Охота на духов - Мишель Пейвер

И все это время они с Тораком были неразлучны. Все изменилось с тех пор, как они вернулись в Лес.

— Послушай, Ренн, — окликнул ее Дарк.

— Чего тебе? — сердито ответила она.

— Может, нам пойти поискать его?

— Ох, да оставь ты меня в покое!

И, не обращая внимания на обиженную улыбку Дарка и укоризненный взгляд Даррейн, Ренн круто повернулась и пошла прочь. В своем углу жилища она принялась собираться и уже вытащила лук, но Фин-Кединн, сидевший у очага, заметил, что она вернулась, и попросил помочь ему.

— Я иду на охоту!

— Хорошо, но сперва помоги мне.

Тяжко вздохнув, Ренн отшвырнула лук и села рядом с дядей.

Фин-Кединн уже отполировал древки стрел, сделанные из ольхи, и с помощью тонких жил прикрутил к ним кремневые наконечники. Рядом с ним лежали приготовленные оперения и наполовину ощипанные маховые перья белой куропатки, рассортированные на левые и правые, и он привязывал к концу стрелы по три пера из каждой кучки. Крупный пес дружелюбно привалился к ноге вождя.

Фин-Кединн спросил, на что это Ренн так сердится, и она сказала, что вовсе не сердится.

«Почему, — думала она, — он хочет, чтобы я непременно сказала об этом вслух? Он же прекрасно знает, в чем дело. Торака теперь вечно нет на стоянке. А мне люди кланяются так, словно меня уже выбрали новой колдуньей племени! Только никакая я не колдунья, и пока что я на это ни за что не соглашусь!»

И Фин-Кединн, словно угадав, о чем она думает, сказал:

— Ты уже довольно давно вернулась, но так ни разу и не спросила, как она умерла, наша старая колдунья.

Но Ренн продолжала молчать, делая вид, что не слышит его вопроса и полностью поглощена возней с оперением стрел — перья нужно было подровнять ножом так, чтобы стрела летела прямо.

— Это случилось как раз после того, как я вернулся с холмов, — как ни в чем не бывало продолжал вождь. — Все это время она ждала меня и не умирала; она хотела быть уверенной, что я действительно вернулся и теперь смогу удержать племена вместе. Она выбрала холодный тихий день и рощу падубов примерно в полудне пути от нашей стоянки. Мы отнесли ее туда и положили на снег прямо в спальном мешке. Потом она выпила отвар, который сама же и приготовила, чтобы крепче уснуть. Мы спели песнь, обращаясь к нашим предкам, и сообщили им, что она идет в их страну, и она велела нам уходить. Она очень хорошо умерла, Ренн.

Отложив нож, Ренн посмотрела на него.

— Я знаю, зачем ты мне все это рассказываешь, — сказала она. — Ты поэтому и Даррейн попросил у нас остаться. Ты хочешь быть уверен, что я займу ее место, так?

— А ты этого боишься? — спокойно спросил Фин-Кединн.

— Ничего я не боюсь! — взвилась Ренн.

Пес испуганно прижал уши и спрятался за Фин-Кединна.

А Ренн, сердито хмурясь, некоторое время молча смотрела на огонь, потом снова воскликнула:

— Это же несправедливо! Мне они кланяются, считая колдуньей, а его боятся! И кое-кто даже знак Руки в воздухе чертит, стоит Тораку поблизости появиться!

— Ренн, он сумел вернуться из Страны Мертвых, и люди, естественно, чувствуют себя в его присутствии… несколько неуютно. Но они знают и понимают, чем ему обязаны.

— Как же! Понимают они! — насмешливо воскликнула Ренн. — То-то они всякие небылицы о нем рассказывают! Мол, этот Слушающий умеет с волками и с воронами разговаривать. Да они просто не хотят, чтобы он вместе с ними жил!

— А сам-то он чего хочет?

Фин-Кединн, как и всегда, точно знал, что именно тревожит ее больше всего.

— Я не знаю, — жалким голосом ответила Ренн.

Вождь провел большим пальцем по гладкому древку стрелы и задумчиво сказал:

— Говорят, в самом Начале Времен все люди были такими, как Торак. Все они понимали язык других живых существ. А теперь, похоже, он один такой остался. Даррейн считает, что он, возможно, последний из тех, древних людей и в будущем на свете уже не будет таких, кто, как и он, обладал бы блуждающей душой. И, как некая память о былом взаимопонимании всех живых существ, останется только дружба между человеком и собакой. — Фин-Кединн помолчал и прибавил: — Торак действительно не такой, как другие. И все это понимают. И сам он тоже понимает это.

Ренн вскочила.

— Значит, и ты? И ты тоже хочешь, чтобы он ушел?

— Хочу? — Голубые глаза Фин-Кединна гневно сверкнули. — Ты думаешь, я этого хочу?

— Тогда скажи ему, чтобы он остался!

— Нет, — сказал вождь племени Ворона. — Он должен найти свой собственный путь в жизни.

Фин-Кединн перехватил Торака, когда тот в очередной раз пошел искать Волка, и предложил ему вместе сходить на дальний конец равнины и проверить поставленные там силки и ловушки. Торак хотел уже возразить, но что-то в голосе приемного отца заставило его промолчать и согласиться.

До рассвета было еще далеко, но луна ярко светила, и от деревьев на поверхности замерзшей реки пролегли длинные голубоватые тени. Торак и Фин-Кединн по хрустящему льду перебрались на другой берег. На морозе дыхание, вырываясь изо рта, превращалось в клубы густого тумана. Пока они шли через реку, на том берегу остановился северный олень, копая копытом снег и настороженно поглядывая в их сторону; убедившись, что они не собираются на него охотиться, олень снова занялся добыванием пищи.

Торак не сразу заметил, что Фин-Кединн прихватил с собой мешок с провизией и спальный мешок. Он спросил, не надо ли было и ему все это взять с собой, но Фин-Кединн только головой покачал. Через некоторое время он свернул в какой-то овражек, явно уходивший в сторону от реки, и это удивило Торака.

— Но ведь наши силки стоят выше по течению, — заметил он.

Но Фин-Кединн, не отвечая, продолжал подниматься вверх по оврагу.

Там снег был гораздо глубже, чем на равнине. Деревья, еще несколько месяцев назад согнутые тем страшным ледяным дождем, отбрасывали при свете луны странные, фантастические тени.

Ходец сидел под сломанным падубом и старательно обматывал полосками кожи свои искалеченные ноги.

Глядя на него, Торак застыл как вкопанный. Неужели такое возможно? Неужели этот жалкий больной старик был когда-то величайшим колдуном? Наверное, одному Фин-Кединну дано видеть так глубоко души людей, ибо только он один смог понять, что Ходец сохранил искру прежнего разума и многие свои умения, что его можно заставить не только преодолеть огромное расстояние, но и отыскать в горах Логово Эостры. И, как оказалось, вождь племени Ворона не напрасно верил в возможности этого бывшего колдуна.

Приложив оба кулака к груди в знак дружбы, Фин-Кединн негромко приветствовал Ходеца, назвав его настоящим именем: Наррандер.

Но Ходец не обратил на это приветствие ни малейшего внимания.

Тогда Торак тоже осторожно подошел к старику, присел возле него на корточки и сказал:

— Спасибо тебе, Ходец! Ты мне жизнь спас.

— Что-что? — сердито залопотал тот. Но Торак продолжал благодарить его:

— Ты вынес меня из Горы. Ты заботливо прикрывал мне ноги и руки, чтобы я их не отморозил, ты…

Ходец ловко поймал когтями вошь, запутавшуюся в его грязной бороде, раздавил ее между указательным и большим пальцами и сунул в рот.

— Это Тайный Народ спас мальчишку-волка, а Ходец только вытащил его из пещеры наружу. — Он поймал и слопал еще одно насекомое, потом вдруг радостно рассмеялся, брызгая слюной: — А ведь тот камень Ту, Что В Маске напополам разрезал, точно осу! Ну, теперь говори, где мой Нарик?

Фин-Кединн подошел к ним.

— Пойдем с нами на стоянку, Наррандер. Тебе там будет тепло. Мы станем о тебе заботиться.

Но Ходец лишь плотнее запахнул свои заплесневелые шкуры и отмахнулся:

— Нарик и Ходец уходят. Они идут в свою чудесную долину. Они сами могут о себе позаботиться.

Фин-Кединн только вздохнул и положил возле него на землю скатанный спальный мешок и съестные припасы:

— Тут одежда. И еда. Это все твое, старый дружище.

— «Одежда», «еда»! — передразнил его Ходец. — А Нарик-то где?

Фин-Кединн ответил не сразу. Он явно колебался. Потом все же ласково сказал:

— Нарик погиб во время большого пожара. Ты разве не помнишь? Твой сын умер.

Торак молча уставился на него; он был потрясен.

— Да вот же он! Вот он, мой Нарик! — воскликнул Ходец, вытаскивая из своей замусоленной шапки совершенно сонную мышь-полевку.

Торак, стараясь говорить очень медленно и отчетливо, попытался прояснить ситуацию:

— Ходец, ты как-то рассказывал, что потерял глаз случайно, когда кремень колол. Так, может, это не так? Может, ты потерял его во время того большого пожара? Когда мой Отец огненный опал разбил?

Старик грязным пальцем нежно погладил мышку и проворчал:

— Он просто сам из глазницы выскочил, вот ворон его и склевал. Вороны любят глаза выклевывать.