Горький вкус Солнца - Галина Мишарина

Выдохнула и в ожидании поглядела на супруга. Марк был задумчив и многозначительно молчал.

— Нет, ты, если не хочешь, не отвечай, — поспешила добавить я. — Просто мысли вслух. Что каждому свое. Что все влюбленные разные… Ну, ладно.

Я встала и подошла к чемодану, надеясь, что если там пороюсь, то дыхание наладится. Возможно, не стоило делиться с Марком сокровенным. Не потому, что я не доверяла супругу. Но зачем лишний раз отвлекать его от цели нашей поездки?

Когда я повернулась, держа в руках сорочку, Марк стоял возле и любопытно глядел мне в руки.

— Это зачем? — улыбнулся он. — Чтобы желания сдерживать? Габ, я жуткий тугодум. То есть думаю не медленно, но долго. Тем более если тема мне интересна. Не думай, что не хочу с тобой разговаривать. Я учусь этому заново, тем более с девушкой. К тому же ты предлагаешь обсуждать то, что в Среднем королевстве называют «запретной поэзией». — Он забрал у меня сорочку и повел за руку к кровати, отчего в горле мгновенно пересохло. — Сядем здесь. Как раз самое место для обсуждения.

Я робко улыбнулась, когда Марк нежно погладил мои пальцы.

— Тебе не нужно себя сдерживать, Габ. Никогда. Тем более, если мы в постели, — и поцеловал меня в краешек губ. — По-моему, близость портят две вещи: отсутствие любви и присутствие мыслей. В первом случае люди просто обладают телами друг друга, и поверь, от этого дыр в их сердце становится все больше. А дырявое, сердце теряет чувствительность и учится предавать. Во втором случае люди могут любить, но слишком много думают о том, что было и будет. Они жаждут новых ощущений, и, вместо того, чтобы наслаждаться процессом, принимаются анализировать. В итоге оба становятся равнодушны к щекоткам, мягкости и нежности, и зацикливаются на жесткой страсти. Мне кажется, это крайность. Каждое чувство важно, главное найти лучшее мгновение для его применения.

— И почувствовать партнера.

Марк тихо рассмеялся.

— Угу. И я знаю, что ты отлично меня чувствуешь, котенок.

Мужчина провел ладонью по моей щеке, легонько толкнул в грудь, и я упала прямо на подушки. Марк с улыбкой склонился, как всегда внимательно разглядывая меня. Теперь-то я понимала, что вместо слов он дарит этот взгляд, полный искреннего интереса, теплоты и ласки. Хотелось поскорее поцеловать его, ведь мы много дней избегали откровенных поцелуев. В каюте было достаточно места, но я подчинилась воле мужа и не просила о ласках. Марк ничего не делал без причины. Если он принял решение терпеть, я готова была ждать сколько угодно.

Как же хорошо он умел дразниться! Дотянулся до губ, провел по моим несколько раз, руками нащупывая завязки платья. Поцелуй легкий, но чувственный, без глубины и напора. Я сама поймала губы Марка, раскрывая рот, и он понял просьбу. После долгого воздержания мне хотелось снова ощутить его вкус, жар и настойчивость.

Он ласкал меня языком, я отвечала, постанывая, и чувствовала, как руки его проникают под лиф платья, сжимают, поглаживают грудь.

— Ещё!

— Да.

— Пожалуйста…

— Да, Габ.

Марк оторвался от меня и принялся стягивать платье. Пользуясь своей ловкостью, я выскользнула из наряда и тотчас схватилась за рубашку супруга. Рванула, послышался треск, и Марк выдохнул мне в ухо:

— Нетерпеливая малышка.

Он стащил её через голову, и я, извиваясь под его телом, помогла мужчине избавиться от штанов. Он тотчас склонился и начал покрывать поцелуями мое тело. Хриплый крик сорвался с губ, и Марк рассмеялся.

— Окно открыто, Габ.

— Я не буду кричать…

— Не зарекайся, — хищно усмехнулся он, опускаясь все ниже. — Господи, до чего же вкусно от тебя пахнет!

— Марк, — прошептала, чувствуя его дыхание между ног. — Так… разве… можно?

Ответом мне послужило прикосновение, да такое сильное и приятное, что я ахнула.

— Боже…

— Продолжать?

— Да!

Подобного я точно не могла и представить. Влажно, быстро, и движения языка вызывают острую, умопомрачительную дрожь. Мне понадобилась минута, чтобы дойти до тонкой грани, за которой начиналось беспощадное удовольствие. Но, едва я развела ноги, Марк нахмурился и прервал сладкую пытку.

— Да! — воскликнула я, обхватывая его бедра, и ощутила долгожданный, хотя и болезненный толчок. — Марк!.. Ох!

Он склонился, затыкая мне рот поцелуем, и продолжил так же, как начал. Я схватилась за его широкие плечи, внимала теплоте и влажности прикосновений, и слышала музыку. Да, мне хотелось танцевать для Марка. Когда он заставил меня подняться на ноги и прижал к стене, я тотчас нашла удобные ниши для пяток и помогла супругу, приподнимаясь на носках. И если двигался он — я двигалась в унисон.

Ветер пробегал холодком по нашим разгоряченным телам, вдалеке гремела, приближаясь, буря. Поздний час для важных чувств. Я хотела узнавать всю глубину дыхания любимого, внимать его телу, двигаться, упиваться. Пусть он решает, как, пусть задает темп — я поддержу его. Я получу его целиком.

Снова разворот — мы на полу. Марк уронил меня мягко, но, придавив собой, шевелиться не давал.

— Тихо, маленькая. Лежи смирно.

Я замерла, кусая губы от нетерпения. Марк положил мои ноги себе на плечи, неспешно вошел, но двигался теперь так медленно, что мне не хватало воздуха на слова.

— Ты чудесный. Ты такой… м-м-м… замечательный. О! Как хорошо!

— Тс, хорошая моя, — хрипло рассмеялся он. — Закрой глаза. Просто почувствуй.

Я послушно смежила веки и ощутила, как тепло овладевает сердцем. Марк делился со мной чем-то, что не отдавал прежде. Чувство охватило живот, грудь и шею, пощекотало уши, зарумянило щеки, стремительно упало к пяткам, и я задержала дыхание, боясь его спугнуть.

А всего через минуту низ живота объял тягучий неторопливый спазм, похожий и непохожий на то, что было прежде. Он длился и нарастал, и казался бесконечным, как сам свет. Марк склонился к моему уху и зашептал, делая наслаждение ещё более бесподобным:

— Ты — моя свобода, Габриэль. Моё прекрасное светлое чувство. Мое всё, котенок. Никогда тебя не отпущу.

— А я — тебя… — прошептала я, и тело накрыло мощной, ослепительной