Вычислитель (сборник) - Александр Громов

В семнадцать лет Эрвин уже управлял капсулой не хуже инструктора, но гораздо смелее. В астероидном поясе роилось бесчисленное множество обломков древних планетоидов в диапазоне от булыжника до горы. При рождении эта система нахваталась тяжелого вещества, выброшенного близкой сверхновой, и обломки неудавшихся планетоидов обнажили рудные тела. На крупнейшем астероиде велась шахтная добыча – мелкие осколки гарпунили и буксировали к орбитальному перерабатывающему комплексу, обращающемуся, естественно, вне астероидного пояса. Работа гарпунера требовала безупречного глазомера, безукоризненного знания матчасти, большого хладнокровия и еще большей отваги.

Поди разбери еще, содержит ли вращающийся угловатый обломок размером с многоквартирный дом фрагмент рудной жилы! Можно довериться приборам, но можно и дополнить их своими глазами, если набраться смелости и подойти поближе.

Математика всегда была для Эрвина развлечением, но теперь он начал усиленно изучать те ее разделы, которые считал полезными для выживания. И все же однажды он едва не погиб. Расчет был верен, но не все в нем удалось учесть. Умение быстро считать не гарантировало жизни – оно просто увеличивало шансы.

Мама, конечно, все узнала – но не сразу, а лишь тогда, когда сам Эрвин счел это допустимым.

– Все в порядке, ма. Скоро я перестану заниматься этим.

– Как скоро? Когда?

– Скоро. Правда-правда. Обещаю. Веришь?

Само собой, Эрвин работал гарпунером вовсе не для того, чтобы однажды разбиться о шальную космическую каменюку. Мама могла бы и понять!

Куда там! Родителям вечно кажется, что они умнее детей. У них всегда припасены «нужные» слова. Сын может быть гениален, но он же еще так молод, так опрометчив!

И невдомек им, что бывает на свете гениальность, не допускающая опрометчивости. Став лучшим гарпунером системы, Эрвин удивил и огорчил начальство, отказавшись подписать долгосрочный контракт и заявив, что намерен теперь найти работу в области логистики.

– Чего? Снабженец? А образование у тебя есть?

– Будет.

– Да ты никак в менеджеры метишь? Для этого скачешь туда-сюда? Изучаешь производство?

– Угадали.

В системе не приветствовали молодых да ранних, тем более местных. Менеджерами становились сынки богатеньких родителей с благополучных планет. Чуть легче было оттого, что астероидный пояс – не то место, о котором грезят в сладких снах. Лучшие сюда не попадали. Это давало шанс местному, не обделенному талантом и трудоспособностью. Чтобы начальство послало неумытого местного дерьмоеда на учебу, чтобы рассматривало его как будущего управленца, требовалось создать о себе определенное впечатление. Эрвин и создавал его. Есть перспективный кадр, которому явно тесно в его рамках. Лояльный, но малость шебутной, потому как неприлично молод. Может, пойти ему навстречу? Наверху могут оценить: вот какие кадры мы выращиваем, не даем пропасть талантам! И делу польза.

Плюс еще триста тридцать три нюанса из области профессиональных и межличностных отношений…

Начальник же отдела логистики был рад сплавить Эрвина подальше и дал ему роскошную рекомендацию, дурак. Он-то успел вообразить, что не по годам прыткий юнец метит на его место. С его точки зрения, для таких фантазий имелись основания: логистическая схема, разработанная Эрвином-юнцом, впоследствии вызывала у Эрвина-мужчины то мучительную неловкость, то беззлобный смех, но, ей-ей, она была лучше существующей схемы! Впрочем, в дело она все равно не пошла. Напыщенный кретин сплавил Эрвина, даже не потрудившись украсть его работу.

Эрвину было все равно – лишь бы вырваться. Учеба за счет горнодобывающей корпорации предполагала небольшую стипендию и доставку к месту учебы за счет той же корпорации. Эрвин легко подписал контракт с кабальными обязательствами.

Он не собирался возвращаться. При необходимости был готов жить нелегалом, обоснованно подозревая, что это не понадобится. Выход должен найтись, и он найдется. Лазейки есть везде.

– Я вытащу тебя отсюда, – сказал он маме. – Подожди несколько месяцев, максимум год. Я пришлю денег, и ты улетишь.

– Куда? – вымученно улыбнулась мама. Она уже плохо понимала, что происходит.

– Туда, где я тебя встречу. Там голубое небо, мягкая трава под ногами, водопады, срывающиеся с гор, крики птиц, теплое ласковое море… Ты не забыла? Я помню.

Он сдержал обещание и переправил маму на Новую Бенгалию – не самый роскошный, но вполне уютный мир. Там она и умерла через полгода от пустячной инфекции, полная гордости за сына и непонимания, зачем теперь жить. Для себя? Она разучилась этому.

Практическая польза и благо – вообще разные понятия. Они совпадают реже, чем принято думать.

Лишь в самых простых с виду ситуациях, которые кажутся прозрачными и очевидными, а на деле труднее всего просчитываются, польза и благо – одно и то же.

Ну почти.

Прошло три дня. Иванов хромал, но мог самостоятельно передвигаться. Дважды в день он стонал и рычал, опуская ногу в горячую сероводородную воду, а Эрвин следил за тем, чтобы пациент не манкировал процедурами. Опухоль на ноге не уменьшилась, но и не увеличивалась, однако кожа вокруг разреза с каждым днем приобретала все более синюшный оттенок. Иванов пытался бодриться, хотя понимал, наверное, что дело плохо.

Еще лучше это понимал Эрвин. На третий день вечером он сказал:

– Надо идти дальше.

– Первоначальный план? – морщась, спросил Иванов.

– Верно. Сам видишь: лечение сероводородом не панацея. Тебя могут спасти только в хорошей клинике. Ждать здесь бессмысленно. Я не могу просчитать, прилетят за нами от Прая или не прилетят. Слишком много неопределенностей. От Большого Лю, наверное, уже не прилетят. Здесь нет врача и медикаментов, зато есть миазмы от болота. Утешать тебя сказками я не намерен: пройдет неделя, самое большее две, и ты не сможешь двигаться. Выступаем завтра утром.

– А если за нами все-таки прилетят? – спросил Прай.

– Тогда нас найдут не здесь, а где-нибудь в другом месте, только и всего, – сказал Эрвин. – Можешь быть уверен: поисковики получат приказ в лепешку расшибиться, а найти. Само собой, в том случае, если вообще поступит такой приказ… Иначе кто станет искать? Надо идти. Мы ничего не теряем, устанем только.

– У меня ведь не гангрена, нет? – впервые спросил Иванов, и, как ни старался, голос его дрогнул.

– Думаю, нет, – покривил душой Эрвин. – Но будет. Идем ли мы на материк, сидим ли здесь – будет обязательно. Это только вопрос времени, а время у нас пока есть. О ноге не переживай, в крайнем случае тебе сделают отличный биопротез. Нога – это еще не весь ты. До утра подумай, я тебя не тороплю…

В этот день он сумел добыть огонь верчением подсохшей на солнце палочки с лучковым приводом и от пуза накормил Иванова жареной «зайчатиной» да еще закоптил мяса про запас. Старые мокроступы – починены, новые – сплетены, шесты перестали быть просто шестами, а превратились в пики с острейшими обсидиановыми наконечниками, одежда и обувь приведены в относительный порядок, имеется кое-какая полезная мелочь, приготовлены даже сухие щепки на растопку…

Чего ж еще надо?

Только решимости достичь цели во что бы то ни стало. Напарник не имел ее в достаточном количестве.

– А если я не пойду, тогда что? – прямо спросил Иванов.

– Тогда уже не тебе, а мне придется думать, – ответил Эрвин. – Возможно, что-нибудь и надумаю. Не исключено, что пойду один.

– Ну-ну. А дойдешь?

– Попытаюсь.

– Бросишь меня?

– Это ты бросишь меня. У одного на болоте меньше шансов, чем у двоих, ты ведь это и сам уже понял?

– А здесь?

– А здесь, похоже, вообще шансов нет… Ладно, соврал. Они пока есть, но ничтожные. И тают с каждым днем. Здесь комфортнее, но где комфорт, а где жизнь?

Можно было не уговаривать, а силой заставить Иванова идти, и он пошел бы – но как долго длилось бы его послушание? Некоторых людей не столкнуть с убеждения, что они лучше всех знают, как им быть, и личный опыт ничему их не учит, не говоря уже об опыте бывалых людей. Пусть такие фрукты сами дозревают до правильного решения.

Оставив напарника дозревать, Эрвин долго бродил вдоль берега болота. Здесь не было песчаных отмелей, затапливаемых в прилив, и намеков на пляжики – одни скалы и камни. Может быть, Кристи смогла дать знать о себе, сложив на берегу хотя бы пирамидку из камней?

Не было пирамидки. Зато появилось странное ощущение, когда человек не знает, радоваться ему или огорчаться. Кристи, Кристи… Без нее было плохо. А с нею было бы хорошо? Если на секунду предположить, что в человеческих силах переиграть все заново?

Допустим, она тогда дошла бы до острова… Могла бы дойти. То, что произошло, в общем-то случайность. Дошла бы – и что тогда? Бурная радость и блаженство среди относительного изобилия вдвоем с любимым волей-неволей, поскольку единственным, мужчиной?