Собрание сочинений в десяти томах. Том десятый. Об искусстве и литературе - Иоганн Гете

Так и наш Винкельман стремится везде побывать, частью на собственные средства, частью же в обществе обеспеченных путешественников, которые умеют более или менее ценить знающего и талантливого спутника.

Еще одной причиной такого внутреннего беспокойства и неудовлетворенности, делающей честь его сердцу, является его непреодолимое стремление к отсутствующим друзьям. Здесь, по-видимому, своеобразно сказалась тоска человека, всегда живущего только в настоящем. Он как бы видит их перед собой, он беседует с ними в письмах, тоскует по их объятиям, мечтает повторить прежние дни совместной жизни.

Это желание, всего чаще устремлявшее его на север, оживилось с наступлением мира. Мысль представиться великому королю, который уже раньше удостоил его предложением службы, преисполняет его гордостью; вновь свидеться с князем Дессауским, возвышенную и уравновешенную натуру которого он рассматривал как дар божий, засвидетельствовать свое почтение герцогу Брауншвейгскому, чьи крупные заслуги он умел ценить, лично воздать хвалу министру фон Мюнхгаузену, столь много сделавшему для науки, и ознакомиться с его бессмертным созданием в Геттингене, живо и доверчиво поделиться радостью со своими швейцарскими друзьями — все эти соблазны опять ожили в его сердце и воображении. Винкельман так долго рисует себе эти картины, так долго тешит себя ими, пока, к несчастью, не уступает наконец своему влечению и не пускается в путь, навстречу смерти.

Душой и телом он уже принадлежал итальянской жизни, всякая другая ему казалась несносной. И если на пути в Италию горы и скалы Тироля еще занимали и даже восхищали его, то на обратном пути в отечество ему уже чудилось, что он близится к Киммерийским вратам; он был преисполнен боязни и охвачен мыслью о невозможности продолжить путь.

КОНЧИНА

Итак, достигнув высшей ступени счастья, о котором едва осмеливался мечтать, он расстался с миром. Его ждала родина; друзья протягивали руки ему навстречу; все выражения любви, которых он так жаждал, все изъявления общественного почитания, которому он придавал такое значение, только и ждали его приезда, чтобы щедро одарить его. И в этом смысле мы должны считать его счастливым, ибо к вечному блаженству он поднялся с вершины человеческого существования; короткий испуг, мгновенная боль вырвали его из круга живых. Ему не довелось испытать немощной старости, упадка духовных сил. Расточение сокровищ искусства, которое он предсказывал, хотя и в несколько другом смысле, не прошло перед его глазами. Он жил как муж и как совершенный муж ушел из этого мира. Но ему было суждено еще одно преимущество — сохраниться в памяти потомства вечно живым и деятельным: ибо человек и среди теней сохраняет тот образ, в котором он оставил землю. Ведь и Ахилл для всех нас — вечно стремящийся юноша. То, что Винкельман почил рано, пошло на благо и нам. Бодрящее дыхание веет от его могилы и возбуждает в нас живое стремление ревностно, любовно и неотступно продолжать то, что было начато им.

1804–1805

РЕЙСДАЛЬ КАК ПОЭТ

Якоб Рейсдаль, родившийся в Гарлеме в 1635 году и усердно трудившийся до 1681 года, признан одним из превосходнейших пейзажистов. Картины его удовлетворяют всем требованиям, которые самый изощренный ум может предъявить к произведениям искусства. Рука и кисть художника с величайшей свободой стремятся к полнейшему совершенству. Свет, тени, форма и впечатление, которое производит все в целом, не оставляют желать ничего лучшего. В этом убедится с первого взгляда каждый любитель и каждый знаток искусства. Но сейчас мы рассматриваем Рейсдаля как мыслящего художника и даже как поэта, ибо и в этом качестве он заслуживает высокой оценки.

Весьма содержательным материалом послужат нам три картины из Королевского саксонского собрания, на которых с глубочайшим пониманием изображены различные стадии развития обитаемой части земли, и каждая из этих стадий дана в обобщенном и сконцентрированном виде. Художник удивительно умело нашел именно ту точку, в которой творческая сила встречается с чистым разумом, и дал зрителю произведение искусства, которое радует глаз, взывает к глубоким мыслям, будит воспоминания и, наконец, рождает новое понятие, не растворяясь и не застывая в нем. Мы обладаем тремя удачными копиями этих картин и поэтому можем говорить о них подробно и со всей ответственностью.

На первой картине изображен в последовательности весь обитаемый мир. На скале, с которой видна прилегающая к ней долина, стоит старая башня, а рядом с ней высятся новые строения: у подножия скалы стоит красивый дом, обитель гостеприимного хозяина поместья. Древние высокие сосны, окружающие жилье, свидетельствуют о том, что этот помещичий род проживает здесь очень давно и владения его мирно переходят от потомка к потомку. На заднем плане на склоне горы раскинулась деревня, тоже указывающая на плодородие и обжитость этой долины. Стремительный поток на переднем плане мчится по скалам и по сломанным стволам стройных деревьев, так что здесь присутствует и эта животворная стихия, и поэтому у нас тотчас же возникает мысль, что где-то тут, повыше, а может быть, и пониже, энергию воды используют для мельниц и кузниц. Движение, прозрачность, вид этой массы воды внесли жизнь в спокойствие, царящее в картине. Она называется «Водопад» и должна понравиться каждому, даже если у него нет времени и причин вникать в ее смысл.

Вторая картина, известная под названием «Монастырь», богаче и привлекательней по композиции и преследует все ту же цель: показать в современном уже минувшее, и это достигается самым удивительным образом: умершее здесь наглядно связано с жизнью.

С левой стороны зритель видит заброшенный, уже разрушающийся монастырь, позади которого, однако, виднеются вполне сохранившиеся здания, где, вероятно, проживает амтман или сборщик податей, который и сейчас еще взимает подати и налоги, некогда обильно стекавшиеся сюда, но теперь они уже не служат источником существования для близлежащих областей.

Перед домом все еще растут посаженные кругом в стародавние времена липы, как бы указывая на то, что творения природы долговечнее творений, созданных людьми, ибо под этими деревьями уже много веков назад в дни церковных праздников и ярмарок собирались толпы пилигримов отдохнуть после благочестивого паломничества.

Впрочем, о том, что сюда стекалось много людей, что здесь никогда не замирала жизнь, об этом свидетельствует и фундамент с опорами для моста, сохранившийся частью на берегу, частью в самой воде, который преграждает течение речушки и, образуя маленькие шумные водопады, служит теперь одним лишь живописным целям.

Но и разрушенный мост не может помешать оживленному движению, которое через все преграды находит себе дорогу. Пастухи, путники, животные переходят через мелкую речку, и это придает новое очарование ее спокойному течению.

Еще и ныне эти воды изобилуют рыбой, а в былые времена она непременно требовалась постом к столу; рыбаки все еще бредут в поисках безвинных обитателей пучины, надеясь на улов.

Если горы на заднем плане поросли, как кажется, молодым леском, то мы можем заключить, что мощные здешние леса уже вырубили, окружающие возвышенности отданы во власть пням, дающим первые побеги, и мелколесью.

По нашу сторону реки на выветрившемся, растрескавшемся обломке скалы поселилось странное семейство деревьев. Вот стоит великолепный старый бук, уже без листьев, без ветвей, со вздувшейся корою. Но дабы этот великолепно написанный обрубок вызывал у вас не грусть, а радость, в компанию ему даны вполне жизнеспособные деревья, которые со всем богатством своих побегов и ветвей приходят на помощь голому стволу. Этому буйному росту способствует влага, источник которой расположен совсем близко, о чем достаточно ясно свидетельствуют мох, камыш и болотные травы.

Мы видим нежный луч света, который тянется от монастыря к липам, от них еще дальше; вот он отбрасывается от белоствольного бука, потом, коснувшись ласковой реки и шумящих водопадов, озаряет стада и рыбаков и, наконец, скользит обратно. А на переднем плане, у самой реки, спиной к нам, сидит, оживляя все полотно, сам художник и пишет; и мы, растроганные, глядим на эту фигуру (изображением которой столь часто злоупотребляют), ибо в этом месте она значительна и действенна. Художник присутствует здесь как наблюдатель, как представитель тех, кто в будущем окажется зрителем этой же картины, всех, кому хотелось бы вместе с художником погрузиться в созерцание прошлого и настоящего, столь очаровательно сплетающихся в этом произведении.

Картина счастливо выхвачена из самой природы, счастливо облагорожена мыслью, а так как мы считаем, что она задумана и выполнена соответственно со всеми требованиями искусства, она будет привлекать нас всегда и на вечные времена сохранит свою вполне заслуженную славу, так что даже копия с нее, если только она хоть сколько-нибудь удалась, даст нам представление о всей значительности оригинала.