Агами - Алексей Владимирович Федяров

вернулась, потому что тюрьма не забыла о ней и ждала? Чем вообще может провиниться человек, который говорит правду? Да, злую и жестокую правду, но так ведь и нет другой, давно уже нет. Да и была ли когда-то правда в тех краях, откуда приехала Маша и куда ей надо будет завтра возвращаться?..

Завибрировал коммуникатор. Звонили из Нового центра. Не ко времени и не по плану — звонить должна была Маша и по возможности. Либо, если не позвонит, завтра в условном месте её должен был ожидать связной. Думать о том, что могло что-то произойти, не хотелось. Не сейчас. Хватит на сегодня.

Но коммуникатор вибрировал.

— Возьми его, поговори. Я пока приму душ, — отрывисто проговорила Анна. — Возьми. Всё равно надо будет всё разъяснить руководству.

Встала и, снимая на ходу платье, пошла в ванную.

Когда Анна вышла, Марша сидела на том же месте на кухне.

— Поговорила? — спросила Анна.

— Не стали говорить. Не до того. Там чрезвычайное положение. Все основные пенитенциарные подкластеры заблокированы. Все силы и все формирования направлены на подавление беспорядков. Бунт, Анна. Осуждённые подняли бунт. Почти все колонии. Одновременно.

— Русский бунт, Виктория Марковна, дорогая, русский бунт, вот что началось, — София положила коммуникатор на стол.

Вскочила и заходила по комнате. Звонок прервал их ставший спокойным и ушедший в воспоминания разговор. Ибрахим уехал по своим делам, позвонив Гюнтеру, и София готовилась перейти к главному. Пора было думать, как Виктории быть дальше. Возвращаться нельзя. Вот какую фразу, очевидную для обеих, готовила София. И отложила. Теперь ходила по кухне, не могла остановиться и не могла говорить, лишь трясла ладонями перед грудью, набирала и выдыхала воздух, словно собираясь и передумывая закричать, заорать, завопить о чём-то важном.

— Что это значит? — спросила растерянно Виктория Марковна. — Ты хотя бы понимаешь, какими терминами ты оперируешь, София? Откуда тебе стало известно? Надёжен ли источник? Да я сама сейчас позвоню.

И запнулась, понимая, что позвонить сейчас никому не может и проверить информацию через второй источник тоже не может. Но что-то глубоко въевшееся за десятилетия в профессии подбросило со стула и её, и она встала напротив Софии, улучив момент, когда та замерла в недолгом ступоре.

— Да говори же ты, говори, Сонька! Ну чего ты душу вытягиваешь по жилке? — Виктория Марковна почти кричала.

— Зоны поднялись, Вика, — внезапно усевшись на стул и замерев, глядя на Викторию Марковну поверх очков на кончике носа, сказала София.

И даже скорчила смешную рожицу.

Потом рассмеялась:

— Видишь, ты уехала — и началось сразу. Раньше надо было, раньше, когда помоложе были. Тоже бы сейчас туда махнули. Как на Болотную.

— Да откуда ты всё это… Ну откуда ты всё это взяла?! — Виктория Марковна нависла над Софией, осеклась, отступила. — Прости. Но это же невозможно интересно!

— Дорогая Виктория Марковна, — торжественно продекламировала София, театрально жестикулируя ладонью с зажатой между пальцев незажжённой сигаретой, — пока вы толкали своё фуфло про бравых механизаторов, пассионарная группа эмигрантской интеллигенции устанавливала коммуникации — и надо сказать, успешно установила — с неинтегрированным населением. А уж когда вы весь оставшийся народец согнали на Север и расселили по зонам, тут нам масть и пошла.

— Ты и с зонами общаешься? Так там же всё под контролем, врёшь ведь, Соня?

— Всегда, всегда было под контролем. И мы всегда общались. Знаешь, как было ещё до Конвенции? Мы писали книги, которые запрещали на зонах, наши книги туда не пропускали, а сами мы были в чёрных списках. А зэки читали эти книги на мобильных телефонах, а потом звонили нам, звонили и писали — с этих же мобильных, прошу заметить, Виктория Марковна, которые… — тут она сделала паузу, — тоже были запрещены на зонах. Вот так вы работаете, вот в этом все вы.

И в голос, заразительнейше расхохоталась.

— Ты не обобщай, я-то этим не занималась никогда, — пробурчала Виктория Марковна.

— Но фуфло про механизаторов толкала?

— Толкала, отстань только, — ответила Виктория Марковна и тоже рассмеялась неожиданно чистым высоким голосом.

Глава 21. Volya est vita

С утра заморосил мелкий дождь. Неожиданно холодный, мерзкий. Тропинка сразу покрылась тонкой глиняной налипью, ботинки по ней скользили. Скорость сегодня будет ниже. Но ничего, успокаивал себя Игорь, идти уже недалеко.

Тяжёлые волновались, шли мрачно. Один из них, что сменил Игоря, ждал наверху. Когда поднялись, пришлось остановиться, головной дозорный не выходил.

— Заснул что ли, — процедил зло сквозь зубы Игорь.

Вадим промолчал, молча проскользнул в придорожные кусты. Чуть погодя тихо позвал. Вломились все, толпой и громко, стало понятно, что случилось злое. Боец лежал на животе, из шеи сзади торчала короткая толстая стрела.

— Аккурат над броником, — прошептал Вадим.

— Понеслась, — прорычал хрипло один из спецназовцев.

Это даже хорошо, вдруг подумал Игорь. Разозлятся. Тяжёлые бросали короткие реплики:

— Оружие брать не стали.

— А на хрена им наше, видишь, как своим управляются.

— Порву блядей.

Вадим походил кругами.

— Не могу найти следов. Дождь, мокро. Трава примята. Чисто отработали. Охотник, наверное.

— Работаем, — скомандовал Игорь, — оставим пока здесь.

— План-то какой? — спросил Вадим коротко.

Игорь остановился.

— Идём до хутора. Тут уже недалеко. Там разберёмся.

— Опасно, Игорь. Ждут нас там, — задумчиво проговорил Вадим.

— Ты чё?! — взорвались спецназовцы. — Нашего брата положили! Пошли! Пусть ждут, дождутся.

И пошли, конечно, быстро побежали, не то что вчера, и грязь не мешала больше. Игорь выровнял дыхание и побежал впереди цепочки бойцов вниз по холму. Вадим пристроился сзади.

Станислав дождался, когда бойцы в камуфляже скрылись из виду за поворотом. Теперь можно было начинать шевелиться и работать по плану. Расположились они со Спирой чуть выше, чтобы пропустить основную группу мимо. Но только после того, как Спира одним выстрелом из своего короткого тяжёлого лука с двадцати метров снял бойца в камуфляже. Стрела пробила позвоночник под основанием черепа. Боец осел и лёг на живот. Шансов предупредить своих у него не было.

Спира покряхтел, потрогав раненую руку. Если бы промахнулся или подранил, шансов не было бы уже у них.

— Ну ты и стрелок! — не скрывая восхищения прошептал Станислав. — А если бы мимо?

Хотя знал, что так говорить нельзя, что несерьёзно это, а все промахи — от сомнений, но сдержать задорное не смог. Спира тоже не удержал мальчишку внутри, сказал почти хвастливо:

— С кабаном или мишкой тоже нельзя промахиваться.

Отбросил лук. Проворчал, что последняя хорошая стрела оставалась. Станислав вспомнил, как Спира доставал эту стрелу из колена мексиканца, гундел, когда Дима-Чума пытался его торопить: «Пригодится, помоги лучше». Пригодилась, что уж сказать.