Пятнадцать ножевых. Том 2 - Алексей Викторович Вязовский

— И что, солдатика, может, деды доставали, или невеста письмо прислала, что ждать перестала? — проявил я праздное любопытство, засовывая покойнику за пазуху кусок кардиограммы с изолинией.

— Да какие там деды? — махнул рукой лейтенант. — У нас тут начальства... если и есть что-то, то в мизерных количествах. А невесты у него не было вроде...

— Да заманал этот Боряков всех, — включился с откровениями сержант. — Постоянно нудил, что служить не будет, всё к мамкиной сиське вернуться мечтал. А с недавнего времени начал угрожать, что повесится. Причем делал он это при народе постоянно. Косил, сволочь такая. Привяжет веревку, вроде как прыгать соберется, ну, его снимут. Первый раз в госпиталь отправили даже. Но там быстро признали, что он не псих, а придуривается. Нарядов ему насыпали. После этого он еще трижды такое проворачивал. Ну, пошлют вне очереди на картошку, и дальше служит.

— Даже комполка о нем докладывали, — влез в рассказ лейтенант. Похоже, они перед нами репетируют беседу с органами дознания. А как же, ЧП. Традиционное назначение виноватых.

— Ну да, а сегодня он в сушилку пошел, — продолжил сержант. — Может, дверь захлопнулась, или споткнулся. Пока обнаружили, а он вот...

Ага, или дверь сами прикрыли, потому что боец достал уже всех. Это же армия, тут не до сантиментов, тех, кто мешает тащить службу, сильно не любят.

Новый штрих внес какой-то узбек, явный дембель. Это обычно сразу видно, и тут дело не в способе заглаживания воротника на гимнастерке или изгибе пряжки ремня. Что-то есть в людях, которые скоро выйдут на волю. Ходят они по-другому, что ли. Вот и этот, зашел, не спрашивая разрешения, выложил стопку конвертов, штук десять, наверное.

— Вот, тащ лейтенант, — показал он. — У Борякова в тумбочке нашли.

И опять, вроде и не хамит, и обращается почти по уставу, но не как салабон какой-то, на равных, с достоинством.

— Что там, Курбанбаев? — спроси дежурный по роте.

— Это от родителей, — отложил в сторону верхние письма узбек. — Ничего там такого нет, обычное любим-скучаем. А вот это — от какого-то Пономаря. Вот что он пишет, — солдатик достал листик, обычный тетрадный, в клеточку, и развернул его. — Ты же знаешь, — чуть распевно начал читать Курбанбаев, — что я должен был дембельнуться в восемьдесят втором, весной, но в госпитале меня научили одной отличной вещи, и вот я дома, даже год не отслужил...

Дальше неведомый Пономарь излагал свой способ выйти на свободу с чистой совестью, но чуть пораньше. Именно его Боряков и начал воплощать в жизнь. Лейтенант в процессе чтения прямо-таки светлел лицом и взором. Большой пистон оборачивался мелкой неприятностью.

Я понял, что этот Курбанбаев — настоящий артист. Всё он знал. Просто обставил так, будто письмо нашли случайно. Кто знает, может он его давным-давно прибрал к рукам и выудил только сейчас. Потому что среди срочников больше всего не любят как раз тех, кто пытается уйти на дембель раньше тех, кто это заслужил. Даже пойманных на воровстве у своих гнобят меньше.

А тут — образцовая часть, по морде не дашь, за такое можно и на дизель загреметь годика на три. Не исключаю, что Курбанбаев сам дверь в сушилку закрывал. Но не будем играть в шерлокхолмса. Наше дело маленькое — зафиксировали смерть до прибытия, в машину — и на базу.

Глава 15

На подстанции провожали в Вену — будто в последний путь. Нет, сначала все было весело, выпили шампанского, которое нам так кстати подарили на вызове, раздербанили два торта «Полет». Это уже я постарался, утром заехали, взяли. Несмотря на раннее время, народу скопилась — будь здоров. Давали по одному в руки — пришлось скидывать куртку, показывать врачебный халат. Люди уважили, и без очереди пустили, и скандала не случилось.

Стоило Лебензону уйти, сразу начали давать советы как и когда соскочить (в момент обратного вылета, когда еще граница не пройдена, но все зарегистрировались — так искать сложнее), как беречься от гэбэшников под прикрытием (не болтай ни с кем лишнего, коси под дурачка). Все были уверены, что я уже не вернусь — прощались будто с покойником. Чуть ли не траурные венки, хвойные ветки на полу...

— Да не собираюсь я никуда сбегать! — я нашел взглядом бледную Лену. — Откуда вообще эта дурацкая теория у вас появилась на мой счет?

— Это все он! — Старшая фельдшерица Галя мигом заложила Каримова. — Ходит, рассказывает про тебя...

— А что я? — наш «штатный диссидент» запихнул в себя кусок торта, закашлялся. Его начали стучать по спине. — Надо быть... кха-кха... идиотом, чтобы... кха-кха... с таким наследством...

— Да нет никакого наследства! — в сто первый раз закричал я. — Это была шутка! Понимаете? Шутка!

Врачи смотрели скептически. Типа дымы без огня не бывает. Когда у нас студентов посылали в капиталистические страны? Никогда. А про бактерию и доклад болтает для отвода глаз.

— Жениться тебе надо было, — вздохнула Галя. — Тогда бы точно вернулся.

Все посмотрели на Томилину, она превратилась мигом в красный помидор. Слухи про нашу связь просочились в коллектив — кто-то что-то видел, а не видел, так придумал, вот и понеслось.

Надо было срочно менять тему. Я спросил Галю, как она нашла своего супруга. Раз уж разговор зашел о свадьбах...

И тут опять началась передача «Вокруг смеха». Про Лену все мигом забыли, принялись смеяться истории Гали. А она оказалась любопытной.

В молодости главная фельдшерица работала перевязочной сестрой в подмосковной больнице. Направили к ней как-то плотника с поврежденным... членом. Топором случайно заехал себе по мужскому достоинству. Ничего критичного, но рану зашили и велели ходить на перевязки.

Молодой парень сначала дичился и стеснялся Гали, а потом ничего, разговорились и подружились. Само собой специфические шуточки при перевязке, флирт. Там дошло до проверки работоспособности агрегата.

— Я ему потом специальные труселя сшила, — ничуть не стесняясь, рассказывала подробности фельдшерица. — С таким кармашком, обшитым изнутри мягкой тканью. На двадцать сантиметров.

В этом месте народ повалился от хохота, я сразу спалил в коллективе две пары, которые так переглядывались... ну с пониманием и подмигиванием.

— И как ваш плотник отреагировал на эти трусы? — спросила все еще красная Лена.

—