Возвращение в Эдем - Гарри Гаррисон

Урукето.

Наконец короткий приступ гнева прошел, и она могла уже хладнокровно взирать на живой корабль. Нынешний гнев был далекой тенью давнишнего. Чего бояться, если перед ней урукето?

Она спокойно смотрела на черный высокий плавник, из которого торчали головы иилане". Возле урукето в море что-то плескалось. Энтиисенаты, конечно. Пожизненные спутники живого судна. Спутники, кормильцы…

Урукето так близко подошел к берегу, что белые гребни уже перекатывались через него. Из плавника выбралась иилане", спустилась в воду и встала, широко расставив ноги. Сверху ей что-то передали – Вейнте" не видела, что. Она погрузила предмет в волны и полезла обратно.

Что она здесь делает? Откуда урукето? Непривычные думы вновь заставили Вейнте" гневно потрясти головой. Зачем ей думать об этом? Почему она сердится?

Урукето уходил в море, медленно уменьшаясь. Нет, он идет вовсе не в море, а вдоль берега. Это важно.

Но почему? Мысль не укладывалась в голове. Вейнте" начала раздражаться, и одна из вернувшихся фарги с перепугу бросилась бежать прочь, взглянув на ее дергавшееся тело.

Урукето ушел на север. На север. Он уплыл на север, а северу противостоит юг. Долго она не могла понять смысл этого умозаключения. И уже когда почти стемнело, увидела, что Великреи бредет на берег с рыбой, уверенно шагая в волнах прибоя.

Так шла Великреи тогда, когда Вейнте" в первый раз увидела фарги. И они тоже пришли оттуда – с севера.

Значит, там город! Город с пляжами, на которых родились эти фарги. Тот город, в который они пришли, выйдя из моря. Тот город, который покинули, потому что он не открылся для них. И они повернули к нему свои спины и уплыли, а потом оказались здесь.

Вейнте" смотрела на север, пока не стало совсем темно.

Глава 21

Это было подобно пробуждению от долгого сна. Или еще – тому, что бывает, когда лопается яйцо, когда после первой долгой ночи своей жизни выходишь на свет. Так думала Вейнте". Сначала эти мысли ее удивили – потом она стала гадать о причинах такого удивления.

Однажды, склонившись над лужей, чтобы попить, она заметила в воде свое отражение и принялась недоуменно разглядывать его. Подняла руки, растопырила большие пальцы, поглядела на грязь, присохшую к ним. А потом погрузила ладони в воду, прогнав свое изображение, не понимая, почему оно волнует ее.

Каждое утро она глядела на море, искала в нем урукето. Но он не возвращался. Это огорчало ее – потому что нарушало порядок дня, к которому она успела привыкнуть. Сон, еда, сон. И ничего более. Она чувствовала беспокойство, сожалела об этом. Что смущает ее? Что тревожит? Она это понимала – но гнала из памяти… Здесь, на берегу, так спокойно…

Наконец Вейнте" словно проснулась. Она стояла на берегу, прямо перед нею по грудь в воде торчала одна из ее товарок… «Рыба», – знаком показывала фарги. Цветом ладони. Рыба – и больше ничего.

– Какая рыба? – спросила Вейнте". – Где рыба? Их больше одной? Большие, поменьше, сколько их? Требую ответа.

– Рыба, – ответило глупое создание, выпучив глаза и приоткрыв рот.

– Кусок никчемности-скала глупости-гора недоумения…

Вейнте" замолчала, потому что фарги в страхе нырнула и уплыла от нее подальше. В один миг все оказавшиеся поблизости фарги попрыгали в воду. Пляж опустел, но гнев Вейнте" рос, и она громко выкрикивала, извиваясь всем телом от раздражения:

– Неразумные, глупые и немые! Не знающие ничего о красотах речи, о гибкости языка, о радости постижения! Плаваете, ловите рыбу, валяетесь на песке, спите. Да умрите хоть сейчас – никакой разницы и не будет. И я могла умереть…

Теперь она пробудилась с новыми силами, хорошо отдохнув, – ведь сон ее был долгим. Она не знала, сколько времени длилось забытье, понимала только, что много дней и ночей миновало. Взглянув на невысокие волны, набегавшие на ноги, она подумала о том, что с ней было, и кое-что осознала. Брошенная, изгнанная из знакомого мира, лишенная города, ранга и власти, она была оставлена на берегу – умирать. Ланефенуу жаждала ее смерти, была уверена, что отверженная погибнет… Но этому не суждено было свершиться. Вейнте" не безмозглая фарги, которой только прикажи умереть – и готово.

Она была совсем рядом со смертью. Но желание жить было в ней таким сильным, что она забилась в дальний уголок самой себя и жила тем, что было лишь тенью истинной жизни. Но темные дни миновали. Что ждет ее впереди?

Она, Вейнте", – эйстаа и всегда ею останется. Ей приказывать – другим повиноваться. Но не на этом берегу. С трех сторон болота, с четвертой море. Это же ничто. Разве ей здесь место? Она хворала и забрела сюда. А теперь выздоровела. Незачем оставаться, не о чем вспоминать, не с кем прощаться. И даже не бросив взгляда назад, она вошла в море и нырнула, очищаясь в воде, потом выставила голову над поверхностью и отправилась на север. Куда уплыл урукето, откуда пришли фарги.

Она плыла, впереди рос скалистый мыс, потом он медленно отодвинулся назад, закрыв берег, на котором она так долго существовала. Вейнте" не оборачивалась – она уже забыла про эти края. Впереди ее ждет город. Туда ей и нужно.

За мысом широким полумесяцем раскинулся залив: золотой песок окаймлял берега. Плавание утомило ее, и Вейнте" отдалась волнам, которые вынесли ее на берег. Песок был гладким – без единого следа. Теперь она осталась одна и была этим весьма довольна. Идти было легче, чем плыть, и до темноты она успела много пройти.

Утром она половила рыбы, а потом отправилась дальше. Теперь дни стали совсем не похожими друг на друга, и она стала считать их, проплывая мимо утесов и шагая по песчаному берегу.

Залив оказался таким огромным, что и второй день, и большую часть следующего Вейнте" все шагала по его берегу. На четвертый день берег сделался скалистым. Горный хребет с суши уходил прямо в море. Она провела неспокойную ночь в каменной нише, открытой брызгам прибоя. На шестой день она миновала последний утес, и вновь пошли песчаные берега.

На тридцать пятый день она поняла, что путешествие подходит к концу. Берег только что был таким, как прежде, и вдруг сделался абсолютно иным. В спокойной воде у берега плескались рыбешки. Она присмотрелась – это были не рыбы. Вынырнув на поверхность, они уставились на нее круглыми глазами и сразу же нырнули, едва она подняла руку в приветственном жесте. Юное, пугливое эфенбуру. Будут есть – или их съедят, а уцелевшие однажды выйдут из океана как фарги. Те, кто поумнее, станут иилане" и вольются в поток городской жизни.

Но если они в океане, значит, неподалеку родильные пляжи. Так и оказалось. Естественный залив углубили и отгородили от моря. Здесь на славу потрудились ейсеколы, возводя перемычку из мягкого песка. Хранительницы на постах, самцы, лежащие у воды. За пляжем горка – любимое место прогулок, судя по количеству троп, уходящих к городу.