Боги мира реки - Филип Фармер

Нур похлопал себя по голове.

— Они все там. Я могу собрать их вместе, когда захочу.

— Значит, ты считаешь наши «фильмы» пустой тратой времени? Но зачем тогда Снарк устроила этот кинофестиваль? Зачем она дала нам шанс увидеть каждую секунду наших жизней?

— Однако она не лишила нас при этом инициативы. Мы можем смотреть эти «фильмы», а можем и не смотреть. Я думаю, Снарк учитывала возможность покраски стен. И мы просто провалили экзамен, когда начали малярные работы.

— А какое наказание нас ждет за этот провал?

Нур пожал плечами.

— Скорее всего, наказанием будет самоистязание. Я расцениваю это как еще одну неудачу на пути прогресса.

— Но ты сказал, что тебе не нужен просмотр воспоминаний.

— Да, я в нем не нуждаюсь. Но ты и остальные не похожи на меня. Каждый из нас уникален по-своему.

— Может, это просто самоуверенность?

— Все зависит от точки зрения. То, что ты считаешь самоуверенностью, другой человек может воспринимать как вполне обычную вещь.

— Вам, суфиям, нравится играть в афоризмы, — сказал Фрайгейт. — Но вы редко следуете советам, которые даете.

Нур засмеялся. У американца появилось чувство, что он не прошел какую-то проверку. Питера по-прежнему мучила мысль, что он не оправдал надежд Нура, которые тот возлагал на него, как на своего ученика. Он понимал, что никогда не станет таким же совершенным мастером, свободным от неврозов и слабостей, всегда исполненным логики и сострадания. Однако его раздражало превосходство Нура, и он чувствовал себя униженным, когда мавр поправлял его или указывал на недостатки. Суфий желал ему только добра, но гордость шептала Фрайгейту, что его вновь отвергают, считая недостойным возвышенных истин.

— Суфии не пугаются неудач, — сказал Нур.

— А что ты скажешь, если я попрошу тебя взять меня в ученики?

— Поживем — увидим.

— Я от многого отказался, но тогда мне придется забыть почти обо всем, прошептал Фрайгейт. — Хотя, если мне это надоест, я всегда могу вернуться к прежней жизни.

— Прежде всего тебе следует избавиться от привычки начинать дела и тут же их бросать. Настоящее намерение не должно истощаться так быстро.

— Тогда и цель должна быть действительно великой.

— Что ты этим хочешь сказать?

Не найдя достойного ответа, Фрайгейт рассердился.

— Ты прожил сто тридцать два года, но не научился объединять свои противоположности в единое целое, — сказал Нур. — Ты разделен внутри себя на сравнительно неплохого консерватора и не всегда хорошего либерала. Ты — трус и храбрец. Тебе ненавистно принуждение, но в твоем подсознании живет насильник, которого ты пытаешься подавить. Тем не менее эту часть психики можно взять под контроль и превратить ее в силу, которая ускорит твой прогресс на истинном пути. Ты…

— Лучше скажи мне что-нибудь такое, чего бы я не знал, сердито проворчал Фрайгейт и торопливо ушел от маленького мавра.

Иногда такую же барабанно-философскую дробь выдавал и Ли По. Ему нравилось говорить с Фрайгейтом о процессе становления «округлым», то есть о превращении человека в «целостную личность». По его мнению, это достигалось уравновешиванием инь и ян — своих отрицательных и положительных качеств.

Однако сам Ли По был абсолютно неуравновешенным. Фрайгейт восхищался его энергичностью, поэтической одаренностью и состраданием, изумительными лингвистическими способностями и отвагой, незапятнанной страхом. Но с другой стороны — а натуры, как известно, многогранны, — китаец обладал чрезмерной склонностью к деспотизму и абсолютно не желал видеть в себе те качества, которые делали его навязчивым и агрессивным. Кроме того, он много пил, хотя и не походил на тех пьяниц, которых Фрайгейт когда-то знал.

Питер считал, что Ли По, несмотря на свое явное превосходство во многих аспектах, имел не больше шансов на «продвижение», чем он сам. Из восьми обитателей башни только Нур, Алиса и, возможно, Афра Бен со временем могли стать кандидатами на «продвижение». Но была ли эта стадия такой желанной?

Теоретически человек, приближаясь к этическому совершенству, завершал свое существование в физической вселенной. Его ватан исчезал из поля действия датчиков и поэтому считался поглощенным аурой божества. То есть он сливался с той невыразимой сущностью, которую люди называли Аллахом, Богом, или Космическим Абсолютом.

Теория утверждала, что ватан становился частью Творца, теряя свою индивидуальность. С тех пор сознание «продвинувшегося» погружалось в вечный экстаз, уровень и качество которого оставались недосягаемыми для физического тела.

— Все это красивые слова, — размышлял Фрайгейт. — А вдруг ватан просто разрушается и исчезает? Сначала красивый пузырь из эктоплазмы, а потом — ба-бах! Но мне бы не хотелось превратиться в ничто? Великий нуль, зеро, нада! Неужели кто-то к этому стремится? А чем хуже обычная смерть? Возможно, она даже лучше. Последний вздох — и прощайте тревоги, душевные муки, разочарование и одиночество. О Смерть, где твое жало?

Однако смерть не имела жала. Хотя, с другой стороны, она и не жужжала, как оса.

Что-то находишь, что-то теряешь — это неизменный закон вселенной.

Вечная и совершенная экономика божественного мироздания.

— Возможно, я и параноик, но все это напоминает мне большую жульническую игру. А каковы мотивы и цели? Жулик должен что-то получить. Так кто же мечет карты в этой игре? И что сейчас стоит на кону?

Иногда Питеру казалось, что его мозг распухает от этих мыслей, как дрожжевое тесто в маленькой кастрюльке. Он чувствовал, что черепная коробка вот-вот взорвется, как баллон под большим давлением. Наверное, это объяснялось тем, что его мысли почти ничем не отличались от горячего пара.

— Подумать только! Мне сто тридцать два года, а я по-прежнему веду себя как студент-второкурсник. Неужели я так и останусь им навсегда?

Этот второкурсник — умный дурачок, который сидел в нем всю жизнь — отвергал любые советы Нура и не давал избавиться от балласта тревожных мыслей. Вместо этого он выставлял их напоказ и переводил скорый поезд "П.

Фрайгейт" на запасные пути Великой железной дороги. К примеру, как сейчас: на станции П.К.Б.Р. — «питающих камней на берегу Реки».

Он наткнулся на тайну, о которой Лога никогда не упоминал. Хотя, возможно, этик рассказал бы им об этом, если бы его не убили. Как оказалось, питающие камни на обоих берегах Реки служили не только электрическими разрядниками для подпитки индивидуальных граалей. Они наделяли людей напитками, пищей и прочим добром, но помимо этого содержали в себе аппаратуру наблюдения. С помощью своих машин-соглядатаев этики могли видеть и слышать все, что происходило в зоне захвата питающих камней.