В саду памяти - Иоанна Ольчак-Роникер

На улицах все больше бездомных. Они прибывают в Варшаву из уничтоженных русскими или немцами мест. Им не на что жить, возвращаться некуда. Городские ночлежки переполнены. Для них собирают подарки, деньги, детям советуют отказаться от нового платьица или чего-то вкусненького, и сэкономленные суммы отдают нуждающимся. Двоюродные братья шепотом обсуждают стрелковые части Пилсудского, которые воюют на стороне Австрии против России. Мальчишки готовят провиант и обговаривают план побега в польскую армию. Есть ли смысл бежать туда с ними, если вскоре родина воскреснет? И надо ли драться за Польшу? А может, лучше всего, как делают польские женщины, ухаживать за ранеными? Или просто послушно идти в школу, как велит мама, и учиться, развивать мышление на благо будущего?

Старший из двоюродных братьев через пограничные кордоны добрался до Главной ставки Пилсудского, его зачислили в пятый пехотный полк Легионов Польши. Маленькая кузинка в восторге от серого цвета его военной куртки и белого орла на фуражке. Думает с сожалением: почему она не родилась парнем? Кузен уверяет, что если она будет очень хотеть — превратится из девочки в мальчика, когда ей исполнится пятнадцать лет. Она ему не верит, но иногда ее посещает мысль: а вдруг?

Этот легионер, полный соблазнительного шика, декламирующий девушкам по-французски Мюссе, — фигура реальная: Гучо Бейлин, сын Флоры. В 1915 году ему было двадцать шесть лет, он имел степень доктора юридических наук, полученную в Сорбонне. Сразу же после начала войны вступил в Польскую военную дружину — тайную военную организацию Пилсудского. Позднее участвовал в легионах. О его боевых заслугах не знаю ничего. Зато о нем часто упоминает Зофья Налковская в своих «Дневниках» тех лет. Был с ней роман? Вполне возможно, хоть писательница и сокрушалась, что не расположена к эфемерной любви.

1914–1916 годы пани Зофья дважды переплетались с жизнью моей родни. В тот же период она переживала еще и любовный роман с зятем Гучо — доктором Юзефом Шпером. Красавец хирург после смерти своей невесты, талантливой и славной Гени Бейлин, женился на ее сестре, маленькой Мане. Маня была такой хорошенькой! Почему же он сразу стал ей изменять? А Налковскую — сразу же мучить угрызения совести? Эта девочка слишком беззащитна, чтобы можно было ее так обманывать, и думаю, горьки поцелуи, отнятые у этих детских губ. Но в конце концов поддалась обольстителю. Записала, что это случилось 1 июня 1914 года. На память знаю его глаза, улыбку, голос. Разделяющая нас разница в национальности лишь насыщает экзотикой сферу волнений. Познать его целиком — это простит все.

Мария Шпер, урожденная Бейлин

Юзеф Шпер. 1916 г

Роман длился почти год. Ничего не подозревающая Манюся приходила к Налковской с чайными розами, сдержанно и деликатно, прямо по-детски жаловалась на жизнь и неверность мужа. «Никто не рождается счастливым. Трудно быть женой, но и любовницей быть нелегко», — записывала писательница-философ. В 1915 году родился сын Марии и Юзефа Шперов — Константы, все называли его Костюш.

Летом 1915-го фронт подошел к самой Варшаве. Немцы добились перевеса. В первые дни августа русские оставили столицу. Правда, в город вошли немецкие войска, но люди ошалели от счастья — закончилась длившаяся сто двадцать лет царская неволя. На дворец наместника — символ московского владычества — водрузили бело-красные знамена. На улицах долго еще раздавались запрещенные совсем недавно слова: «Да здравствует Польша!» Широко открывались окна, и во весь голос пели песнь легионеров:

Стрельцы, парит орел над нами белый,В лицо глядит нам враг-воитель!Пальбой из ружей грянем смело —Ведь пули направляет Бог-Спаситель!

При всех свободолюбивых надеждах тяжко воспринимались ужасающие вести с фронта, страх за будущее, отчаянная нищета вокруг. Поначалу карточки появились только на хлеб, потом и на другие продукты питания. Перед магазинами выстраивались очереди. Дома ели глинистый, прокисший ржаной хлеб, сушеную соленую рыбу, которую надо было вымачивать тридцать шесть часов, чтобы стала съедобной, мясной рулет из заменителей, точно пемза, морковный пряник. Чай заваривали на яблочной кожуре. Шли бесконечные идеологические дебаты. Как грибы после дождя, множились группы, партии, фракции, программы, лозунги.

Именно тогда, в начале Первой мировой войны, мой дед, словно бы наперекор политическому хаосу и смерти вокруг, вернул к жизни свой книжно-издательский микрокосм.

Ему тогда было сорок Он уже довольно известный издатель, выплатив компаньону Генрику Линденфельду его долю, стал единственным владельцем фирмы Г. Центнершвер и К°, и еще у него есть небольшая типография на Мазовецкой улице. В первые военные месяцы издательская деятельность сошла на нет. Была введена строгая цензура, это заметно мешало работе, да и люди из-за дороговизны перестали покупать книги. Разум требовал не расширять предприятия, посмотреть, что подскажет будущее. Но Морткович был человеком нетерпеливым. Он считал, что если настал долгожданный час политических перемен в мире, то и сам он, не медля, должен изменить свою жизнь.

Перво-наперво, что было проще всего — новое красивое помещение. Оно находилось на пятом этаже в доме, стоявшем на откосе Вислы, на улице Окульник 5. Окна смотрели на Вислу, вокруг древние крыши и мосты, соединявшие Варшаву с одним из ее старинных районов — Прагой. Переезд состоялся в июле 1915 года, перед самым уходом русских из Варшавы, которые удирали от входящих в город немцев, пуская за собой по ветру мосты.

Следующий этап — финансовое положение фирмы. У деда множество издательских планов, но не хватает капитала. Он решил преобразовать свое предприятие в акционерное общество и призвал к участию Теодора Тёплица — приятеля времен учебы в Антверпене. Основной капитал общества — две тысячи рублей — разложили на две тысячи акций. Каждая по сто рублей. Морткович выкупил акции на сто тысяч рублей, Тёплиц — на пятьдесят девять тысяч, Янина — на десять тысяч. Остальные акционеры, а всех вместе их было девятнадцать человек, внесли значительно меньшие суммы. Акт, свидетельствующий о создании общества, был подписан 2 июля 1915 года. Его основателем выступал Теодор Тёплиц: к моему деду плохо относились царские власти, и он не мог фигурировать в торговых сделках под собственным именем. А потому новая фирма получила загадочное наименование «Издательское товарищество в Варшаве. Акционерное общество». Благодаря увеличению капитала в июле 1915 года был куплен каменный дом на площади Старого Мяста под номером 11. Дед перевез туда типографию и склады. Одновременно с тем на Мазовецкой открыл новый, красиво отделанный книжный магазин, который вскоре превратился в художественный салон Варшавы.