Начальник Америки (СИ) - Фомичев Сергей

Большая шлюпка пропала, с борта спустили малую гичку, куда перебрались два матроса, молодой индеец и шкипер.

— Томило, — узнал я последнего, рассматривая шхуну в подзорную трубу. — Значит это «Уржум».

— Отправьте баркас, — распорядился Чихотка. — Помогите им зайти в гавань.

На шхуне прибыло три десятка бойцов — индейцы из разных племён, населяющих округу Виктории, а также пятеро моряков. Люди выглядели изможденными, но одновременно радовались завершению перехода.

— «Владимир» не пришёл? — спросил Томило.

— Нет, — лицо Чихотки омрачилось.

На «Владимире» шкипером ходил его кореш Борька.

Томило вздохнул.

— Чуть не сожрали меня, — пожаловался он кивнул на индейцев. — Во время бури многие страдали в трюме, а как стихло, будто озверели. Еда вышла, вода испортилась, мачта сломалась, паруса в клочья…

Чуть позже уже за ужином в узком начальственном кругу, шкипер поведал подробности, по каким удалось восстановить ход событий. Шхуны взяли хороший разбег прошли полтысячи верст в первые дни, но слишком рано повернули от берега к открытому океану. Сперва попали в полосу штиля, потеряв на этом недели две.

— Потом вроде бы поймали нордостовый ветер и пошли в полветра, то бишь галфвинд, — говорил Томило, поедая жаркое прямо из горшочка. — По нашим-то расчетам выходило, что в аккурат к островам шхуны вынесет. Но нет. То ли каким течением протащило, то ли с обсервацией напутали, с долготой, но оказались очень далеко на западе.

Он отодвинул горшочек, выпил стопку «Незевая», закусил бананом.

— Там попали под тайфун и потеряли друг друга. Паруса почти сразу порвало, буря нас уже на обрывках тащила. Судя по карте едва ли не к самой Японии. Журнал размок, казёнку здорово затопило, так что всех цифр не скажу.

Потом всё стихло. Пришлось как-то ладить паруса, мачты. Воду с дождя собирать. Рыбу ловить, мягкотелых тварей. Вторую шхуну мы больше не видели. И вот что я скажу, если бы не Калликум, пропали бы мы. Крепким он парнем оказался. И в бурю помогал нам на палубе, и соплеменников в кровь избивал, чтобы сражались, значит, за жизнь. А потом порядок среди них установил. Они-то из разных жил выходцы, единого начальника промеж них не имелось. Вот Калликум и стал таким вождецом. Вместе сладили с напастью. Течь в носу заделали, паруса сшили, а заместо грот-мачты поставили сборку из досок, что везли для форта.

Отряд Калликума не сделал армию непобедимой, зато в крепости изменил хрупкий баланс в нашу пользу. Его люди хоть и представляли разные племена, после тайфуна все до одного поверили в молодого вождя. И готовы были пойти за ним. А Каха хан будучи битым, потерял часть божественной харизмы. Свешников обещал сохранить за ним власть, чем укрепил наше влияние. Однако люди, в особенности молодежь, слушая рассказы индейцев, всё больше переходили от Каха хана в отряд Калликума.

Нейтрализовав внутреннюю угрозу, мы стали уделять больше внимания внешней.

Калликум с Ватагиным решили открыть военные действия. Каха хан не мог остаться в стороне, чтобы окончательно не потерять лицо. Начали они с мелких вылазок в ближайшие джунгли. Когда американцы освоились с местностью, а местные новички с огнестрельным оружием, отряд стал предпринимать дальние рейды. На «Афине» или «Уржуме» они отправлялись на северный берег и уже оттуда устраивали набеги на захваченные деревни. Иногда договаривались атаковать с двух сторон, или даже с трех, когда удавалось подключать мелких али с западного берега. Вскоре появились первые перебежчики и выяснилось, что местный шаман оказался в сговоре с пришлым военачальником. То ли он предал Каха хана давно, то ли сговорился с врагом уже после высадки, этого мы не узнали. Но шамана в окружении воинов с Мауи видели на капище, приносящего человеческие жертвы.

Понемногу наши восстановили старую крепость. А однажды вернулись с небольшой группой выживших и… головой Пулу-пулу.

Калликум бросил её к ногам Каха хана. Тот придержал подарок ногой, как делают наши футболисты перед ударом. Затем голова отправилась в море.

Выживших оказалось немного. Дочка Петалы, Иван с Григорием, большерецкий письмоводитель Спиридон и две женщины. Всех остальных пустили под нож, включая Фёклу, Петалу, Егора, Василия, Мишку, что стоял на страже, когда я впервые заявился к ним, других камчатских промышленников и местных, что жили в старой крепости или возле неё. Многих я даже не помнил. А вот Степанов помнил каждого поименно.

Глаза его налились кровью.

— Полагаю мы сможем протащить по суше несколько шестифунтовых пушек, произнес он.

— Выступим разом, — предложил Чихотка. — Очистим весь чёртов остров!

Ватагин кивнул, Каха хан ударил себя в грудь, Калликум произнёс что-то на языке нутка.

Все посмотрели на меня.

— Вы как? — спросил Степанов.

Я поёжился. Наших было меньше, зато почти все они уже научились обращаться с огнестрельным оружием. Если они правильно разыграют карты, заставят туземцев пойти стенкой на стенку, а не бить из засады…

— Нет. Резня это не моё, — сказал я, рискуя оказаться непопулярным у туземной части воинства. — Останусь на хозяйстве. А вы идите, конечно.

На все про все у них ушло трое суток. И хотя первым ударом они освободили только южную часть острова — туземное княжество под названием Эва, исход войны стал очевиден.

Отступление IV. Сделка

Отступление IV. Сделка

После встречи с Гастингсом Тропинин решил разделить риски. С одной стороны он собирался и дальше раскручивать возобновленный Банкибазар, вдруг да удастся найти подходы к британским властям. С другой стороны, он хотел взять от Индии всё, что сможет, на тот случай, если придётся смазывать пятки.

Не только выигрыш времени стал следствием переговоров с британцами. Сам факт того, что англичане ушли восвояси, поднял авторитет новых хозяев Банкибазара. Дожди стихли. Слухи распространялись быстро. К фактории потянулись люди. На отведенной под ярмарку площади появились палатки, навесы. Люди присматривались к заброшенным плантациям, разрушенным постройкам, предлагали восстановить гхат (безопасный спуск к реке), начались потихоньку торги, предлагались товары, но больше услуги, рассчитанные на платежеспособных пришельцев, вроде стирки белья, строительства, перевозки. А в первый же день появился толстый индиец, который испросил разрешение поселиться и поставить на рынке особую лавочку.

— Это шрофф, — сказал Шарль. — Если появился штроф, можете считать, что базар уже существует.

— Что ещё за шрофф?

— Меняла. Он может поменять любые деньги и возьмёт за услуги не больше одной-двух рупий с сотни.

— Любые? Посмотрим! Незевай! — Тропинин покопался в кожаном кошельке и передал выловленную серебряную монету подошедшему Незеваю. — Спроси того парня, сможет ли он поменять российские рубли на рупии?

Тем временем Шарль продолжил:

— Если под стенами поселились банья, то можно сказать вас признало местное общество.

— Но разве банья это не дерево?

— Дерево называется баньян. А местное племя ростовщиков банья, хотя в некотором смысле у них похожая суть.

— Он говорит, что будет давать по рупии за рубль, — сообщил Незевай и протянул Тропинину выменянную монетку.

— Это не английская надпись, — сказал Тропинин.

— Нет, — согласился Шарль. — Надпись на персидском. Точно не скажу, но звучит примерно так: Великий Могол Шах Алам, защитник веры Мухаммеда, тень милости Аллаха, чеканил эту монету для хождения в семи странах. Отчеканена в Муршидабаде в девятнадцатом году.

— Но разве её чеканят не англичане и не в Калькутте?

— Так и есть. Разумеется, вся чеканка теперь в руках англичан, а Шах Алам умер давным-давно. Но старая надпись придаёт… репутацию. Местные привыкли именно к такому виду и берут монету охотней.