Оборотная сторона правды - Дженн Мари Торн

меня тоже. Никогда прежде не слышала от себя такого голоса.

Сенатор, сдерживаясь, выдохнул, частично стерев с лица злость.

— Ты знала, что твои друзья — дети нелегальных мигрантов? — он умоляющее распахнул глаза, хотя лицо оставалось серьезным.

Я вдохнула поглубже.

— Я… Я о них так не думала. Я ходила с ними в школу. Углубленную, между прочим.

— Вопрос не в этом, — раздался голос Нэнси. Взгляд Мэг метнулся к ней, но понять я его не смогла.

Сенатор не разрывал зрительный контакт, все еще продолжая надеяться, что это не было сознательной провокацией.

— Нет, — ответила я. — Я столь же удивлена, как и вы.

Напряжение спало, и меня зашатало из-за собственной лжи. Разумеется, я знала. Не о двух типах, упоминавшихся с Честером. О других, более близких мне, и, хвала Господу, не раскрытых. Пока.

Мое дыхание стало прерывистым, кожу покалывало от паники. Внезапно я поняла, что они правильно делают, что злятся на меня, вот только не по той причине.

О чем я думала, подставляя Диасов под всеобщее внимание? Как я могла так сглупить?

— Вот что я думаю, — сенатор сел и похлопал ладонью рядом с собой. Я, немного дрожа, послушно села.

Эллиот быстро подобрался.

— Ей надо сделать заявление.

— Вообще-то я сижу рядом, — огрызнулась я. Мэг взяла меня за руку. — Не надо говорить обо мне в третьем лице.

Эллиот улыбнулся, сузив глаза, точно кот, караулящий мышь.

— Тебе. Надо. Сделать заявление. Мы — напишем. Ты — прочитаешь.

— Что за заявление?

Сенатор откашлялся.

— То же самое, что ты сказала нам. Ты не знала, что эти люди находились в стране нелегально, и приносишь извинения за общение с ними.

В моей памяти эхом раздался голос Энди той ночью возле Белого дома, такой печальный и выразительный, будто он шептал мне прямо на ухо: «Они будут и дальше затыкать тебя и заставлять говорить точно по листочку…»

Я долго молчала, быть может, даже слишком, потому что Нэнси присела передо мной, молитвенно сложив руки.

— Наша позиция — решительно противостоять нелегальной иммиграции, — объяснила она, и у меня пересохло в горле. — Это один из наших основных политических курсов.

Наших. Я повернулась к сенатору, но тот наблюдал за Нэнси, как студент за преподавателем.

— Нам важно, чтобы ты приняла это.

Из ее уст это звучало так правильно, что я невольно взяла из ее рук обрывок с наспех набросанным абзацем.

Слова расплылись по бумаге. Я прикрыла их рукой.

— Я не хочу это читать.

Эллиот резко расхохотался и отошел в сторону, бросив через плечо:

— А я говорил. Вопрос времени, когда ее либеральная мать поднимет голову из могилы.

— Как ты смеешь!

Не уверена, кто из нас с Мэг это воскликнул, но я встала так быстро, что Нэнси едва не шлепнулась на задницу, поспешив отстраниться.

Несколько долгих секунд я обдумывала вариант пересечь комнату и ударить Эллиота по лицу. Это было бы просто. Вместо этого мне с трудом удалось заставить ноги выйти из гостиной в свою комнату.

Я села спиной к двери, заглушая рыдания, желая, чтобы моя мертвая либеральная мать была здесь, сказала им оставить меня в покое, собрала мои вещи и отвезла в наш маленький дом в паре кварталов от Пенни, моей лучшей подруги, которая не заслуживала быть жертвой «одного из основных политических курсов», за дружбу с которой я поклялась никогда в жизни не извиняться.

В шестом классе Пенни набралась храбрости рассказать мне. Во время совместной ночевки она уменьшила громкость на телевизоре в моей спальне, чтобы шепотом поведать тайну, которую хранила с со дня нашего знакомства. Помню, как мы сидели со скрещенными ногами на полу, соприкасаясь коленями, а она потупилась в пол.

— Мы все еще подруги? — спросила она. Я обняла ее и пообещала, что мы навсегда останемся друзьями. Пять лет я держала обещание. И не собираюсь от него отказываться сейчас.

Желудок свело от стыда. Как я не предусмотрела? Нет. Как я это проигнорировала? Это и есть правда, так? Я не хотела ее принимать. В первый же день в штаб-квартире сенатора их позиция в отношении иммигрантов напоминала препятствие между мной и Пенни. Сейчас это уже пропасть размером с Великий каньон.

В гостиной тем временем слышались гневные крики Мэг, затем хлопнула дверь и настала тишина.

Несколько минут спустя Мэг тихонько постучала.

— Кейт? Хочешь поговорить?

Я открыла рот, но ни слова не выдавила. Несколько дрожащих вздохов спустя я услышала удаляющиеся шаги. Затем дверь в номер захлопнулась.

В номере воцарилась тишина. Подождав еще немного, я поняла, что они оставили меня в покое. Я залезла в постель, натянула покрывало и смотрела новостные сводки по телевизору, прокручивая новостную ленту и по приколу читая статью с креативными способами предать огласке разгорающийся скандал. Спустя пару часов после выхода статьи три отдельных телеканала уже называли это «Кейтингент». Надо признать, довольно емко.

А потом в три часа дня я увидела короткий фрагмент. На нём сенатор, пойманный журналюгами после обеда, дал свой комментарий, чтобы пролить свет на ситуацию.

— Да какая же это проблема, — рассмеялся он. — Они просто друзья Кейт по школе, все ребята на фотографии имеют отличную успеваемость.

Раздался шквал голосов. Он поднял руку.

— Мои взгляды на иммиграцию по-прежнему неизменны, но дело не в этом: это нападки на мою дочь и мою семью, и я не собираюсь реагировать на такие низменные приемы. Спасибо.

Он выглядел убедительным.

В кадре показали Мэг и Грейси, идущих следом за уходящим сенатором. Гейба с ними не было.

Я недоуменно убавила звук и услышала приглушённый стук одного стеклянного предмета о другой. Высунувшись из комнаты, увидела на диване Гейба, играющего в приставку с выключенным звуком. Перед ним на стеклянном журнальном столике стоял полупустой стакан апельсинового сока.

— Давно ты тут?

Он пожал плечами.

Я свернулась рядом с ним клубочком, наблюдая, как он расстреливает зомби с вертолета.

Он остановил игру и обернулся ко мне.

— У тебя проблемы?

— Да, — я вздохнула и откинулась на спинку дивана. — А почему ты не…

— Не захотел, — в его настороженном взгляде было что-то, вызвавшее у меня улыбку.

— Боялся, что мне будет одиноко?

Он медленно моргнул.

— Боялся, что ты уйдешь.

Его слова окатили меня холодной волной. Меня будто обухом по голове ударили.

Он волновался за меня. Мой маленький братик переживал. Но самым поразительным было его напоминание о том, что у меня есть выбор. За последние два месяца я как-то забыла, что могу просто уйти в любой момент, что мой настоящий дом — в