Шарлотта Корде - Елена Морозова

После визита Деперре Шарлотта наверняка упрекала себя за то, что она не только привезла из Кана депутату «запрещенную литературу», но и на глазах у хозяйки гостиницы и швейцара общалась с ним. И все же почему Лоз Деперре не бежал из Парижа, пока еще была возможность? Неужели же ему, как и всем жирондистам, были присущи идеализм и вера в справедливость? И он полагал, что сможет выкрутиться? А может, его охватила апатия, которая вскоре охватит всю Францию, подавив у людей способность сопротивляться Террору?

Возможно, именно в этот день Шарлотта сердцем почувствовала, что удар, который она собиралась нанести, обернется не только против нее самой, но и против ни о чем не подозревавших людей. И возможно, именно эти мысли побудили ее написать «Обращение к французам, друзьям законов и мира», чтобы все знали: она сама, одна, не посвящая никого в свои планы, решила убить чудовище.

«Доколе, о, несчастные французы, вы будете находить удовольствие в смутах и раздорах? Слишком долго мятежники и злодеи подменяют общественные интересы собственными честолюбивыми амбициями; почему же вы, жертвы их злобы, хотите уничтожить самих себя, дабы на руинах Франции была установлена желанная им тирания?

Повсюду вспыхивают мятежи, Гора торжествует благодаря преступлению и насилию, несколько чудовищ, упившихся нашей кровью, руководят этими отвратительными заговорами… Мы готовим нашу собственную погибель с гораздо большим рвением и энергией, нежели когда-то трудились во имя завоевания свободы! О, французы, еще немного времени, и от вас останется одно лишь воспоминание!

Возмущенные департаменты движутся на Париж, огонь раздора и гражданской войны уже охватил половину этого огромного государства; однако есть еще средство потушить сей огонь, но применять его надо немедленно. И вот Марат, самый гнусный из всех злодеев, одно только имя которого вызывает перед глазами картину всяческих преступлений, пал от удара мстительного кинжала, сотрясая Гору и заставляя бледнеть Дантона, Робеспьера и их приспешников, восседающих на сем кровавом троне в окружении молний, удар которых боги, мстящие за человечество, отсрочили только для того, чтобы падение их стало еще более громогласным и устрашило всех, кто попытался бы, следуя их примеру, построить свое счастье на руинах обманутых народов!

Французы! Вы знаете своих врагов, вставайте! Вперед! И пусть на руинах Горы останутся только братья и друзья! Не знаю, сулит ли небо нам республиканское правление, но дать нам в повелители монтаньяра оно может только в порыве страшной мести… О, Франция! Твой покой зависит от исполнения законов; убивая Марата, я не нарушаю законов; осужденный вселенной, он стоит вне закона. Какой суд станет судить меня? Если я виновна, значит, был виновен и Алкид, истребляя чудовищ…

О, друзья человечества, вы не станете жалеть дикого зверя, упившегося вашей кровью, а вы, печальные аристократы, с которыми столь сурово обошлась революция, тем более не станете жалеть его, ибо у вас с ним нет ничего общего.

О, моя родина! Твои несчастья разрывают мне сердце; я могу отдать тебе только свою жизнь! И я благодарна небу, что я могу свободно распорядиться ею; никто ничего не потеряет с моей смертью; но я не последую примеру Пари[69] и не стану сама убивать себя. Я хочу, чтобы мой последний вздох принес пользу моим согражданам, чтобы моя голова, сложенная в Париже, послужила бы знаменем объединения всех друзей закона! И пусть шатающаяся Гора увидит свою погибель, написанную моей кровью! Пусть я стану последней их жертвой, и пусть отмщенный мир признает, что я оказала услугу человечеству! Но даже если на мое поведение посмотрят иначе, меня это не волнует.

А удивит ли мир великий подвиг тот,Быть может, восхитит, быть может, ужаснет, —Мой дух не возмутит потомков приговор,Все безразлично мне: и слава, и позор.Свободный человек от века — гражданин,Ничто мне не указ, велит лишь долг один.Итак, вперед, друзья: свобода или смерть![70]

Моих родных и друзей не должны привлекать к ответственности, так как я никого не посвящала в свои планы. Прилагаю к этому воззванию свидетельство о своем крещении, дабы показать, на что способна самая слабая рука, ведомая исключительно самоотверженностью. Если мой замысел не удастся, французы, я показала вам дорогу, вы знаете своих врагов; поднимайтесь! Идите вперед! Разите!»

Что делала Шарлотта в тот душный июльский день? Вряд ли она еще раз выходила в город — Париж интересовал ее только как место, где она должна отыскать Марата и в первый и в последний раз в его и своей жизни посмотреть ему в глаза. Тем более что встала она на заре, а для задуманного ей нужны силы. И Шарлотта вновь рано ложится спать. Пока она писала свое обращение, она поняла: Чудовище должен сразить кинжал Брута!

К этому времени Шарлотта уже знала, что Марат почти месяц не покидает дома из-за обострившейся кожной болезни. Из-за отвратительных струпьев, покрывших его тело, Друг народа практически не вылезал из медной ванны в форме сапога, поперек которой лежала широкая гладкая доска, которую он использовал вместо письменного стола. На этой доске он делал свою газету, в которой призывал народ быть бдительным и беспощадно рубить головы заговорщикам. К нему пришла делегация от клуба кордельеров, и он сказал им: «Мое единственное желание — иметь возможность при последнем вздохе заявить: "Отечество спасено"». Эти слова прозвучат на процессе по делу об убийстве гражданина Марата гражданкой Корде.

В отчете о посещении Марата депутацией из Якобинского клуба один из делегатов, пораженный зрелищем работающего в ванне Марата, написал: «Это не простая болезнь…

Это много патриотизма, сжатого, втиснутого в небольшое тело; неистовое напряжение патриотизма, возбуждаемого со всех сторон, его убивает». Вот такая болезнь — избыток патриотизма… Причины для необычной болезни имелись: после падения жирондистов популярность Марата в Конвенте пошла на убыль: его слушали, но не внимали. Парижская чернь по-прежнему была готова носить его на руках, но охотнее раскупала «Папашу Дюшена»: площадной язык этой газеты оказался ей ближе. «Публициста французской республики» приходилось больше распространять, нежели продавать, несмотря на невысокую цену. В результате типографские расходы съедали почти все депутатское жалованье Марата, в то время как он был искренне убежден, что закрытие его газеты станет настоящим бедствием для патриотов. Воистину, патриотическая болезнь… Но, похоже, печальный исход болезни Марата якобинцы встретили бы с облегчением: несмотря на общность взглядов с Робеспьером, Марат всегда видел вокруг только врагов и уже намекал, что Неподкупный рвется к личной власти. Робеспьер же в речах Марата давно угадал угрозу для себя.