1937. Заговор был - Сергей Минаков

Егоров же в «отпуск» не ушел. Он был нужен для предстоявших переговоров с военными представителями прибалтийских стран. Ворошилов (читай: Сталин) сделал выбор. Он выбрал Егорова и «отставил» Тухачевского! Для Тухачевского, который вкладывал в эту игру, по свидетельству непосредственных его сотрудников (его начальника штаба по игре Д.А. Кучинского), большую «страстность», такой исход конфликта был катастрофичен. Он был катастрофичен не только лично для него, но и для проблемы вероятной войны на Западном фронте, чреватой, в случае сохранения прежнего оперативного плана, поражением Красной Армии. Такая ситуация, в чем он был убежден, чреватая поражением страны и государства, могла толкнуть маршала на крайние меры для утверждения своего плана войны. (Следует иметь в виду, что во время своей поездки в Лондон в январе 1936 г. Тухачевский беседовал, видимо, и по этому вопросу с начальником Генштаба эстонской армии генералом Лайдонером.)

Что касается «плана Бельгии», то было решено пригласить в Москву начальников Генеральных штабов прибалтийских стран для обсуждения вопроса о военных договорах, которые позволили бы разместить на территории этих стран воинские контингенты РККА. Вопрос о визите начальника Генерального штаба литовской армии обсуждался на заседании Политбюро ЦК уже 25 апреля 1936 г. Примечательно, что именно в этот день завершилась военная игра в Генштабе и именно в этот день Тухачевский подал рапорт о предоставлении ему отпуска («рапорт об отставке»).

В конце апреля 1936 г. маршал Егоров принимал начальника Генштаба эстонской армии, а в начале мая — начальников Генштабов литовской и латвийской армий. Знаменательно, что Тухачевский в этих переговорах участия не принимал. Их вел его главный оппонент, маршал Егоров. Однако политическое и военное руководство прибалтийских стран заявило о своем нейтралитете и отказе допустить иностранные войска на свою территорию. Это вполне устраивало Егорова, поскольку вполне соответствовало его оперативному плану. 4 мая 1936 г. на заседании Политбюро ЦК обсуждался вопрос о предоставлении отпуска маршалу Тухачевскому. Это было косвенное свидетельство об отмене правительственного решения, на которое ссылался Тухачевский: отказ правительства от его «плана Бельгии».

Все сказанное выше, помимо освещения основных оперативно-стратегических вопросов и конфликтных споров по ним между Тухачевским и Егоровым, а также Ворошиловым, обнаруживает принципиальную поддержку Егорова и его оперативного плана Уборевичем и Якиром. Никаких признаков сколько-нибудь серьезного противостояния их с Ворошиловым не наблюдается. Ворошилов вспоминал, что первый его конфликт с «группой Гамарника — Якира — Уборевича» произошел летом 1936 г.

Заговор Якира-Гамарника-Уборевича

Рассмотрение этого вопроса я полагаю целесообразным начать с фрагмента выступления Ворошилова на заседании Военного совета при наркоме 1–4 июня 1937 г.

«Мы не так давно, когда было совещание Политбюро, — вспоминал Ворошилов в своем докладе 1 июня 1937 г., но был прерван голосом, принадлежность которого к говорившему не указана в стенограмме: «В ноябре или в декабре». Однако Ворошилов, продолжая свое выступление, уточнил: «Совещание, когда мы Тухачевского поставили». И вновь кто-то прервал его: «7 мая».

«Нет, в прошлом году, 8 месяцев тому назад, — отвергая догадку, Ворошилов уточнил время. — Это было после 1 мая, примерно в июле — августе месяце (1936 г.). В мае месяце у меня на квартире Тухачевский в присутствии большого количества людей бросил обвинение мне и Буденному в присутствии тт. Сталина, Молотова и других, бросил мне и другим обвинение в том, что я группирую вокруг себя небольшую кучку людей, с ними веду, направляю всю политику, неправильно эту политику веду и т. д. Потом, на второй день, он отказался, сказал, что был пьян и т. д.».

Ворошилов ничего не говорит о реакции на этот антиворошиловский выпад Тухачевского со стороны Гамарника, который, вероятнее всего, присутствовал в этом (очевидно, первомайском) застолье, а также Якира и Уборевича. Хотя, возможно, их не было, ввиду отъезда после окончания стратегической игры (закончилась 25 апреля), соответственно, в Киев и Смоленск.

«Тов. Сталин сказал, — продолжал свои воспоминания Ворошилов, — что вы здесь перестаньте препираться, давайте устроим заседание, и на заседании вы расскажете, в чем дело. («Вы расскажете в чем дело» — это было обращение, скорее всего, к Тухачевскому.) И вот там мы разбирали эти вопросы и опять- таки пришли к такому выводу. Там был я, Егоров. Группа Якира, Уборевича, она вела себя в отношении меня довольно агрессивно. Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно. Но все это было в рамках обычной склоки и неприятных столкновений людей, которые долго друг с другом работали, могли надоесть».

Уборевич в своих показаниях на следствии подтвердил, что перед этим совещанием, когда решили поставить в правительстве вопрос об отстранении Ворошилова с поста наркома обороны, то «нападать на него, по существу, уговорились с Гамарником, который сказал, что крепко выступит против Ворошилова». Такое выступление имело смысл, разумеется, в присутствии Сталина, а не в узком военном кругу. Это, как видно из приведенного выше фрагмента стенограммы, подтверждает и сам Ворошилов: «Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно». Итак, «атака» Гамарника на Ворошилова была подготовлена заранее. При этом главной ее целью было «свержение» Ворошилова с поста наркома обороны СССР, «отстранение», как признался Уборевич, от руководства Красной Армией.

На этом совещании, как свидетельствуют фрагментарные сведения об этом событии, активно действовала «группа Гамарника — Якира — Уборевича». Однако Тухачевский в числе нападавших на Ворошилова не упоминается. Ворошилов и Уборевич ничего не говорят о его присутствии и участии в совещании. Примечательно, что именно «группа Гамарника — Якира — Уборевича» «поставила вопрос об отстранении Ворошилова с поста наркома обороны». Как видно по результатам этой «атаки», она не привела к отставке Ворошилова.

Ворошилов утверждает, что это совещание состоялось в июле — августе 1936 г. Если, как он говорит, «8 месяцев тому назад», то, скорее всего, в конце августа — начале сентября. Судя по реплике Сталина, он присутствовал на этом совещании. Однако следует учесть, что с 14 августа по 25 октября 1936 г. Сталин был в отпуске, в Сочи. Следовательно, совещание это должно было состояться не позднее 13 августа. Вопрос о предоставлении отпуска Ворошилову был поставлен на Политбюро 11 июня 1936 г., и решение было утверждено на заседании Политбюро 27 июня 1936 г. Однако Ворошилов фактически находился в отпуске в Сочи уже 15 июня 1936 г. и вернулся оттуда после 19 июля. Во всяком случае, 25 июля Ворошилов уже встречался со Сталиным в Кремле. Затем Ворошилов встречался со Сталиным в Кремле 7, 11 и 13 августа (т. е. перед отъездом Сталина в Сочи). Очевидно, Ворошилов возвратился из отпуска 24 июля и встретился со Сталиным первый раз после отпуска на следующий день, 25 июля. Якир не позднее 16–17 августа 1936 г. отправился с визитом во Францию: 19 августа он был уже в Париже. Таким образом, совещание, о котором вел речь Ворошилов, могло состояться между 25 июля и 13 августа 1936 г.

Известно также и то, что 7 августа 1936 г. у Ворошилова состоялся разговор с Уборевичем, в Москве, о переводе последнего в центральный аппарат на должность начальника ВВС РККА. «Дело в следующем, — писал Уборевич, — 7 августа т. Ворошилов заявил мне, что он решил разделить БВО на два округа (что якобы я усиленно об этом всех прошу), а меня — взять в Москву на авиацию. Я категорически возражал против назначения меня на авиацию. Я сказал, что в ЦК беспокоить тов. Сталина не пойду, но что Ворошилову достаточно ясна самому вся неделовитость и нецелесообразность этой комбинации. После этого разговора я очень много об этом думал, и мое возражение против решения Ворошилова укрепилось еще больше».

По поводу своего предполагаемого назначения Уборевич 17 августа 1936 г. из Смоленска обращался к Т.К. Орджоникидзе с письмом, в котором просил его воздействовать на Ворошилова отказаться от этой идеи. Известно также, что Уборевич в связи с этим пытался поговорить со Сталиным. «Я был тогда в Сочи, — вспоминал Сталин, — указал ему: «Не приму, у вас есть нарком». В Сочи Сталин отправился 14 августа. Однако к Орджоникидзе он писал, как сам сообщал в письме, до обращения к Сталину. Следовательно, Уборевич обращался к Сталину после 17 августа, вероятно, после того, как Сталин в своем письме Кагановичу от 16 августа 1936 г. рекомендовал дать Уборевичу должность не «начальника ВВС РККА», а «командующего ВВС РККА».

В своем письме к Орджоникидзе от 17 августа 1936 г. Уборевич ничего не говорит о каком-либо совещании, на котором Гамарник «атаковал» Ворошилова. Скорее всего, совещание, о котором вспоминал Ворошилов, произошло уже после 7 августа, но до отъезда Сталина в отпуск. Подтолкнуть Уборевича выступить против Ворошилова, присоединившись к «группе Гамарника-Якира», могло действительно какое-то особое событие, которое должно было поставить его почти в безвыходное положение.