Младенец Фрей - Кир Булычев

А Гаврилин? Он их союзник? Или в самом деле случайный знакомый, допущенный в тайну?

В этом есть неувязка. Выходит, что Анастасия и Татьяна ходят по пароходу и размышляют, кому бы довериться? Нашли Гаврилина: открыли страшную тайну ему. Потом подумали: слишком мало посвященных, — и поделились с Андреем. Простая логика говорит, что Алеша Гаврилин — член клана Анастасии.

Вернее всего, попытка привлечь меня на свою сторону — не последняя. Будут ли меня подкупать, соблазнять или пугать — посмотрим.

Андрей незаметно заснул, так и не раздевшись, но, когда возвратился Гаврилин, он услышал его и спросил сквозь сон:

— А повар Эдик — он ваш агент?

— Какой еще Эдик! — почти искренне ответил Гаврилин.

И Андрей, так и не проснувшись, уверился в том, что и Алеша связывает Эдика со стокгольмской шкатулкой. Значит, есть и третья партия? «Где ты, Эркюль Пуаро?»

— Кто? — спросил Гаврилин, склоняясь к Андрею. — Ты о ком?

От Гаврилина пахло хорошим табаком и коньяком.

— Проводили совещание в баре? — спросил Андрей.

— Только с Татьяной, — ответил Гаврилин. — Бабушке Анастасии пора спать.

И тут в мозгу Андрея нечто щелкнуло, словно открылся замочек.

Все стало простым и очевидным.

А так как открытие пришло в полусне, то Андрей тут же проговорился.

— Понял, — сказал он.

Гаврилин зажег настольную лампу, потушил верхний свет и шумно уселся на койку.

— Чего еще понял, мой друг? — спросил он.

— Анастасия Николаевна, — сказал он. — Энестешиа!

— Что?

— Это по-английски. Вы не знаете, Алеша, но в пятидесятые годы был фильм. Очень популярный, назывался «Энестешиа».

— Где популярный?

— Разумеется, в Америке, у нас его не показывали.

— И что же было в том фильме?

Андрей почти совсем проснулся.

— Ты же полиглот, Алеша, — сказал он. — Так по-английски произносится имя Анастасия.

— И какое это имеет к нам отношение?

— Но ведь тот фильм о великой княжне Анастасии! О том, что она спаслась во время расстрела царской семьи. Жила в Германии, пока ее не признали родственники. А наша Анастасия — тоже Николаевна.

— Очень интересная теория, — сказал Алеша. — За одним исключением.

— Правильно. — Андрей снова засыпал… засыпал…

— Сейчас какой год на дворе?

— Кажется, девяносто второй.

— В восемнадцатом году Анастасии было лет восемнадцать. Значит, получается, что ей сейчас за девяносто?

— Замечательно сохранилась старушка, — сказал Андрей и заснул окончательно.

Хотя и во сне понимал — не ему рассуждать о возрасте великой княжны. Мало ли что бывает!

Глава 6

Март 1992 г

Во сне Андрей наблюдал интересные гонки: Ленин в кепочке убегал по палубе «Рубена Симонова» от яростной Анастасии. Она стреляла на бегу из гранатомета и кричала: «Это тебе за папу! Это тебе за маму! Это тебе за братца Алешеньку!» Ленин увертывался от гранат, те поражали случайных туристов, но туристы не обращали на это внимания — они глазели на Стокгольм, а если кто-то, обливаясь кровью, падал за борт, остальные смыкали ряды.

Андрей проснулся ночью. Из приоткрытого иллюминатора все еще доносилась музыка. Алеша спал на спине, похрапывая, и был спокоен и безмятежен во сне.

Конечно, с бабушкой Анастасией не все совпадает, но вдруг она подвластна тому же феномену, что и Фрей? Ведь не скажешь Алеше о своем диком подозрении! А что? Если есть Ильич, то почему бы не быть царевне Анастасии? Если ее убили в восемнадцатом году, то, значит, ей сейчас семьдесят четыре года — возраст не такой уж почтенный, ни о каких девяноста с лишним годах и речи нет. Да, Анастасия Николаевна выглядит на семьдесят с хвостиком и бодра, как нормальная семидесятилетняя женщина. А уж кого к ней приставили в виде племянницы — это дело организации.

Тогда возникает любопытная и не лишенная логики схема.

Существует определенный физический феномен — инкарнация под угрозой неминуемой смерти. Она возможна лишь для личностей экстраординарных, одаренных невероятной жизненной силой и, скажем, жизнелюбием. Но почему Анастасия?

Что-то в ней есть. Недаром же существует столько легенд о том, что именно она спаслась от расстрела. Почему этих легенд не рассказывают ни о Татьяне, ни об Ольге, ни об Алексее, наконец? Самозванки — все, как на подбор, Анастасии!

Эх, сейчас бы проглядеть все документы, связанные с расстрелом царского семейства. Ведь никто не изучал их под таким углом: а почему история выбрала в кандидаты на выживание именно Анастасию?

«Получается удивительная ситуация, о которой никто, кроме меня, и не догадывается, — думал Андрей. — Есть две группы людей, которые охотятся за действительным или вымышленным сокровищем. В одной находится двойник Ленина, потому что именно у него есть одно ирреальное достоинство — он унаследовал у вождя отпечатки пальцев. В другой группе состоит великая княжна, казненная по приказу того же Ленина. Зачем она нужна? Наверное, она помнит, что было в той шкатулке, куда она была отдана, как она выглядит…»

Алеша Гаврилин забормотал во сне. Невнятно и негромко, словно беседовал с кем-то на зверином языке.

«…А может, мне все это только кажется, — размышлял Андрей. — Может, она просто пожилая женщина, которая… постой, Андрюша, а что пожилой женщине делать в компании явных авантюристов и даже убийц? Зачем ей выпытывать у меня планы конкурентов и даже склонять меня к тому, чтобы шпионить за конкурентами?

Заметим: обе группы охотников за сокровищами сходятся в главном — существует шкатулка, она находится в Стокгольме, ее можно раздобыть.

Господи, как остаться скептиком, разумным холодным человеком, если тебя окружают выжившие из ума вожди и древние царевны!

А завтра надо будет заниматься делами Бегишева.

Ну и что, разве неинтересно?…»

Андрей проснулся, когда Алеша уже включил приемник и слушал какой-то ансамбль.

— Кто это? — спросил Андрей.

— «Машина времени», — ответил Алеша, — очень популярная группа.

— Ого. — Андрей взглянул на часы. — Так мы и завтрак проспим.

Завтрак они чуть не проспали. Во всяком случае, ресторан уже почти опустел и дамы-монархистки его покинули.

Зато Фрей сидел перед горкой сосисок и, насадив на вилку, макал каждую в горчицу и медленно засовывал в рот, оттяпывая по кусочку. Напротив него сидел Алик, который смотрел на вождя завороженно и лишь шевелил губами, подсчитывая, видимо, сосиски.

— А, пришел! — сказал Алик, увидев Андрея. — А то ваши уже ждут.

— Андрей Сергеевич сначала позавтракают, — откликнулся Гаврилин. — У них есть жесткий распорядок.

— А пошел ты, — неуверенно отмахнулся Алик, который терялся, когда наталкивался на сопротивление.

— Спасибо, — сказал Алеша и пошел к стойке, чтобы налить апельсинового сока.

— Ждут ведь, — воспользовался отсутствием Гаврилина Алик.

— А товарищ Иванов? — спросил Андрей.

— Мы кушаем, — ответил Ильич.

— Тебе налить сока? — спросил издали Гаврилин.

— Я сейчас сам подойду, — сказал Андрей.

Когда они стояли возле стойки и ждали свою яичницу, Алеша произнес:

— Запомни, умоляю, когда поедете! Какой адрес, понял? Это может оказаться важным.

— Ты меня уже нанял?

— Не время шутить, — сказал Алеша.

— Неужели за нами не будут следить?

— Обязательно будут. Но они могут вас потерять.

Алик встал со своего места и подошел ближе.

— Мне тоже омлета, — сказал он.

— Омлет кончился. — Повар был другой, незнакомый.

Так и неизвестно, что же стало с Эдиком и жив ли он. И кому он служил. Неужели милой старой даме Анастасии Николаевне?

— Не давай им тобой крутить, — предупредил Гаврилин. — Они хотят сломить тебя, понимаешь?

— А вы?

— А мы? Вопрос поставлен некорректно. Я в это понятие не вхожу. Мне ничего от тебя не надо, мне не нужны драгоценности, но я любопытен, как кот.

— Твои союзники, чего они от меня хотят?

— Эту проблему мы с тобой уже обсуждали. Они хотят «того же, чего хотел мой гимназический приятель Костя Остен-Сакен от его подруги Инги Зайонц, — любви».

Алик был готов воткнуть последние сосиски в рот вождю, но тот нагло делал вид, что его не замечает. И это зыбкое равновесие тянулось до тех пор, пока в ресторан не ворвалась возмущенная Антонина в норковой шубе и павловском платке. Хороша — как солистка ансамбля «Березка». Страшна — как валькирия из «Нибелунгов».

— И долго мы будем, — крикнула она с порога, — прохлаждаться?

И действие ее голоса было таково, что Ильич, протолкнув в глотку сосиску, покорно поднялся и направился к двери, за ним — Алик. Тогда Антонина перевела взгляд на Андрея и спросила: