Особое мнение (Сборник) - Филип Дик

— Отлично, — устало отозвалась она.

— А что ты будешь делать?

— Ну, — пожала она плечами. — К Полу точно не вернусь. Так что выбор у меня ограниченный.

— А вот шантажом ты зря занялась, — мрачно сказал он.

Ее глаза вспыхнули:

— Конечно.

— Если он отпустит Лантано, — проговорил Бим, — ему придется уйти в отставку. Тогда он скорее всего даст тебе развод. Потому что игра уже не будет стоить свеч.

— Я… — начала было она.

И тут же осеклась. Лицо начало стремительно бледнеть, словно истаивая, будто цвета и самую плоть высасывали изнутри. Эллен подняла руку и попыталась развернуться, но так и не договорила, рот оставался беспомощно открытым.

Бим резко дернул за шнурок выключателя, и мастерская тут же погрузилась в темноту. Он тоже это услышал — одновременно с Эллен Эккерс. Хлипкое крыльцо заскрипело под чьей-то тяжкой поступью. И теперь этот кто-то медленно, но верно продвигался через склад. Потом шаги послышались в коридоре.

Крепкий мужчина, не иначе. Идет неторопливо, словно спит на ходу. Шаг за шагом, глаза полуоткрыты, плечи обвисли под дорогим костюмом. Дорогим, твидовым. В темноте сгустился силуэт незнакомца. Бим его не видел, но чувствовал — он здесь, на пороге, и тень пришельца занимает весь дверной проем. Доски скрипели под его весом. В голове пронеслась дикая мысль: а вдруг Эккерс уже в курсе, вдруг он уже отозвал ордер на арест? Или он выбрался сам благодаря богатству и связям?

Мужчина двинулся вперед, а потом послышался его низкий, хрипловатый голос:

— Экхем…

Точно. Это Лантано.

— Черт подери!..

Эллен завизжала. Бим сначала не понял, что это. Он безуспешно цапал в темноте в поисках шнурка выключателя, дергал и тупо удивлялся, почему это свет не зажигается. А потом понял, что буквально минутой раньше разбил лампочку. Он чиркнул спичкой. Та мгновенно потухла, и он кинулся за зажигалкой Эллен. Зажигалка лежала в сумочке, и еще одна мучительная, страшная секунда ушла на поиски. Наконец, он сумел осветить помещение.

К ним медленно приближалась нереконструированная М, наставив антенну. Затихла, потом развернулась влево, к верстаку. Она сменила облик телевизора на настоящий — жестянки-переростка.

— Плата, — прошептала Эллен. — Ее привлек сигнал нейронов.

М пришла к Хайми Розенбергу. Но Бим все еще чувствовал присутствие Дэвида Лантано. Здоровяк все еще был здесь, в мастерской: тяжелый шаг, скрип досок под немалым весом, — все это машина сумела прекрасно воспроизвести. Полный эффект присутствия Лантано.

Лерой пристально наблюдал за роботом. Вот он выплюнул крошечный лоскуток ткани и сунул его в свернутый рулон металлической сетки. Потом М выложила каплю крови, табачные крупинки и волосы — но где, он уже не видел из-за их малого размера. Следующий шаг — машина аккуратно выдавила в пыли отпечаток каблука. А потом сзади из панциря выдвинулось сопло.

Эллен залепила лицо ладонями и кинулась прочь. Но машина не обратила на нее ровно никакого внимания. Она развернулась к верстаку, приподнялась и выстрелила. Разрывная пуля вылетела из сопла, перелетела через верстак и ударила в наваленную там кучу мусора. И взорвалась. Кругом полетели гвозди и обрывки проволоки.

«Хайми убит», — подумал Бим. Он не мог оторвать глаза от аппарата. А тот сосредоточенно искал плату — он хотел уничтожить нейронный сигнал. Покрутился, подвигал соплом — и выстрелил снова. Стена за верстаком взорвалась и развалилась.

Бим, высоко держа зажигалку, подошел к М. Приемная антенна развернулась к нему, машинка попятилась. Ее облик потек, замерцал — аппарат явно сомневался в том, что делает. После нескольких секунд мучительной борьбы с самой собой М снова стала натягивать на себя облик телевизора. И тут же жалобно, тревожно запищала — ее крохотные мозги разрывались под воздействием конфликтующих стимулов, и бедняга никак не могла принять решение.

Машина явно страдала от ситуативного невроза, попытка совершить две взаимоисключающие вещи уничтожала ее изнутри. Ее страдание казалось вполне человеческим, однако Лерой не мог найти в себе сил для сочувствия. Эта хитроумная штука пыталась одновременно замаскироваться и атаковать, но в ней не страдал живой мозг, просто сбоили реле. А первая выпущенная ею пуля как раз угодила в мозг живого человека. Хайми Розенберг погиб, и он был единственным в своем роде, уникальным организмом. Его нельзя пересобрать заново. Лерой подошел к машине и наступил ей на спину.

Та зашипела, как змея, вывернулась и отъехала. И вдруг выдала: «Экхем, черт побери!» М катилась по полу и рассыпала табачные крошки, из нее веером летели капельки крови и чешуйки голубой краски. Потом машина исчезла в темноте коридора. Бим слышал, как она продвигается вперед, то и дело врезаясь в стены — ни дать ни взять слепое раненое животное. Поколебавшись с мгновение, он пошел за ней.

В коридоре он увидел, что машина медленно описывает круг за кругом, выстраивая вокруг себя стену из мельчайших частиц: обрывков ткани, волосинок, обгоревших спичек и табачных крошек — и скрепляет все это кровью.

— Экхем, черт побери! — снова раздался низкий мужской голос.

И аппарат возобновил свое кружение.

Бим вернулся в мастерскую.

— А где здесь телефон? — спросил он Эллен.

Та уставилась на него непонимающими, пустыми глазами.

— Она тебя не тронет, — сказал он. На Лероя вдруг навалилась страшная усталость. Он чувствовал себя опустошенным. — Ее замкнуло на циклическое действие. Так и будет теперь кружить, пока зарядка не кончится.

— М рехнулась, — проговорила Эллен, и ее передернуло.

— Нет, — ответил Лерой. — Это поведенческая регрессия. Она пытается спрятаться.

Из коридора донесся голос аппарата: «Экхем. Черт побери!» Бим наконец-то нашел телефонный аппарат и набрал номер Эдварда Эккерса.

Процесс изгнания для Пола Тайрола выглядел как полет через сгустки тьмы — а потом невыносимо длинный, выбешивающий пустотой период времени, в течение которого материя хаотически перемещалась вокруг него, сцепляясь то в один узор, то в другой.

Он не очень хорошо помнил, что произошло между моментом, когда Эллен на него напала, и моментом, когда зачитали приговор. Воспоминания отказывались соединяться во внятные образы — прямо как материя вокруг.

Он очнулся в квартире Эллен — во всяком случае, ему так показалось. Да, конечно, там он и очнулся. Еще он запомнил Лероя Бима. Некий трансцендентальный Лерой нависал над ним с угрожающей определенностью, и реальность послушно принимала выбранные им формы. А потом пришел доктор. И Эдвард Эккерс — он тоже явился. Чтобы окончательно разобраться с супругой и сложившейся ситуацией.

Его, перевязанного и еле держащегося на ногах, конвоировали в здание Департамента. И он заметил, как какой-то человек выходит из здания. Крупный объемистый силуэт Дэвида Лантано сложно перепутать с другим. Конкурент направлялся домой — к привычной роскоши огромного особняка, на зеленую лужайку площадью в целый акр.

Увидев его, Тайрол почувствовал укол ужаса. Лантано его даже не заметил — он выглядел полностью погруженным в собственные мысли. Залез в ожидавшую его машину — и уехал.

— У вас есть тысяча долларов, — устало выговаривал Эдвард Эккерс формальные слова, предшествующие изгнанию.

Лицо Эккерса то всплывало, то тонуло в окутывающих Тайрола тенях. Он видит Эккерса последний раз и запомнит его именно таким. Эккерса тоже не ждало ничего хорошего, правда, его судьба будет иной.

— Согласно закону, вы имеете право распоряжаться суммой в одну тысячу долларов, которая должна покрыть неотложные расходы. Кроме того, вам предоставят карманный словарь диалекта соответствующей звездной системы.

Ионизация сама по себе оказалась совершенно безболезненной. Он не запомнил ее, только вокруг все стемнело — а до того просто смутные тени скользили.

— Вы меня ненавидите, — обвиняюще указал он Эккерсу в последнем слове. — Я разрушил вашу карьеру. Но… я метил не в вас. — Он почувствовал, что запутался. — А в Лантано. Я его… а он нет. Как так?..

Но Лантано не имел к этому ровно никакого отношения. Лантано укатил к себе домой и всю дорогу исполнял роль безучастного зрителя. К черту Лантано. К черту Эккерса и Лероя Бима и — увы — миссис Эллен Эккерс.

— Ух ты… — пробормотал Тайрол, когда его плывущее через пространство тело наконец-то сгустилось в физическое. — А ведь нам было хорошо вместе… разве нет, Эллен?

А потом на него обрушилась волна яростного солнечного жара. Настолько неожиданно, что Тайрол споткнулся и упал, безвольно растянувшись на земле. Вокруг не осталось ничего, кроме пляшущего зноя, слепящего, пригибающего голову, требующего безоговорочного подчинения.