Искатель. 1987. Выпуск №1 - Владимир Рыбин

— Вот об этом сказать с определенностью не могу. По крайней мере мне известно, что следующим летом он ездил в Чиликтинскую долину, и очень надолго.

— А про находки вы слышали?

— Нет. Хотя, по логике вещей, окажись поездка удачной, он бы не потерял интереса к долине. А он переключил внимание на Алтайские предгорья. Осенью попросил меня собрать для него все отчеты об археологических экспедициях на Алтае.

— На Алтай он тоже ездил?

— Не знаю, очень может быть. Год спустя я распрощался с Фуксом. Если не ошибаюсь, в пятнадцатом еще году.

— И больше не слышали о его археологических увлечениях?

— Об этом нет. Такие события вскоре разыгрались! Революция, гражданская война. Но о самом Фуксе слышать привелось. В гражданскую войну он был связан с колчаковцами, после их разгрома ушел в Монголию, к барону Унгерну, и, слышно, там погиб. Так говорили. Это верно только отчасти. В тридцатом где-то году я встретил однокурсника Малышева, он в гражданскую был председателем ревтрибунала. Малышев мне и рассказал, что Фукс весной двадцатого ехал по чужим документам домой, был опознан, снят с поезда и по приговору трибунала вскоре расстрелян. Непонятно, на что он рассчитывал, когда вздумал возвращаться. В лицо его в городе хорошо знали. Малышев, помнится, тоже удивлялся… Я вам, кажется, о чем угодно, только не о библиотеке, — спохватился Волохонский. — Но если вас главным образом занимают исключительной ценности издания, таковых в собрании не было. Мои слова легко проверить: каталог собрания отпечатан типографским способом в семнадцатом году и хранится в фондах краеведческого музея. Я вам запишу, к кому следует обратиться. К сожалению, только каталог.

— Вы что-то узнали об Алексее? — спросила Хусаинова.

— Я вам в другой раз все расскажу, — уклонился от прямого ответа Шатохин. — Постарайтесь вспомнить, Симакин никогда в разговоре с вами не упоминал о золотых курганах, кладах? Вообще об очень старых дорогих вещах?

Учительница пристально посмотрела на Шатохина.

— Нет. Он говорил о деревянной резьбе, собирался переделывать фронтон. О видеомагнитофонах. Чем занимался, о том и говорил. Хотя… — учительница споткнулась, — был однажды разговор о золоте. Я прочитала в журнале: мальчик в Новгородской или Псковской области вскапывал огород и нашел кринку с золотыми и серебряными монетами. Я прочитала ему вслух, сказала: «Везет же людям». Он спросил, какое я вижу в этом счастье? Я ответила что-то в том роде, что и ты бы, мол, не отказался, если бы подобное выпало.

— А он?

— Сказал, что, может быть, и отказался бы.

— И все?

— Тогда все. А вот месяц назад он вдруг завел разговор. Сказал, что я, наверно, его прощу, если он не будет стремиться к бешеным деньгам, а лучше пойдет к Рогожину в лабораторию, пока приглашение остается в силе.

— Он именно так говорил?

— Именно, никак не по-другому. — Хусаинова кивнула. — Я про бешеные деньги восприняла чисто образно. Он окончательно решил со следующего месяца переходить в лабораторию. Двойной оклад, который ему обещал Рогожин, это ведь все равно меньше того, что он получал в ателье. Думала, его просто беспокоит, как я отнесусь к новой зарплате.

— Значит, он подразумевал, что меньшая его зарплата будет касаться и вас?

Хусаинова глубоко вздохнула, молча отошла к окну. Наконец повернулась к Шатохину.

— Прямо он об этом не говорил. И не все ли равно сейчас…

— Последний вопрос, Диана Хамитовна: он в разговоре не упоминал о каких-либо знакомых археологах?

— Нет. Об археологах не говорил. — Учительница вскинула голову. — Почему вы все это спрашиваете? — Глаза Хусаиновой были полны слез, в них стояла мольба.

В телеателье Кунцеву удалось узнать, что двадцать второго сентября примерно за полчаса до перерыва на обед Симакину звонил какой-то мужчина. Звал к телефону Симакина заведующий ателье Бородулин.

Симакину, как и другим, время от времени позванивали на работу друзья, знакомые — Рогожин, к примеру, часто звонил. Но три или четыре дня спустя, то есть когда Симакина уже не было в живых, тот же голос опять его спрашивал. У Бородулина память на голоса отменная.

— Опять просто попросил позвать к телефону? — уточнил Пушных, прерывая доклад Кунцева.

— Да, — кивнул старший лейтенант. — Заведующий ответил незнакомцу, что Симакин умер. Последовал вопрос: «Как умер?» Бородулин ответил: «Обыкновенно». На том разговор и закончился. В момент звонка Бородулин разбирался с клиентом, у которого на другой день после ремонта воспламенился цветной телевизор. Понятно, в какой тональности шел разговор. Сгоряча и по телефону поэтому так ответил. Бородулин сразу не обратил внимания, а теперь припоминает: звонок был необычный, вроде как по междугородному набирали номер.

Телефонистки междугородной телефонной станции не соединяли никого с номером ателье, Кунцев справлялся. Очень вероятно, что разговор состоялся по линии автоматической связи.

— Ладно, добро, — полковник удовлетворенно кивнул. — Послушаем капитана. Что нового с библиотекой Фукса? Удалось что-нибудь выяснить?

— Больше о владельце.

Тщательно Шатохин пересказал разговор с Волохонским.

— Значит, теперь еще забрезжили и сокровища древних курганов, — сказал полковник. — И что ты обо всем этом думаешь?

— Волохонский утверждает, что Фукс к своему увлечению подходил как специалист, как ученый. В таком случае большая вероятность, что он откопал в Алтайских горах древнее богатое захоронение. Не исключено, что как раз за своими курганными находками он возвращался и поплатился жизнью. Он мог оставить описание тайника.

— И это попало к Симакину? — спросил полковник.

— Не исключено.

Начальник отдела поднялся из-за стола, принялся медленно прохаживаться по кабинету. Ненадолго воцарилось молчание.

— Предположим, так и было, — сказал Кунцев. — Нашел Симакин клад, понял, что в одиночку с находкой не управишься, и подыскал компаньона. Но какой компаньону смысл убивать его? С золотом и без того огромный риск, зачем удваивать его?

— Смысл, вероятно, был, — возразил Шатохин. — Посмотрим на Симакина со стороны. Он прирожденный ученый, а занимался из-за семьи не своим делом. Наконец семья распалась, он получил возможность сам сделать выбор, пойти в науку. Его еще не забыли, ценят, зовут. И тут подворачивается находка. Допустим, подворачивается. Должен Симакин понимать, что, связавшись с золотом, он окончательно перечеркнет себе путь в науку? Не случайно, по-моему, он за десять дней до смерти завел речь с Хусаиновой о бешеных деньгах.