Пять капитанов - Ким Владимирович Малаховский

совет решил, чтобы армада не двигалась восточнее острова Уайт, пока от герцога Пармы не будет получено известия о готовности его армии к посадке на корабли. Это была ошибка. Благоприятная возможность нападения на английский флот была упущена. Медина получил вскоре сообщение о том, что английский флот ушел из Плимута. А если бы он сразу же при подходе к Лизарду приказал наиболее быстроходным судам армады идти к Плимуту, то испанцы захватили бы там англичан, которым неблагоприятный ветер не давал возможности сдвинуться с места. Испанские суда были вооружены артиллерией, которая наиболее эффективно действовала в ближнем бою и в спокойной воде, как раз в условиях портсмутской бухты. Испанские матросы и солдаты наилучшим образом проявляли себя как раз в абордажных схватках, а армада имела более чем десятикратное превосходство в людской силе над англичанами. Преимущества же английских кораблей заключались, наоборот, в их маневренности, большей дальности действия и точности артиллерийской стрельбы.

Когда ветер переменился, Хоуард поспешил вывести свою эскадру из Плимута. На рассвете 20 июля более пятидесяти английских кораблей вышли в западном направлении. Вечером, на заходе солнца, англичане увидели первые корабли армады. Весть о приближении испанского флота была немедленно передана во все концы страны через установленную систему сигнализации: днем — дым, ночью — огонь костров, сигнальные огни на холмах и колокольнях церквей. Получив сигнал тревоги, жители городов и селений вооружались, соединялись в отряды и шли к побережью.

Ни англичане, ни испанцы не знали о численности кораблей друг друга. Английские адмиралы понимали, что против них стоит невиданный по размерам флот. Действительно, армада состояла из 134 судов, в число которых входило 33 громадных боевых галиона. На судах находилось 8 тыс. матросов и 18 тыс. солдат. В распоряжении Хоуарда было 90 кораблей, из которых только 19 были судами королевского военного флота, остальные же принадлежали частным лицам, главным образом купцам.

Дрейк с восемью судами занял позицию для неожиданного нападения на испанский арьергард. Поздним вечером он увидел испанский флот, который шел в необычном порядке: крупные галионы впереди, сзади и по флангам, а более слабые суда — в середине. Галионы сверкали яркими красками и позолотой, на мачтах развевались флаги и вымпелы.

Дрейк с Фробишером и Хокинсом изготовился к атаке на вражеский арьергард, выбрав в качестве первой жертвы галион «Сан Хуан», несший флаг вице-адмирала армады Хуана Мартинеса де Рекильда. Под огнем артиллерии противника испанский корабль резко изменил направление, чем сбил с курса соседний галион «Розарио», которым командовал Педро де Вальдес. При столкновении со следующим галионом на «Розарио» были сломаны бушприт и фок-мачта. Дрейк, нарушая приказ, обязывающий его не уходить с занимаемой позиции, погнался за «Розарио» и захватил его. После разгрома армады против Дрейка было выдвинуто обвинение (особенно на этом настаивал Фробишер, ревниво относившийся к громкой славе Дрейка) в нарушении дисциплины и чуть ли не предательстве, но лорд-адмирал Хоуард вполне удовлетворился объяснениями Дрейка, и суд адмиралтейства «присудил» Дрейку и команде его флагманского корабля «Мщение» ценности с захваченного галиона. На «Розарио» оказались большие суммы денег, а также ящик со шпагами, рукоятки которых были украшены драгоценными камнями. Эти шпаги предназначались для подарков английским дворянам-ка-толикам, которые должны были поддержать вторжение испанской армии в Англию. Надо сказать, что и сам Хоуард на заключительном этапе сражения с армадой совершил поступок, подобный Дрейку: бросил во время сражения свой флот, погнавшись за «призом».

Команда «Розарио» была высажена на берег, а дона Педро и нескольких его офицеров Дрейк оставил на своем корабле. Среди его экипажа был офицер, хорошо владевший испанским языком. Дон Педро, покоренный любезностью и гостеприимством Дрейка, рассказал о планах герцога Медины. Откровенность испанца объяснялась — может быть, это и было главным — его враждебностью к герцогу, возникшей из-за того, что тот, приказав кораблям армады следовать своим курсом, бросил поврежденный «Розарио» на произвол судьбы. Полученные сведения Дрейк немедленно передал Хоуарду.

Выведав от дона Педро все, что тот мог рассказать, Дрейк высадил его на берег, и знатный испанец три года находился в Англии в качестве военнопленного, пока за него не был уплачен выкуп в 3 тыс. ф. ст. Что касается команды «Розарио», то ее появление было крайне враждебно встречено местными жителями, которых английское правительство заставило содержать пленных. Это даже вызвало ссору между местными помещиками — сэром Джорджем Кэри и сэром Джоном Гильбертом. Кэри упрекал Гильберта в том, что вместо того, чтобы поместить 226 пленных испанцев в тюрьму, тот использовал их на хозяйственных работах в своем имении.

По распоряжению Хоуарда Дрейк вечером 21 июля послал письмо лорду Генри Сеймуру в Дувр, в котором рассказал о событиях дня и просил быть готовым к нападению на испанский флот, продолжавший двигаться на восток. Эскадра Сеймура насчитывала до 30 кораблей.

23 июля началось морское сражение в районе Портленда, с еще большей силой продолжавшееся на следующий день к юго-востоку от острова Уайт. Бои шли по многу часов, «с большим расходом пороха и пуль», как тогда писали. Несмотря на превосходство в артиллерии, англичане не смогли нанести испанской эскадре существенного ущерба. К этому времени испанцы потеряли всего два судна, да и то не в бою: «Розарио» столкнулся с соседним галионом, а 800-тонный «Сан Сальвадор» был уничтожен взрывом порохового погреба, происшедшим от случайно попавшей искры.

Битва продолжалась еще три дня, запасы пороха истощились как у испанцев, так и у англичан. Наконец, 27 июля испанские корабли укрылись во французском порту Кале, где герцог Медина решил дождаться вестей из Нидерландов. В ночь по прибытии в порт он послал капитана Педро де Леона к герцогу Парме с просьбой срочно прислать порох и ядра. Лишь 23 мили отделяли испанский флот от войск Пармы, находившегося в Дюнкерке.

Казалось, ничто не может помешать соединению флота с сухопутной армией для нанесения решительного удара Англии. Но органический порок всей задуманной операции заключался в том, что ни армада не могла подойти к Дюнкерку, ни Парма на своих судах выйти из него. Подходы к Дюнкерку был затруднены многочисленными песчаными отмелями, до тринадцати миль выдававшимися в море. В порт могли входить суда с осадкой только до пяти футов, а у испанских кораблей осадка была 25 футов и больше. В свою очередь транспортные суда Пармы не могли благополучно выйти из Дюнкерка в море, поскольку попадали под удар голландского флота.

Но ни Парма, ни Медина не знали действительных обстоятельств. Парма ждал корабли армады, которые обеспечили бы ему безопасный выход из Дюнкерка и сопровождали бы до устья Темзы, а