Пульт мертвеца - Тимоти Зан

— Думаешь, это будет расплатой за мое неверие? — чуть дрожащим голосом спросила она. — Считаешь, что Бог сочтет ересью тот случай, когда у меня было больше вопросов, чем ответов на них?

— Если бы Бог был таким нетерпеливым, он давно смял бы всю нашу Вселенную, как бумажку, и бросил её в шкаф. — Я вздохнул. — Нужно верить в то, что есть вещи, которые всегда были и останутся под Его контролем. Даже в тех случаях, когда нам не совсем ясно, контролирует он их или нет.

Она снова подняла на меня глаза.

— Почему же ты в таком случае сбежал?

— Когда-то я дал себе обет никому и никогда об этом не рассказывать… Я сбежал из Каны потому, что принятый там способ зарабатывания денег был мне не по душе, а мне хотелось делать деньги.

Каландра очень долго смотрела на меня.

— Я тебе не верю.

— Любой в Кане в это верит. — Внезапно я почувствовал укол боли. А мне казалось, что я уже утратил способность болезненно реагировать на эти воспоминания.

— В таком случае, они давно тебя не видели, не так ли?

Я недоуменно пожал плечами.

— Лет девять, наверное.

Её взгляд стал твёрже.

— Не лги, Джилид. Дар Мопин и его люди достаточно мне лгали, и я не желаю, чтобы меня и дальше продолжали обманывать.

— Работая на Келси-Рамоса, я имею сто пятьдесят тысяч в год.

— Мне приходилось жить на шесть тысяч.

— А мне на пять.

Помолчав, она медленно кивнула:

— Кто об этом знает?

— Старейшина Каны, больше никто.

— Почему?

— А к чему? Что мне это даст? Спасёт мою репутацию? — Я закусил губу. — Таково их понимание высокого звания человека. Ваш Бетель был разрушен последствиями правления Дар Мопина, а Кану просто тихо удушили. Без моих финансовых вливаний им, действительно, ни за что не выжить, — угадав её вопрос, ответил я.

— Ты что, хочешь, чтобы они узнали, от кого эти деньги?

— И ты поставил все под удар только для того, чтобы помочь мне?

Своей фразой она задела тему моих долгих и тягостных размышлений последних дней. Особенно сильно они донимали меня бессонными ночами.

— Наверное, у меня слабость к безнадёжным затеям, — вымученно улыбнулся я.

Она опустила глаза, затем отвернулась и стала смотреть на гремучников.

— Больше, чем я потеряла, потерять невозможно.

Каландра замолчала, и я ощутил, как обострились все её чувства.

— Что случилось?

Секунд пять она не отвечала… но потом я почувствовал волну недоверия. Недоверия и какого-то тихого неясного ужаса.

— Видишь? — спросила она.

Я всмотрелся в темноту, до предела напрягая зрение. Гремучники призрачным морем беловатых пятен лежали чуть в отдалении, некоторые из них шевелил легкий вечерний бриз. Воздух вокруг меня был наполнен тихими звуками, едва уловимыми ароматами, смутными предчувствиями…

Наконец, и моим глазам открылось то, что видела Каландра. Я посмотрел на неё. Наши взгляды встретились, мы одновременно поднялись на ноги, и, взяв фонари из борткомплекта, огляделись. Каландра, дрожа, обошла стоящую на земле плитку. Я обнял ее за плечи, и мы простояли так несколько секунд, отбрасывая длинные тени на молочно-белое поле, окружавшее нас. Затем, словно разозлившись, резко поднял фонарь, настроил его на узкий луч и включил.

Темноту прорезал яркий пучок света… и, не успев навести на них фонарь, я понял, что сейчас предстоит увидеть и ощутить то, о чем мы давно догадывались и чего ждали. Гремучники жили. Они были живыми существами. Существами, ощущающими наше присутствие и наблюдающими за нами.

ГЛАВА 19

Мы долго еще стояли.

— С ума сойти, — лишь смог произнести я. — От этого действительно можно сойти с ума. Ведь это растения, Боже ты мой.

Стоявшая рядом Каландра поёжилась.

— Думаешь, они растения?

— Какой же может быть?.. — фраза замерла у меня на устах. — А чем ещё они могут быть?

— Существуют отдельные виды животных, которые большую часть своей жизни проводят, буквально прилепившись к деревьям, — говорила она, не отрывая взор от грязно-белых силуэтов, стоявших перед нами. — Я просто не могу понять… не могу понять, как эти бесчисленные экспедиции, состоящие из настоящих ученых, смогли пропустить такое?

— Потому что это учёные, а не Смотрители, — мрачно заключил я.

Она тяжело вздохнула.

— Давай подойдём поближе.

Мы стали подходить к ним, осторожно ступая по неровной, усыпанной камнями поверхности. Каландра опустилась на колени рядом с первым гремучником и легонько прикоснулась к нему.

— Посвети на него.

Я сделал то, о чем она просила.

— Ну и что?

Она раздумывала.

— Здесь… я вижу, как он чуть вибрирует, но это не совсем вибрация. Я это заметила, когда мы были там, на вершине.

Я принялся вертеть головой, различая во тьме темные силуэты на фоне звезд.

— Тебе не кажется, что они могут передвигаться в отдельные периоды их жизни?

— Что бы не могли, что бы там не умели, раскидывать семена им удается здорово… Каландра замерла, и мы переглянулись.

— Бесцветные пятна, — произнес я, испытывая при этом чувство нереальности происходящего. — Тот гремучник, что на вершине, видимо, последний из них всех в этом племени.

Каландра кивнула, в её глазах снова мелькнуло хорошо знакомое мне выражение.

— Они могут разбрасывать семена лишь невысоко и стараются сохранить их до тех пор, пока не окажутся на вершине.

— Почему же… — я осекся, и, обернувшись, снова стал смотреть на скопившиеся между утесами гремучники. Они напомнили мне море… нет, это было не море, это был город, город гремучников… — Смотри, это город, состоящий из них, — выдохнул я эти слова. — Самый настоящий город. А те, кто на вершине, они…

— И встану я на свой пост, — тихо процитировала Каландра, — на высокой башне и буду ждать, что Бог поведает мне.

Я снова задрал голову, и от волнения у меня пересохло во рту.

— Это часовые, — прошептал я. — Они смотрят, не приближается ли кто к ним.

Каландра тоже взглянула вверх.

— Но каким же образом они следят? И за кем здесь можно следить? — Я покачал головой.

— Не знаю, — но, говоря это, я все же продолжал думать о тех пятнах на скале… — Как ты посмотришь на то… — осторожно начал я. — Если мы тихо-тихо соберём вещички и смотаемся отсюда подобру-поздорову.

Она едва заметно повела плечами.

— Думаешь, это поможет? Они всё равно поймут, в чём дело.

Она была права — я ощущал, что внимание их сконцентрировано на нас.

— Они могут и не понимать, что мы их раскусили, — заметил я. Вдруг где-то в глубинах моего сознания зажёгся красный сигнал — опасно!

— Давай, пошли! — крикнул я и, схватив за руку ещё не успевшую опомниться Каландру, поволок ее за собой подальше от этих гремучников…

Это было нечто, похожее на падение чего-то очень большого сверху, с неба, и после того, как мы инстинктивно присели, сжавшись в комок, раздался громкий хлопок, какой бывает, когда лопается воздушный шар, и нас вдруг окутало облако густого белого дыма.

В ноздри мне ударил сладковато-пряный запах, я тут же попытался прикрыть лицо ладонью… но было уже поздно — я уже начинал чувствовать, как мои ноги и руки быстро немели. Я попытался сделать шаг, но тут же упал на колени, увлекая за собой и Каландру, которую так и не выпустил, не сумев разжать свои застывшие в судороге скрюченные пальцы. И мы вместе повалились на землю и еще через секунду я понял, что уже лежу на спине. Туман или дым надо мною чуть рассеялся, и я смог увидеть ряды светящихся точек, кружившихся в вышине.

Последнее, что я видел, были эти огни, они спускались все ниже и ниже…

ГЛАВА 20

Словно издалека до меня донесся тоненький скрип — так скрипит кожаная обивка, если кто-то усаживается поудобнее в кресле.

Я еще не открыл глаз, но чувствовал себя совершенно бодрым, потянулся, пытаясь распрямить страшно затёкшие члены. По звуку удалось определить, что я находился в небольшом помещении с металлическими стенами, и что, кроме меня и моего пока ещё невидимого приятеля, в нем никого не было. Комнатка явно выходила в коридор, где, очевидно, были еще люди. Следовательно, это могло быть в каком-то здании, возможно, и на корабле, на том самом, который и атаковал нас среди утесов. Оказалось, корабль Службы безопасности Солитэра — ведомства адмирала Фрейтага — прибыл скорее, чем я предполагал. Или нет? Или же нас выследили те самые контрабандисты, обнаружить которых так стремились мы сами?

Затем я сделал паузу в безмолвном диалоге, чтобы оценить мое состояние… и в ужасе понял, что проспал я два дня, и никак не меньше.

Сомневаться в этом не приходилось. Жжение в желудке и ощущение пустоты в нем безошибочно указывали на то, что я пропустил больше чем два обеда, кроме того, отсутствие голода и лёгкая боль в моей правой руке говорили о том, что имели место внутривенные инъекции.