Закрытие Америки - Дарья Калинина

– Пугаешь старую, соколик. Зачем?

– Идите к выходу, мамаша. Вещички пусть вам сын соберет.

– За что?

– Вы задержаны по обвинению в убийстве как минимум троих человек. Весь ваш разговор записан, отпираться бесполезно.

– О чем это ты, соколик? Не пойму я ничего. Бабушка старенькая, бабушке прилечь надо. Сердце стучит. В голове шумит. Ноги не ходят.

– Ничего, когда людей убивали, очень даже резво двигались. И еще раньше… Да что с вами говорить. Не хотите сами идти – вас поведут. Редозубов, наручники тащи.

Услышав о наручниках, дядя Сема наконец встрепенулся.

– Не надо наручники. Я поведу.

Бережно взяв старуху под руку, он произнес:

– Пойдем, мама. Пойдем. Я буду рядом.

В ответ старая женщина сгорбилась, оперлась на руку сына и, тяжело шаркая, поплелась к выходу. Путь до дверей занял у нее чуть меньше четверти часа, старуха то и дело присаживалась отдохнуть, а под конец пути стала жаловаться на боли в сердце:

– Ох как давит! Вздоха сделать не могу!

Торопов не знал, что предпринять. Конечно, он понимал, что преступница может притворяться. А если нет? Возраст почтенный, понервничала – и вот тебе результат. Торопов не был злым человеком, он понимал, что деваться бабке, кроме как на тот свет, просто некуда. Ну а вдруг рискнет туда от него сбежать?

– Вызывайте врачей, – распорядился следователь.

Он не сомневался, что этот раунд старуха у них выиграла. Ни ему, ни коллегам из спецслужб не хотелось брать грех на душу. А Аделина этим и воспользовалась. Врачи наверняка отыщут какие-нибудь настораживающие симптомы, все-таки бабушке уже за семьдесят.

Однако, к его удивлению, медики не нашли к чему придраться. Давление у старой дамы было вполне приличным. Сердце, хотя и билось быстрее, чем нужно, но никаких пугающих пауз не делало. ЭКГ подтвердила отсутствие каких бы то ни было отклонений в его работе.

– Небольшая тахикардия, это не страшно.

Ноги у старушки тем не менее стали подкашиваться. Жаловалась она теперь на сильнейшую головную боль и песок в глазах.

– Сделать ей томографию головного мозга я в данных условиях не могу, – развел руками врач, – томографа переносного у нас еще нет. А в таком состоянии я должен гражданку госпитализировать.

Торопов хмыкнул. Все как он и думал. Он и сам почти поверил в игру старухи. Только поймав на себе пристальный злой взгляд, который она метнула через плечо, когда врачи почти выносили ее на себе, а сын метался вокруг, Торопов понял, что старая бандитка его сделала. Не удастся ему прищучить ее. Не осудят старую бабку, даже если доказательства вины будут железобетонными. Не поднимется рука упрятать ее за решетку, даже если все врачи мира в один голос заявят, что старуха здорова как юный марафонец и способна бежать двойную дистанцию.

– Похоже, бабушке удастся выкрутиться. Конечно, суд будет, но вряд ли ей дадут много.

– Если вообще что-то дадут.

Белла была бледна.

– До сих пор в дрожь бросает, как вспомню взгляд, которым она меня одарила напоследок. Казалось, убить была готова! Как я ее боюсь, ты бы только знал!

– Не надо бояться.

– А мне так страшно! – упрямо произнесла Белла. – И за себя, и за детей. И даже, представь себе, за Лизон. И, конечно, за Анжелину. Ведь старуха уже стольких убила. Вдруг и нас захочет?

– Не бойся. Я прослежу, чтобы до суда она была под стражей. А после суда она будет уже не опасна.

– Как знать. Она особа мстительная.

– Вряд ли ей будет дозволено покидать пределы дома.

– Но не посадят же ее! Она старуха, кто на такое осмелится.

– Электронный браслет решает в наше время все проблемы. Дама она преклонных лет, и тут ты права, скорее всего, в тюрьму ее не посадят. Но я лично приду на суд и буду настаивать на максимальном сроке. Пусть ее посадят под домашний арест, это будет даже лучше. Она не сможет выйти никуда за пределы участка и будет оставаться там до тех пор, пока не перестанет быть опасной обществу.

– Пока не умрет, это ты хочешь сказать?

– Или не одряхлеет настолько, что не сможет больше вредить людям.

– Не забывай, у нее сын – ученый. Вдруг он перепрограммирует этот браслет? Я слышала, такие штуки возможны.

– Во-первых, твой гениальный ученый – физик, но никак не программист. Вспомни, ты сама говорила, что он даже компьютером не пользуется. И потом, вряд ли Лобачев станет ей помогать. Мне показалось, что он искренне потрясен и не считает свою мать правой.

– Бедный дядя Сема, – вздохнула Белла. – Да, он явно ничего не знал.

– Мать здорово водила за нос и его.

– Бывают же такие женщины, просто жуть какая-то! Монстр!

Белла хмыкнула с горечью:

– А я-то всегда считала, что это у моей свекрови черти в голове водятся. А у этой старухи черти под черепушкой еще жирнее оказались!

– Все познается в сравнении, – согласился Торопов. – Один муж в сравнении с другим может показаться не так уж и плох. Да, Юра твой был не подарок, но если его сравнивать с тем, другим, то…

– С каким другим?

Торопов молчал, и Белла почувствовала тревогу:

– К чему ты это сейчас сказал?

Но Торопов молчал с таким загадочным видом, что Белла все поняла и покраснела:

– Так ты знал?

– О том, что Юра – твой второй муж? Конечно, знал. Как только ты оказалась в поле наших интересов, мы все о тебе выяснили. И то, что ты до приезда в Питер уже побывала замужем, тоже. И о твоем первом супруге мы тоже справки навели. Жуткий тип. Если сравнивать с Юрой, то второй твой муж на его фоне явно выигрывает. Но прости, как мы ни копали, сведений о твоем разводе с первым супругом найти не удалось.

– Потому что их и нет, этих сведений, – пробормотала Белла, запинаясь.

– Как это?

– Мы с ним не разводились.

– Хочешь сказать, что вышла за Юру, будучи замужем за другим мужчиной?

Белла кивнула. Именно так все и было. Это и была ее тайна, которая не давала ей покоя вот уже много лет. Не самая страшная тайна, кто-нибудь другой, пожалуй, и не думал бы о таких вещах, но Белле хватало.

– А почему же ты не развелась с первым мужем законным порядком?

– Я его боялась. – Белла говорила чистую правду. – Он был такой свирепый. Вместо развода он мог меня убить! Уже много лет прошло с тех пор, как я от него удрала, а я все еще думаю, что он может меня настичь. Знаешь, когда у нас в доме начались одна за другой эти смерти, я даже какое-то время думала, что это его работа.

Торопов смотрел на нее, ничего не отвечая.

– Какое-то время мы тоже так думали. Но потом выяснили, что у твоего первого мужа других забот хватает. Не так-то просто обращаться с людьми так, как он привык, и остаться при этом безнаказанным. Некоторое время это еще возможно, но потом приходит конец.

– Так он умер? – обрадовалась Белла, но тут же смутилась, не слишком ли громко она радуется.

– Не умер, но находится в изоляции. И будет там еще верных пять лет.

– И что теперь будет? – спросила Белла. – Меня арестуют за двоемужие?

– Вряд ли. Максимум, что тебе может грозить, это то, что ваш с Юрой брак признают недействительным. Но вы ведь и так развелись. Так что тебе ничего не грозит. Разве что задумаешь снова выйти замуж – вот тогда могут возникнуть неприятности.

– Нет-нет, – поспешно воскликнула Белла, – больше никогда!

– Никогда что?

– Никогда не выйду снова замуж!

– Почему?

Торопов выглядел расстроенным.

– Почему никогда? – повторил он. – Объясни.

– Это не для меня. Первый муж держал меня на цепи в буквальном смысле. Второй всячески изводил. Не хочу больше.

– Допустим, два раза тебе не повезло, признаю. Но ведь третий может стать счастливым.

– С чего бы это?

– Бог любит троицу, недаром так в народе говорят.

Но Белла все равно не собиралась обсуждать эту тему.

– Нет, пока говорить о чем-то таком рано. Сначала мне нужно прийти в себя.

Торопов не стал настаивать. Но вид у него после этого разговора сделался какой-то печальный.

Суд над матерью дяди Семы состоялся через несколько месяцев. Врачи досконально обследовали пожилую пациентку, но так и не выявили у нее никаких угрожающих жизни отклонений от нормы. Дело слушалось несколько часов, выступило несколько свидетелей. Дядя Сема на суде присутствовал, но свидетельствовать против матери отказался. Суд учел это его право, но положение старухи его молчание не изменило.

Самой Аделине ничего говорить было не нужно, все, что требовалось для вынесения приговора, она уже сказала. Их разговор с сыном был предъявлен суду. Заслушав признательный монолог Аделины Лобачевой, суд удалился на перерыв.

Приговор оказался и страшным, и мягким одновременно. Старуху приговорили к десяти годам, но не тюрьмы, а домашнего ареста. Как и предвидел Торопов, отныне ее передвижения должен был контролировать специальный электронный браслет. Лично Белле казалось, что, если бы вместо кардиолога дядя Сема обратился с мамой к психиатру, никакой электронный браслет бы не понадобился. Старуху отправили бы на принудительное лечение, в этом Белла даже не сомневалась.