Не-Русь - В. Бирюк

Решения, которые Александр Невский был вынужден продавливать в бесконечных спорах, сварах, оставляя часть своих сил в резерве на случай «удара в спину», выжигая глаза своим политическим противникам, убивая кучу времени и сил на увещевания… Все эти взбрыки были бы уже в прошлом, давно забыты. Страна была бы… более мобилизационно готова.

И дело не в собственно военной мощи: Русь не могла победить Батыя. Сил для этого недостаточно. Хлебопашенная восьмимиллионная Русь, даже будучи единой, могла противостоять четырёхсоттысячной кочевой орде. Которая выставляла бы 60–80 тысяч войска.

А у Батыя было вдвое.

Но Батыю и не нужна была Русь! Это так, «по дороге прилипло». Чингизиды шли в «Великий Западный поход». По завету великого Темуджина!

Батый ведёт активную дипломатическую переписку с королём мадьяр, с германским императором. Его интересы — там. В Паннонии, в Баварии, в Провансе. Там, куда доходили предшественники — гунны, авары. Там, где можно жить. «Жить» означает — пасти тысячные табуны коней.

Вторая безусловная задача монгол — долг крови. Кыпчаки и булгары должны быть вырезаны. На них — кровь соплеменников. Это — не обсуждается, это ощущается душой каждого.

А всё остальное… Грабёж, добыча… Где-то здесь, где-то там… Ну, это ж естественно. Все так делают! Везде. Где нет риска нарваться на ответку.

Не зря летопись, в качестве причины первого похода Батыя на Русь, разорения Рязани, приводит страсть тёмника Бурундая — даже не чингизида — к рязанской княгине. Которую он даже не видел.

Это не «священный долг», не «воля богов», не «глас народа». Лихому кавалерийскому генералу надоело трахать свою шелудивую кобылу, и он полез на русскую княгиню… гы-гы-гы… Экая мелочь мелкая…

Будь Русь единой, имей хоть в четверть от монгольского войска «под одной шапкой» — монголы прошли бы мимо. Как бежали столетиями раньше мимо Киева — угры.

«Если бы да кабы, да во рту росли грибы… То был бы это не рот, а настоящий огород» — русская народная мудрость. Не про историю, а… так, вообще. Про сослагательное наклонение.

Для современников убийство Боголюбского было огромным потрясением. Андрей был не просто «первым среди равных» — он был «первым с большим отрывом». Равных ему по авторитету, славе — не было. Полководческий и политический талант князя — несомненен.

Он был далек от смирения в своей бурной жизни, когда ему приходилось то отбиваться мечом одновременно от трех противников, то, будучи захваченным врасплох, убегать в одном сапоге.

Храмы Покрова Богородицы по всей России — его памятники. Именно он ввёл этот культ на Руси, он договорился с императором Византийским о дне праздника.

Даже и в 21 веке вдруг всплывают следы того убийства: в 2015 году при реставрации Спасо-Преображенского собора в Переславле-Залесском была обнаружена надпись XII века, содержавшая имена 20 заговорщиков — убийц князя (начиная с имён Кучковичей) и описание обстоятельств убийства.

Унаследовавший Залесье младший брат Андрея — Всеволод, продолжал, во многом политику Андрея. Но… и сам был другим человеком, и обстоятельства изменились. Достаточно посмотреть «Слово о полку Игореве» — там он упоминается среди десятка других русских князей примерно одинакового уровня.

А вот Боголюбский… Личность другого масштаба.

Во второй половине 12 века вдруг, во всей Европе появляются сильные государи, которые начинают проводить принципиально одинаковую внутреннюю политику, основное направление которой — укрепление центральной власти.

Франция — Людовик VII, Германия — Фридрих II Барбаросса, Англия — Генрих II, Византия — Мануил I, в России — Андрей Боголюбский.

Можно в этот список добавить правнука Мономаха Вольдемара Великого — короля Дании, и Мешко Старого — короля Польши. Хотя, последний, конечно, был скупердяй и жадина.

Андрей — человек не удельного масштаба, даже — не национального. Мирового. За десятилетие он мог сделать многое.

Не сложилось. Просто потому, что у Боголюбского «и кремль стоял, и деньги были», а вот своих кровных детишек… Бог не дал. Кара Господня. И, естественно, сыскались умники, которые этим свойством воспользовались.

Ну ладно его, но нас-то всех за что?

Я уже говорил, что Рюриковичи очень враждебно относятся к ублюдкам. Уже в 21 веке в этом роду фиксируется только две характерных гаплогруппы в ДНК. Одну возводят к Владимиру Крестителю. Сам он конечно — бастард. Но потомки у него — законные. Вторую группу связывают со Святой Ириной, женой Святого князя Ярослава Мудрого и возлюбленной невестой Святого Олафа. При таком количестве святых в предках — вопрос о законности потомков неуместен.

Дети Андрея Боголюбского потомства не оставили — третьей гаплогруппы у рюриковичей нет. Так что он, не только бездетный, но и безвнучный. Как бы странно это не звучало.

«Здесь и сейчас», в «Святой Руси», в среде князей это знание — смертельно. И само по себе, и даже в форме намёка или вопроса.

Глава 345

Затянувшаяся пауза… тишина в шатре давила каменной плитой. Я вырвался из потока собственных мыслей.

Андрей внимательно, «иссущающе» смотрел мне в лицо. Его распахнутые, засасывающие, неотрывно следящие глаза…

Не дай бог со сна такое привидится. Так же и умереть можно! А уж обделаться со страху…

Я доброжелательно улыбнулся ему. Но он моего «добра» не принял:

— Кто?!

А я-то думал… Что змеиный шип и львиный рык в одном флаконе — литературная гипербола библейских авторов. Теперь вот довелось и в человеческом голосе услыхать.

— Не скажу.

Ну вот. А то вздумал мне… «козью морду» показывать.

Андрей мигнул, чуть сдвинулся, некоторое время пытался меня ещё по-гипнотизировать, насупился — «Не получается! Не получается!» и уже просто мрачно спросил:

— На том листке… в пророчестве… имена были? Ты их видел?

— Да.

— Кто?!!!

Полог шатра откинулся, внутрь ворвались Маноха и два охранника. С обнажёнными мечами.

— Вон!!!

Охрана вылетела из шатра мгновенно, но настроение было испорчено. У него.

Светлый князь, государь. А по-орать в волюшку даже и в собственном шатре — не дают.

Он сам додумать не может, или меня за дурака держит? Стоит мне сдать ему имена, как я стану для него не нужен. А по совокупности всего… это уже не на публичное голово-отрубание тянет. Это будет тихое вырывание языка с последующим четвертованием и потрошением.

Но орать на меня — не надо. Не люблю я этого.

Андрей напряжённо думал. Дотянулся до стоящего рядом кубка с вином, отхлебнул, по-ёрзал на сидении, подвигал туда-сюда меч, по-хмыкал…

— Маноха… Он, знаешь ли, хороший палач. Он, ежели моя воля на то случится, из любого что надо вынет. Только это очень больно будет. И не все потом выживают. А ты ещё молодой, здоровый. Зачем же тебе-то… каликой перехожим… в рубище да в язвище…

— Андрюша! Братишка! Такая радость! За заботу о здоровье моём — поклон тебе земной! Чтобы брат мой — обо мне… Первый раз в жизни…! Вот те крест!

Я истово поклонился, широко перекрестился и радостно улыбнулся. Потом — извинился:

— Ты уж прости, но есть у меня насчёт тех мужей… ну, которые твою бабу брюхатили в очередь… сомнения. Может, недоглядел чего, может — недопонял. А может и сочинитель тот — переврал чего. А ты ж ведь… Не за просто ж так тебя Бешеным зовут. Начнёшь рубить-казнить не спросивши. А вдруг там души невинные? На что мне такой грех?

Мгновенная ярость от столь наглого отказа прямо полетела паром у князя из носу. Аж дым видать. Но он, продолжая себе сдерживать, продолжил елейно:

— А мы сперва поспрашиваем. Мы с Манохой, знаешь ли, умеем спрашивать. С тебя начнём. Подвесим добра молодца не высоко, не низко, а точнёхонько на дыбу. Одну-то ты виску по-упрямишься, а на вторую — всё скажешь. Ещё и вдогонку криком кричать будешь. Бедненький.

Мы нежно улыбались друг другу в темноте шатра. Прям — любовнички перед страстным броском в горизонтальное состояние. Прям ещё мгновение и… «они слились в пожаре страсти». Как меня будут «сливать» и «пожаривать» — я примерно представляю. Поэтому нужно избавлять Андрея от греха. Я имею ввиду: от греха непонимания последствий.

— Спасибо, брат, на добром слове. За заботу, за ласку. Только о мелочи ты позабыл. Мелочь ту звать — войско православное. Может, ты запамятовал — оно тут, вокруг стоит. Всеми своими тысячами голов ждёт поутру твоего решения. Насчёт «отрубить Ваньке головёнку». Не — «опосля», не — «к Юрьеву дню». Нынче. Утром. Твоё слово.

Андрей чуть поморщился. Точно подзабыл. А тут вокруг — множество людей.

— Войско тебе не поможет.

— Вот кто бы спорил! Мне — не поможет. А вот тебе… Дыбы у тебя нет. Пока Маноха её построит, пока меня подвесит, пока кнутом обдерёт. А я первую-то виску выдержу! Да и вторую… может статься. А это уж какой день-то? Завтрашний да послезавтрашний? А народ вокруг ходит-спрашивает, любопытствует-интересуется. «А что ж это князь наш славный душегубца не казнит? А об чём это наилучший во всём войске палач — вора воровского расспрашивает?». Как думаешь, Андрейша, вот в войске четыре тыщи голов. Нехудых, битых, бывалых. Как скоро хоть до одной дойдёт? С чего мне такая милость — пару дней лишних под кнутом пожить? А ведь коли до одного дойдёт… «На чужой роток не накинешь платок». Так наш народ говорит. Я народу верю. А ты?