Крушение республики Итль - Борис Лавренёв

– У меня было небольшое столкновение и с вашим величеством, но я уверен, что ради такого счастливого дня вы простите вспыльчивость старика, не учившегося быть дипломатом, – продолжал он с самой обаятельной улыбкой.

Гемма молча смотрела на него, и лорд Орпингтон вторично опустил глаза перед ее горячим взглядом.

– Я, к сожалению, не могу надолго воспользоваться вашим гостеприимством, ваше величество, – обратился он снова к королю, подавив мимолетное смущение, – так как обязан наблюдать за расположением войск на параде. Но после парада я буду рад посетить вас и побеседовать по взаимно интересующим нас вопросам. До скорого свиданья.

– Мне не нравится его чрезвычайная любезность, – шепнула Гемма премьеру, – он держится страшно фальшиво.

– А вы думаете, мне нравится. Я только никак не могу понять, что именно он надумал, и это меня очень беспокоит. Я чувствую себя безоружным. Глупейшее положение. Однако нужно и нам отправляться. Машина его величества подана.

Коста усадил короля и Гемму в автомобиль, захлопнул дверцу и уселся на переднем сиденье. Автомобиль тронулся тихим ходом по шумящим, веселым, расцвеченным улицам.

Максимилиан с рассеянной улыбкой смотрел на приветствующих его жителей и, повернувшись к Гемме, сказал вполголоса:

– Какие они милые, и как они меня обожают.

– Вы думаете, ваше величество? – спросила Гемма, печально улыбнувшись.

– Не думаю, а уверен. Вам непременно нужно противоречить? Вы обязательно должны испортить мне настроение. Как это нехорошо с вашей стороны. Смотрите, как они кричат, как бегут за машиной. Они, кажется, готовы лечь под колеса.

Автомобиль поворачивал в эту минуту на пересечении двух улиц.

Толпа медленно расступалась, давая ему дорогу. В одном месте она зашевелилась возбужденней. Какой-то юноша в верблюжьем плаще и роговых очках протискивался вперед, толкая и сбивая с ног людей и не обращая внимания на возмущенные протесты.

Отбросив в сторону стоявших в первом ряду, он прыгнул вперед и очутился на подножке автомобиля, вскинув правую руку.

Молниеносно треснули три коротких выстрела. Толпа с воем шарахнулась в стороны. Гемма отчаянно крикнула.

Коста вскочил с сиденья, перевернулся на прыжке и, вырвав из кармана кольт, выстрелил в затылок человеку в верблюжьем плаще. Тот слетел с подножки под колеса.

Коста схватил револьвер в зубы, сильным рывком сорвал шофера с места и выбросил его на мостовую. В следующую секунду он очутился за рулем.

Разбрасывая толпу, отовсюду бежали солдаты наутилийского экспедиционного корпуса. Коста прострелил грудь первому подбежавшему и перевел рычаг на вторую скорость.

Автомобиль взвыл, рванулся и, рыча, как доисторическое чудовище, ринулся в гущу толпы. Люди полетели во все стороны, как крокетные шары. Автомобиль проложил широкую просеку, устланную телами, и с бешеной быстротой помчался по улице.

Солдаты бежали вдогонку и стреляли, припадая с колена, но автомобиль успел завернуть за угол и исчез. Толпа в панике метнулась в боковые переулки, но везде натыкалась на штыки наутилийских цепей, которые загоняли население на площадь.

Когда весь рычащий, рыдающий, потерявший шапки, зонтики, жен и детей человеческий табун был забит в четырехугольный загон площади, на паперти собора появился господин Аткин. Он выступил во всем параде, и оранжевая лента, свежевыглаженная, по-прежнему пылала на его животе.

Он поднял руку, призывая к тишине.

– Граждане Итля, – сказал он, подняв глаза к небу, – наше отечество постигло ужасное бедствие, мы лишились дарованного нам небом кротчайшего и благороднейшего монарха. Рука гнусного злодея поразила его в расцвете жизни. Преступник также пал, сраженный провидением. Но страна осиротела. У покойного короля не было наследника, – королева же иностранка и, помимо того, по законам о престолонаследии, не имеет права на престол. Но нам на помощь приходит наш высокий покровитель, друг и почитатель демократии, король Наутилии. Он предлагает принять нас под свою монаршую руку. Экстренный совет высших сановников Итля согласился принять эту милость и выносит ее на ваше утверждение. Кто против?

Толпа молчала, тревожно оглядываясь на теснившие ее со всех сторон штыки.

– Никого? Мы были уверены в здравом политическом смысле граждан. Сейчас в соборе начнется присяга на верность его величеству королю Наутилии.

Автомобиль несся по шоссе, разбрасывая тучи пыли и мелкого щебня. Пригородные крестьяне, завидя издали бегущее с ревом в белом облаке чудище, спешно сворачивали в канавы. Собачонка, бросившаяся из-за шоссейной будки на небывалого зверя, не успела отскочить и прилипла к радиатору, смятая в кровавый блин. Коста сидел, нагнувшись над рулем и, не оборачиваясь, глотал пространство, пока машина начала задыхаться и покашливать. Ее опустевшее сердце забилось тревожными перебоями.

Коста прислушался, задержал бег и, свернув с шоссе на лужайку, остановил автомобиль под тремя каштанами. С трудом сняв с руля затекшие руки, он встал на сиденье и повернулся.

В задней половине автомобиля, свернувшись комком, лежал на полу Максимилиан. На сиденье, уронив голову назад, раскинулась алебастрово-прозрачная Гемма.

Коста охнул и перенес ногу через спинку сиденья.

– Ах ты, черт! Неужели и ее? Неужели?

Он открыл дверцу и приподнял тело Максимилиана, оно переломилось, как деревянное.

– Ну, этот готов, – сказал Коста, укладывая короля на траву. Открытые глаза Максимилиана тускло взглянули в небо. Белый мундир на груди весь взмок кровью.

Коста снова влез в автомобиль и приподнял Гемму. Рука его почувствовала тепло живого тела. Он усмехнулся.

– Ее не тронуло… Обморок.

Он осторожно вынес женщину и положил под деревом на разостланный плащ.

Наклонившись над ней, он потер ее руки в своих ладонях и с силой дунул в лицо. Веки вздрогнули, но Гемма не пошевелилась.

– Сильный обморок, – сказал Коста, – ну, хорошо. Я знаю, чем ее разбудить.

Он отошел к автомобилю, достал из ящика долото и сильным ударом прошиб низ бака, подставив фляжку. Набежало полфляжки мутной жидкости. Коста понюхал ее и засмеялся. Потом он сбросил свой расшитый золотом мундир и швырнул его в траву.

– Занятная форма для шофера, – буркнул он, засучив рукава и подходя к Гемме.

Он приподнял ее голову, разжал долотом стиснутые зубы и влил в рот немного жидкости.

Мисс Эльслей глубоко вздохнула, отчаянно закашлялась и раскрыла глаза.

– Ой!.. Что такое? У меня все горит внутри! Что это за гадость? вскрикнула она, хватаясь за грудь.

– Ничего! Это боевое крещение. Это автомобильный спирт. Он недаром называется бешеным, – невозмутимо ответил Коста.

Мисс Эльслей приподнялась и с испугом посмотрела вокруг.

– Что это… сон? – спросила она, продолжая кашлять.

– К сожалению, не сон, а самая паскудная явь. Недаром я сидел как на иголках в этой чертовой машине.

– А Максимилиан? – спросила Гемма, вздрогнув.

Коста развел руками.

– По правде сказать, я не советовал бы вам сейчас разглядывать его. У него очень непривлекательный вид, а у меня больше нет спирта, чтобы снова приводить вас в чувство.

Гемма быстро поднялась на ноги и обошла автомобиль.

Увидев труп, она пошатнулась, и Коста поддержал ее.

– Poor Yorick![10] Бедный шут! – прошептала она, и Коста увидел слезы на ее ресницах. Она молча прошла к дереву, взяла плащ и покрыла им тело.

– С мертвым покончено, – сказала она, – нужно думать о живых. Что нам делать?

– Вы молодец! – ответил с восхищением Коста, – нам нужно идти до ближайшей деревни, взять лошадей и ехать навстречу Тревису и его ребятам. Автомобиль вышел из строя и не годится никуда, разве на гроб королю.

– Идите сюда, – сказала Гемма.

Коста подошел недоумевая.

– Вы настоящий мужчина, – заговорила Гемма, смотря ему в глаза, – вы вели себя как следует. Спасибо!

Она поднялась на цыпочки и крепко поцеловала Косту в губы. Он отшатнулся, залился краской и отвернулся.

К вечеру Порто-Бланко успокоился и забыл об утренней трагедии. Улицы запылали электрическими лунами, зазвенели песнями, звоном струн и заметались в бесшабашном плясе бушующей карнавальной толпы. Население, как и в первые дни, браталось с наутилийскими воинами, которые блуждали из кабачка в кабачок, выпивая даровое вино. В «Преподобной Крысе» собрались сливки общества, и даже сэр Чарльз удостоил заведение Баста своим присутствием. Веселье, беззаботное, горячее, жадное, кипело во всех уголках города. Женщины льнули к мужчинам, женщины помнили о своем призвании давать радость защитникам и нежно уводили шатающихся солдат в темные двери квартир. Но их ожидания в эту ночь были обмануты. Любовники, не успев окончить первых кратких ласк, засыпали мертвым сном, и напрасно возбужденные женщины пытались разбудить их огнем поцелуев. Они никли грузными, обессиленными телами в пышную свежесть кроватей и храпели густым непробудным храпом, заставляя своих подруг кусать губы в пароксизмах неудовлетворенной страсти.