Крупская - Леонид Млечин

После большевистского переворота другие левые социалисты растерялись. Меньшевики не могли понять, как их товарищи по подполью и эмиграции могли узурпировать власть. Член Исполкома Петроградского совета и президиума ВЦИК меньшевик Федор Ильич Дан с горечью констатировал:

— Всякому мыслящему здраво ясно, что вооруженные столкновения на улицах Петрограда означают не торжество революции, а торжество контрреволюции, которая сметет в недалеком будущем не только большевиков, но все социалистические партии.

Девятнадцатого ноября 1917 года лидер меньшевиков Юлий Осипович Мартов писал товарищу по партии и члену исполкома Петроградского совета Павлу Борисовичу Аксельроду: «Самое страшное, чего можно было ожидать, совершилось — захват власти Лениным и Троцким в такой момент, когда и менее их безумные люди, став у власти, могли бы наделать непоправимые ошибки».

Павел Аксельрод, известный своим нравственным чутьем, выражался еще резче. Назвал большевистский переворот «колоссальным преступлением», писал, что большевики отбросили страну «назад — в экономическом отношении чуть ли не в середину прошлого века, а в политическом — частью ко временам Петра Великого, а отчасти — Ивана Грозного»…

Юлия Мартова называют «великим неудачником», потому что он растерял свою партию — партию меньшевиков. На I съезде Советов в июне 1917 года меньшевиков было в два с половиной раза больше, чем большевиков. Петроградский совет создали меньшевики. Но умеренность в России не ценится, и меньшевики быстро утратили свои позиции.

С не желавшим работать на большевиков государственным аппаратом пытались поладить. 18 декабря 1917 года на заседании Совнаркома договорились выплатить служащим правительственных учреждений рождественские наградные, но это решение не публиковать! Это было компромиссное предложение Владимира Александровича Карелина, члена ЦК партии левых эсеров, принявшего на себя обязанности народного комиссара имуществ Республики: «Признавая выдачу служащим наградных к празднику противоречащей принципам демократизма и подлежащей отмене, Совет Народных Комиссаров в настоящем году, ввиду невозможности достигнуть единообразного решения, так как в ряде учреждений и отдельными категориями и группами служащих наградные уже получены, — постановляет выдачу наградных не отменять».

Что касается Анатолия Васильевича Луначарского, то нарком просвещения демонстрировал невероятный либерализм, готовность сотрудничать и помогать всем, кто просит о помощи.

Еще в августе 1917 года в России начало работать представительство Всемирного христианского союза молодых людей. Под клуб оно сняло опустевшее здание Дворянского собрания, подписав, как положено, контракт. Но это здание самочинно занял 326-й Белгородский полк и отказывался его освободить, несмотря на просьбу (тогда с революционными солдатами разговаривали исключительно вежливо) культурно-просветительного отдела штаба Петроградского военного округа.

Представительство союза пожаловалось советскому правительству: «Всемирный христианский союз молодых людей — это американская ассоциация, которая ставит своей целью открытие клуба для солдат с чайными, читальнями, бесплатными просветительными кинематографическими спектаклями, лекциями и концертами. Ассоциация не преследует никаких политических заданий, чему достаточным свидетельством служит то, что после Октябрьского переворота ассоциация продолжала свою работу в таком же широком масштабе, как и раньше».

Анатолий Васильевич Луначарский проникся просьбой. Иностранцы, тем более американцы, еще не воспринимались как враги. Загвоздка состояла в том, чтобы подыскать Белгородскому полку другое помещение. 1 декабря 1917 года нарком обратился к коллегам в Наркомате по военным делам. Объяснил, почему не может предоставить дом из своего хозяйства: «Ведомство дворцов республики не имеет в своем распоряжении помещений, которые могли быть предоставлены под постой воинских частей без существенного ущерба для национального достояния».

Составили список других зданий, пригодных для размещения полка:

«Покорнейше прошу Вас, товарищ, распорядиться об использовании одного из этих помещений и не мешать, таким образом, осуществлению весьма симпатичного предприятия американских граждан».

От себя Луначарский написал письмо полковому комитету белгородцев: «Комиссар по городу Петрограду найдет вам в самом близком будущем другое помещение, и я прошу вас согласиться на такой перевод, так как американские граждане хотят открыть в Дворянском собрании клуб на пять тысяч солдат с чайной, читальней, ежедневными бесплатными спектаклями и лекциями. Подыскать для этого назначения другое помещение невозможно, к тому же на любезность американцев мы обязаны ответить такой же величайшей любезностью».

Одиннадцатого декабря 1917 года Совнарком принял проект декрета, предложенный Луначарским, о переходе сорока тысяч церковно-приходских школ «в ведение Государственной комиссии по просвещению». Крупская отстаивала принцип светской школы, писала в ЦК: «Мы в сотнях статей и речей пропагандировали, что попам не место в школе. Наших агитаторов избивали, убивали даже».

Сотрудница наркомата в один из январских дней 1918 года стала свидетельницей телефонного разговора Крупской с Владимиром Ильичом. Надежда Константиновна взволнованно говорила ему:

— Нет, мы не можем допустить преподавание Закона Божия даже в церквях. Я категорически против такого решения. Мы созовем сейчас заседание коллегии Наркомпроса и всё обсудим.

Ленина просили, чтобы советская власть разрешила священникам вести уроки Закона Божия если не в школах, раз это запрещено декретом, то хотя бы в церквях. Согласия не получили. Наркомат просвещения твердо проводил свою линию: запретить преподавание любых вероучений и вообще освободить школу от влияния церкви.

Четырнадцатого февраля 1923 года заместитель наркома просвещения Варвара Николаевна Яковлева сообщала управляющему делами Совнаркома Николаю Петровичу Горбунову: «Постановлением коллегии Наркомата просвещения от 3 апреля 1921 года предложено всем губернским отделам народного образования принять меры к тому, чтобы допускаемое вне стен учебных заведений преподавание так называемого Закона Божия детям до восемнадцати лет не отливалось в форму учреждения учебных заведений, руководимых церковниками».

Наркомат просвещения получил право реквизировать произведения искусства и целые коллекции, национализировать музеи и библиотеки. Скажем, будущего секретаря Крупской Веру Дридзо взяли в библиотечный подотдел Наркомпроса и поручили описывать частные библиотеки в барских особняках. По проекту Надежды Константиновны Совнарком принял декрет «О централизации библиотечного дела в РСФСР».