— ??!!!! Дерьмо!! Это же полный… — Немец орал во все горло все ругательства, которые знал, попеременно смешивая их то с богохульствами, то с молитвами.

Жуткий вой ракет, подкрепленный взрывами снарядов крупнокалиберной артиллерии, сводил с ума.

Бросив винтовку, Таль скрючился на земле, обхватив голову руками. А страшный грохот не прекращался, становясь все громче и громче.

В ужасную какофонию тем временем вплетались новые, незнакомые звуки — стошестидесятимиллиметровые минометы и трехсотмиллиметровые «андрюши» в боях еще не применялись.

На глазах Йохана в один из домов влетел снаряд, мигом превративший каменное здание в груду щебня.

Появившиеся над городом бомбардировщики, сбросившие термобарические бомбы вперемешку с напалмовыми, не были даже замечены.

Красивый старый город, перепахиваемый вглубь и вширь всеми видами оружия, созданного советскими конструкторами, прекращал свое существование. Красная Армия давала настоящий ответ за Минск и другие уничтоженные нацистами города, сталью и огнем показывая, что ждет сопротивляющихся.

«Вчера ночью закончились последние бои в одном из могучих бастионов нацистов — Кенигсберге. Доблестные советские войска, ведомые замечательными командирами и приказами нашего любимого вождя, товарища Сталина, сломили последние остатки сопротивления в „неприступной твердыне“, снова продемонстрировав народам Европы и мира неотвратимость победы великого и могучего Советского Союза!

На протяжении многих столетий Восточная Пруссия была рассадником самого жуткого варварства. Прусские короли короновались не в своей столице — Берлине, а именно в нем, павшем вчера бастионе — Кенигсберге. Прусские алчные юнкеры, эти потомки кровавых псов-рыцарей, олицетворяющие все самые темные стороны германской истории — насилие, ложь, непомерное высокомерие, служили главным оплотом германской реакции и милитаризма. Их политика была политикой хищников без традиций, не признававших ничьих прав и никаких обязательств. Они участвовали во всех войнах в Европе, стремились награбить как можно больше добычи. Они сыграли роковую роль в кровавых планах Гитлера. Восточная Пруссия, протянувшаяся далеко на восток, была для них цитаделью, бастионом, выдвинутым вперед плацдармом для разбойничьих набегов на нашу любимую Родину.

Гитлер убеждал весь мир и немецкий народ, что Кенигсберг не может пасть. В который раз советские солдаты, летчики и моряки показали, что кровавый выродок, правящий Германией, — лжец. Бойцы Красной Армии шли по пятам врага и той самой земле, по которой около двухсот лет назад, в Семилетнюю войну, победоносно шли на столицу Восточной Пруссии — Кенигсберг — русские полки — шли так, словно это было недавно! За двести лет здесь не смог простыть след русских войск. Красноармейцам казалось, что впереди во тьме ночи дымят костры русских бивуаков. Потомки шествовали по стопам предков.

И не посрамили их! Во время штурма Кенигсберга было написано множество полных ярких примеров мужества и отваги страниц истории Красной Армии, под предводительством великого Сталина приведшей в исполнение приговор истории над прусскими милитаристами![3]

Гнусному режиму Рейха осталось недолго. Уже скоро Красная Армия победоносным маршем пройдет по улицам Берлина. Уже скоро советский народ будет праздновать Победу над самым страшным врагом в истории человечества! Ведомые волей товарища Сталина и учением великого Ленина, мы справимся с величайшей задачей построения коммунизма! И, как доказывает падение Кенигсберга, перед нами нет непреодолимых препятствий и „неприступных твердынь“! Никто и ничто не сможет остановить единый Советский народ!

Кенигсберг пал. На очереди Берлин!»

— Эй, Лень! Леонид! Майор Васильев, мать вашу! — Наконец услышавший сквозь рокот танковых моторов крики майора Шимазина, Леонид обернулся:

— Товарищ майор?

— Ты чего, оглох, что ли? Чуть горло не сорвал, пока докричался.

— Надо было подойти и спокойно сказать, а не вопить с другого конца города, — недовольно буркнул уставший Васильев.

— Да ладно, я ж так, показать тебе чего хотел. Топай давай за мной. — И, приглашающе махнув рукой, Шимазин зашагал туда, откуда появился.

— Эй, Терентий, а чего там такого? Важное что или как? Мне еще с танкерами договариваться насчет совместных действий.

— Забей на танкеров. Нашему полку две роты «суворочек» выделили.

— Скорее уж «сучек»,[4] — бросил один из танкистов, прислушивавшихся к разговору.

— Ну, это кому как, — мягко заметил Васильев, наспорившийся с танкистами насчет методов взаимодействия и не желавший спорить теперь еще и на эту тему.

— И чего они нам их выделили? — поинтересовался Леонид, идя вслед за Шимазиным. — Я в том смысле, что нам-то чего напрягаться? Сегодня выделили, завтра заберут…

— А ты не слышал, что ли? Нашу дивизию скоро в тыл отправят. Последняя операция — и назад. Пополнение получать и технику. Нас «мотострелками» делать будут.

— Ты-то откуда знаешь? — укорил комбата Васильев.

— Да мой шурин сейчас в такой дивизии воюет под Кенигсбергом. А начинал также в обычной стрелковой.

— И ты решил, что нас будут переформировывать? С чего?

— А зачем еще нам «сушки» прикреплять? И говорить при этом что-то типа: «Привыкайте. Будете теперь богато воевать»? Я это сам от комдива слышал.

— Да, мож, шутковал генерал?

— Родимцев в таких вещах не шуткует. Да еще и при Малиновском.

— Где самоходки-то? Ты ж говорил, они в пяти минутах? А мы уже точно больше десятка топаем!

— Да пришли уже. Вечно ты, Васильев, всем недовольный.

— Не недовольный, а неудовлетворенный! — Леонид улыбнулся.

Шимазин, покосившись на выражение лица Васильева, задумчиво добавил:

— Ага. Точно. Бабу тебе нужно. Но тебе ж у нас абы кто не нужен, так ведь? Тебе звезду Голливуда подавай. — И, едва сдерживая рвущийся наружу смех, Терентий с самым серьезным видом погрозил майору пальцем.

— Я вам, товарищ майор, когда-нибудь голову оторву, вот честное слово.

— Ну, бравого майора Шимазина для подобной экзекуции еще догнать надо, а он завсегда быстрее некоего Васильева бегал. — И оба рассмеялись.

Капитан, командовавший одной из рот самоходок, долго не мог понять, над чем хохочут эти два усталых человека.

Простая реакция на грязь и кровь войны.

18 мая 1942 года. Город Мишкольц, Венгрия.

— В целом задачи и цели понятны? — Полковник Гнатюк, с неизменной кружкой в руке, внимательно смотрел на командиров батальонов.

— Да чего тут понимать? Топаем во втором эшелоне после танкистов. Занимаем позиции и ждем немчуру. Как какие серьезные проблемы — зовем «сухарей». — Майор Ляпичкин пожал плечами.