Нелегкая поступь прогресса (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич

— Совершенно верно, Елизавета Алексеевна, это сообщение. Вернее приветствие. Его следует читать так: «Моряки русского флота приветствуют всех моряков в гавани Кале».

— Но позвольте, Александр Иванович, иностранные моряки ещё не внедрили на своих флотах флажную семафорию! — ещё больше удивилась Лиза.

— Ничего страшного, ваше сиятельство, у меня побывали с визитами капитаны всех кораблей стоящих в порту, все интересовались нашей флажной и световой семафорией, и все получили от меня книжку, сборник семафорных сигналов на русском, французском и испанском языках.

— Отчего только на этих языках?

— Языки великих морских держав. Что до нынешних сигналов, то по решению адмирала Грейга, всем русским военным кораблям, предписано в иностранных портах поднимать подобные сигналы. Мы, некоторым образом, внедряем новую морскую традицию. Насколько мне стало известно, наша традиция воспринята на флоте союзной Османской империи

— Позвольте, но если не ошибаюсь, англичане тоже считаются большой морской державой? — удивилась Лиза.

— С вашего позволения, таковое положение продолжится не бесконечно. — усмехнулся капитан — Настоящие моряки скинут островитян с незаслуженно занимаемого пьедестала. Впрочем, откровенный и прямой ответ только между своими, островитяне пока пусть побудут в неведении.

Мы полюбовались на виды, открывающиеся с носа корабля, понаблюдали на погрузку грузовиков в трюм. Моряки одну за другой ловко цепляли машины, стоящие на причале, и стрела крана легко переносила их в отверстое чрево трюма. Четверть часа, и все грузовики оказались погружены. К капитану подошел один из офицеров, выполняющий обязанности карго-мастера:

— Ваше сиятельство, машины, указанные в требовании погружены. Будут ли какие-то дополнительные указания?

Капитан повернулся к нам:

— Представляю вам третьего помощника капитана, лейтенанта Артёма Ефимовича Злобина.

Мы поклонились и представились в ответ.

— Будут ли дополнительные указания по погрузке, может статься, потребовалось поднять на борт ещё какой-то из оставшихся автомобилей?

— Нет, Сергей Иванович, остальные машины с охраной отправятся в распоряжение русского посольства, а мы готовы к отправлению, если это согласуется с вашими планами.

— В таком случае, мне следует вас покинуть и подняться на мостик. У капитана кроме обширных прав имеются весьма ответственные обязанности. — Александр Иванович поклонился, и пошел наверх.

Вскоре загремели цепи, это стали подниматься якоря. Я посмотрел на крейсера, что стояли в отдалении, там тоже готовились к движению. Над трубами появился дым, выдавая работу машин. На нашей яхте тоже почувствовалась плавно нарастающая вибрация, впрочем, не несущая неприятных ощущений.

Отданы концы, и нос корабля стал отваливать от причала. Иностранные моряки облепили борта своих парусников, с мостиков блестели стёкла подзорных труб, офицеры оценивали маневренные качества яхты и крейсеров, слаженность и мастерство команды. А команда, судя по скупым и выверенным движениям, отчаянно рисовалась перед коллегами-соперниками.

Я обнял Лизу за плечи:

— Вот и закончились наши французские каникулы, моя драгоценная половинка. Не так много времени, и мы вернёмся домой, а там нас ждёт преогромный воз работы.

— Поскорей бы уж! Я соскучилась и по дому, и по работе. У меня накопилось несколько идей, и я страстно желаю их применить при проектировании моторов.

— Ах, моя милая! Знал бы я, чем обернётся невинное желание одной девушки узнать устройство нефтяного двигателя… Возможно я порвал бы свои бумажки и не стал бы забивать голову невинному созданию.

— Ты бы ещё сказал, глупому созданию. — фыркнула Лиза.

— Отнюдь! Глупой ты никогда не была. Девственной, необразованной, дремучей да. Это было, но быстро прошло. Я поражаюсь, как быстро и легко ты восприняла новейшие веяния, и как упорно ты продвигаешь вперёд науку двигателестроения.

Корабль, тем временем, двинулся к выходу из бухты. Параллельно с нами двинулись крейсера. Скорость всё возрастала, вибрация усиливалась, вот корабли стали приседать на корму, кормовой бурун стал подниматься выше, а «усы» от носа отваливались как земля от плуга, только длинными расходящимися волнами. Пижонит наш капитан, демонстрирует другим морякам невероятные скоростные возможности русских кораблей. Воображаю, какие слухи разлетятся по всей Европе, какие байки начнут заливать в уши слушателям матросы в портовых забегаловках и офицеры в заведениях чуть выше классом. Уже сейчас капитаны военных кораблей в уме прикидывают слова и формулировки рапортов, что они пошлют по команде своему руководству.

От встречного ветра стало зябко, и мы с Лизой пошли на мостик.

— Ваша светлость, разрешите поприсутствовать? — поклонилась Лиза капитану.

— Помилуйте, Елизавета Алексеевна, мы ведь только что договорились с вами общаться запросто! На моём корабле так принято. Всех офицеров и боцмана я именую по имени-отчеству. Корабль тесен, и кроме дисциплины на нём должна присутствовать толика взаимного уважения и душевности. По той же причине на моём корабле нет телесных наказаний для нижних чинов, хотя за субординацией и исполнением службы надзор самый строгий.

— Очень любопытно, Александр Иванович, какова нынешняя скорость вашего корабля?

— Двадцать три узла, что составляет примерно сорок два километра шестьсот метров в час.

— Невероятно! Совсем недавно только лучшие автомобили развивали такую скорость.

Капитан провёл небольшую экскурсию по мостику, рассказывая нам об устройстве приборов и механизмов, имеющихся тут. Пока мы осматривали мостик, наш маленький отряд вышел в открытое море, уклоняясь с пути не столь маневренных парусников идущих из Кале и в Кале. Здесь весьма интенсивное движение у порта, кроме того узость пролива Па-де-Кале сводит воедино множество кораблей, иначе бы шедших другими путями. После поворота на восток, капитан дал команду снизить скорость и пояснил:

— Мы перешли на экономический режим для сбережения топлива и ресурса машин. Сейчас две машины из четырёх будут остановлены, и мы пойдём на двух, к тому же работающих на две трети мощности. Скорость корабля будет пятнадцать узлов, что составит чуть менее двадцати восьми километров в час. На этой скорости мы дойдём до самого Санкт-Петербурга, и снизим её только в устье Невы.

Морской переход был недолог и очень приятен: не было ни штормов, ни даже сильного волнения. И я и Лиза не слишком страдаем от качки, но приятного в ней мало, так что хорошо, что погода ясная, и по длинным равномерным волнам наш отряд шел без особых хлопот.

Проливы Скагеррак и Зунд наш отряд прошел ночью, так что мы их просто не увидели. Предварительно я спрашивал Лизу, не желает ли она посетить Данию, но она ответила, что близких родственников у неё там нет, а датчан она недолюбливает чуть менее, чем англичан.

Мы осматривали корабль, интересовались работой машин и механизмов, и моряки, к которым мы обращались, каждый раз отвечали обстоятельно, даже дотошно, не делая скидок на наш сан и пол моей половинки. Объясняется это просто: все офицеры и матросы прекрасно знают, что я изобретатель прототипов двигателей, что стоят на их корабле, а Лиза мой полноценны соавтор, и участвует в разработке новых моторов. И её расспросы не ради пустого любопытства, а желание уточнить важные, иногда принципиальные детали практической эксплуатации сердца корабля.

Кушали мы в офицерской кают-компании, и нашли что кухня ка корабле превосходная. Пару раз заглядывали в матросскую столовую, и оказалось, что как по качеству продуктов, так и по подаваемым блюдам, стол матросов ничем не хуже, чем в офицерской кают-компании, хотя и не столь разнообразен. Да, у этого капитана бунт из-за гнилого мяса, как на броненосце «Потёмкин» просто невозможен.

А в кают-компании как-то сразу установилась непринуждённая дружеская атмосфера, напоминающая мне отношения в офицерском собрании Павловского сначала полка, а потом и дивизии. Зазнайки и снобы у нас как-то не задерживались, общество очень быстро отказывало таким субъектам в праве находиться среди нас, и они уходили, зачастую с понижением. А на новом месте службы, с «волчьим билетом» полученным в лучшем соединении русской армии эти люди попадали в положение прокажённых, что гораздо неприятнее, чем кажется, при взгляде со стороны.