Настоящее напряженное - Дэйв Дункан

Но он не уходил. Вместо этого он вопросительно поднял брови. Что это? Предложение? Приглашение? Он почти предлагал ему остаться и помочь, словно…

Милосердная богиня! Возможно, все-таки есть выход из этого положения! У Злабориба затряслись колени. Помня о сказочной акустике храма, он чуть слышно прошептал:

– Ты и меня можешь сделать воином?

Мальчик довольно улыбнулся. Он отвечал так же тихо:

– Только вы можете сделать это, господин. Но я могу показать, как.

Злабориб удивленно кивнул.

Мальчик снова шагнул к дальнему краю стола, поставил копье на землю и принялся ждать, глядя на Злабориба. И снова по толпе пронесся удивленный гул.

Принц покосился на паланкин королевы. Занавеска чуть отодвинулась: значит, она хочет посмотреть на его отречение – и на его смерть. Власть всегда значила для нее больше, чем нелюбимый сын. Злабориб родился как плод брака, лишенного любви, брака по расчету. По любви был рожден Тарион.

Тарион – ублюдок в полном смысле этого слова.

Лица матери совсем не было видно в тени. Рядом с ее паланкином в напряженном ожидании стоял Каммамен Полководец. Взглянув на строй кавалерии в противоположном углу храма, он разглядел и Тариона – слишком далеко, чтобы видеть его кровожадную улыбку, но ее легко можно было себе представить.

«Ничего, я еще посмеюсь над вами!»

Злабориб бросил последний взгляд на мальчика из Соналби и получил в ответ ту же легкую улыбку ободрения и утешения, что и остальные воины.

По крайней мере один человек был на его стороне!

Он не смотрел на написанный текст. Его голос прозвучал громко и ясно, так неожиданно, что он не сразу понял, сам ли он это говорит.

– Воины Нагленда! По обычаю наших предков принял я вашу присягу! – Так начиналась подготовленная речь, и это было ложью, ибо в жилах его не текло ни капли нагианской крови. Зато у Тариона она была. Тарион был сыном дворцового гвардейца.

Злабориб набрал в грудь побольше воздуха.

– Для меня было бы честью биться рядом с вами – но я не полководец. Я не достоин командовать вами! И я приказываю вам – первым и последним своим приказом по армии – повиноваться благородному джоалийскому полководцу, который поведет нас к победе в справедливой борьбе с таргианскими захватчиками.

Он замолчал, дрожа и истекая потом. Неужели он сможет пройти через это? Резать себя по живому? Он снова покосился на соналбийского командира, и снова мальчик одобрительно улыбнулся ему, призывая продолжать. Тихий, но нарастающий ропот предупредил его, что он должен решать быстро.

– Что же до меня, мои воины, я буду биться вместе с вами, в общем строю.

Он повернулся и дрожащей рукой взялся за этот омерзительный нож. Он пальцем потрогал острие и понял, что резать придется изо всех сил, чтобы порез был виден – он должен быть заметным. К своему ужасу, он ощутил нарастающее возбуждение сродни сексуальному. Это еще что за гнусное извращение?

Быстрым жестом он с отвращением резанул. На кожу словно плеснули расплавленным металлом. До сих пор он еще и не знал, что такое настоящая боль. Это было страшнее, чем он себе представлял. Но боль по крайней мере вытеснила это дьявольское похотливое возбуждение. По ребрам текла горячая кровь. Он истекает кровью!

Он недоверчиво посмотрел на соль. Это будет во сто крат хуже. Вынесет ли он это? А вдруг закричит? Оцепенев от ужаса – одновременно боясь и новой боли, и того, что он истечет кровью, принц снова посмотрел на своего вдохновителя.

И опять этот чуть заметный кивок, на этот раз без улыбки. «Я знаю, каково тебе, – говорили эти синие глаза. – Тысячи мужчин и юношей уже проделали это сегодня».

Злабориб схватил пригоршню грубой соли и провел ею по ране. Боги, боги, боги! Агония свела каждый его нерв, каждую жилку. Он до крови прикусил губу. Он потеряет сознание! Он должен потерять сознание! А потом пытка сменилась просто сильным жжением. Кровь еще шла. Не так сильно, но еще шла. Не в силах подавить стон, он набрал еще пригоршню, и пытка повторилась. Он сморгнул слезы.

– Идем, – мягко произнес мальчик.

Злабориб потянулся за своими копьем и щитом. Его голова закружилась, когда он нагнулся, но ему удалось поднять доспехи. Вслед за своим новым командиром он спустился по ступеням. Сотня соналбийских воинов пораженно смотрела на новобранца. Все остальные вообще будто окаменели.

Мальчик выкрикнул команду. Воины вскинули копья на плечи. Еще команда, и они повернулись кругом, чтобы уходить. Одна ошибка – и копья запутаются, мешая двигаться. Ошибки не было. Третья команда, и они зашагали, печатая шаг. Командир двинулся следом, а Злабориб – рядом с ним, стараясь идти в ногу со всеми.

Он может погибнуть в бою, да что там, даже строевая муштра может доконать его, но он пережил церемонию! Он тайком поглядывал на долговязого паренька, вдохновившего его на отчаянный шаг. Его не покидала странная уверенность, что его новообретенный вождь приглядит за ним. Он нашел друга. Он нашел кого-то, кому мог бы доверять.

20

– И на кого она оказалась похожа, эта богиня? – спросила Алиса.

– Да я ее и разглядеть-то толком не успел, – ответил Эдвард. – Она только появилась и сразу исчезла. Наверное, такая же, как и все остальные богини.

Они не спеша шли через Сент-Джеймс-парк. Эдвард небрежно помахивал ее сумкой. Стоял замечательный осенний день. У них оставалась уйма времени, и прямая, соединяющая Ламбет с Пэддингтоном, вела их через самые красивые места Лондона – через Вестминстерский мост, мимо Парламента, через Сент-Джеймс-парк, Грин-парк и Гайд-парк. А там они почти на месте.

Замечательно снова оказаться рядом с Эдвардом после трех лет почти безнадежного ожидания. Он был ей больше чем просто кузеном. Он был ее молочным братом, последним оставшимся родственником. Правда, она еще не привыкла ко всем произошедшим в нем переменам – силе, целеустремленности.

Это был сказочный день – один из тех, что запоминаются надолго, и все же она не могла отделаться от неприятного ощущения, что за ней следят. Время от времени она оглядывалась, хотя рассудок говорил, что тот, кто идет за ней, запросто может затеряться в городской толпе.

Эдвард, конечно же, заметил это.

– Что случилось? Ты вся как на иголках.

– Совесть мучает. Мне полагалось бы быть на работе.

– Ничего, на тебя войны еще хватит. Кстати, чем ты занимаешься?

– Не могу рассказывать. Государственная тайна. – Впрочем, если он догадается, что из пианисток выходят хорошие машинистки и что в Лондоне не так уж много секретарш, знающих банту или кикуйю, он будет не так уж далек от истины.