Противостояние 3 - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Все равно! Прорываемся! На счет три - беги и стреляй! Понял?
- Да!
- Три-два-один! Пошел!
Разбитая пулями дверь открылась от пинка ровно в ту самую секунду, когда они выскочили в коридор, поливая пространство перед собой пулями. Человек, которого они увидели в дверях, внушал страх - здоровенный, почти квадратный, с бритой головой, в камуфляже, искаженное ненавистью лицо. Прежде чем вихрь автоматной очереди переломил обоих, телохранитель успел выстрелить три раза и три раза попал. Но человек даже не пошатнулся...
Генерал-лейтенант внутренней службы Геннадий Викторович Чернышов, до этого уже раненый, несмотря на боль - одна из пуль ударила в бронежилет, вторая - в руку, третья попала в лицо, порвала щеку и выбила зубы - спокойно перезарядил намертво зажатый в руках автомат, лязгнул затвором. Спокойно направился по затянутому пороховым дымом коридору вперед, по пути перешагнул через искромсанные пулями трупы порученца и прикрепленного. Завернул за угол коридора, посмотрел на уползающего от него человека, пожилого, в черном костюме. Он был седым, очки его разбились и глаза превратились в черные, втягивающие все в себя дыры - будто человек этот и не был вовсе человеком. Кровь заливала лицо Чернышова, боль настойчиво пульсировала в мозгу - но он не обращал на это никакого внимания. Человек полз от него, оставляя широкую кровавую полосу на мраморе - а он спокойно шел следом и смотрел на него.
- Кто вы? - спросил человек на полу, и голос его дрожал.
Бог шельму метит... Рикошетом попало, не спас коридор.
- За всех, кого вы сломали... - произнес Чернышов, соленая кровь потекла ему на подбородок.
В затянутом завесой порохового дыма коридоре третьего этажа здания Центрального аппарата КГБ на Лубянке загремела длинная, на весь магазин, автоматная очередь...
* Пять минут (румын).
Из материалов радиоперехвата
Агентство национальной безопасности США
Эшелон
AC1114318445
20 ноября 1987 г.
Г. Москва
Абонент А, позывной "Первый" - неизвестен, предположительно высокопоставленный сотрудник центрального аппарата КГЬ СССР
Абонент B, позывной "Восьмой" - неизвестен, предположительно высокопоставленный офицер одного из подразделений КГБ СССР, дислоцированных в Подмосковье
Связь на частоте......, продолжительность сеанса три минуты восемнадцать секунд, связь прерывалась интенсивными помехами, шифровальная аппаратура не использовалась, передача велась открытым текстом. Данная частота связи в обычных обстоятельствах специальными службами СССР не используется.
А: Восьмой, Восьмой ответь Первому! Восьмой, ответь Первому!
Помехи.
А: Восьмой, ответь Первому, Восьмой, ответь Первому! Всем кто меня слышит, всем кто меня слышит!!!
В: Восьмой, это Первый! У нас все линии связи отключились, в том числе ВЧ. Что происходит?
Помехи
А: У нас чрезвычайная ситуация, мы под огнем! Неизвестные штурмуют здание!
В: Первый слышу плохо, повторите!
А: Восьмой, неизвестные лица штурмуют здание центрального аппарата, до ста человек! Они прорвались на первый этаж, ведут огонь! Приказываю выдвигаться...
Связь прервана помехами, больше не возобновлялась.
Перевод: Б. Хэйс.
Подмосковье
Минское шоссе
Ночь на 20 ноября 1987 года
Два борта из Афганистана - оба Ил-76 - прибыли на авиабазу "Кубинка" под вечер. Оба они хорошо были известны посвященным - Черные тюльпаны. Этих самолетов сейчас осталось два - один летал по северным регионам страны другой - облетал со своим страшным грузом юг. Самолеты, на которых развозят убитых, по городам и весям огромной страны. Нет, не убитых кстати - погибших при исполнении интернационального долга. Хотя для убитых горем родителей, у которых погиб сын, и часто единственный - разницы то особой нет, и им не красивые слова про героизм нужны а сын. Живой. Вот только не вернуть его уже. Не замолить грехи.
Но можно отомстить. Жестоко.
Самолеты сразу загнали в спецсектор, отогнали любопытных, какие найдутся в любой воинской части. На аэродроме целый день черти что творилось, уже приземлилось несколько бортов со своей охраной, а сейчас они уже загрузились и один за другим выруливали на взлетку, два из них уже были в воздухе. С тюльпанами же было все понятно, и смысл мер безопасности тоже был понятен: в Афганистане что-то произошло, отчего погибло разом несколько десятков пацанов, если не больше - столько, что пришлось доставлять двумя самолетами. Про Афганистан в новостях врали, врали безбожно - в одном репортаже разрешалось показывать не больше одного убитого и двух раненых, акцент следовало делать на помощь воинов Советской армии в установлении мирной жизни в Афганистане. Офицерье - те кто совесть еще не потеряли - пили водку и матерились сквозь зубы, не понимая - почему бы просто не сказать правду. Вот просто - правду, самую обыкновенную правду, о том что там происходит. Что там - наши девятнадцати - двадцатилетние пацаны насмерть стоят против озверевших от анаши и крови исламских экстремистов, которые отрубают пленным головы и выпускают кишки. И если их никто не остановит - там, в чужих горах - потом получится так, что отбивать их уже придется в своих. Народ бы понял. Вот только пришлось бы отвечать... почему воюем восьмой год - а победой не пахнет. Ох, пришлось бы отвечать...
Но в самолетах были не трупы - в самолетах были живые люди. Афганцы, ради этих двух рейсов основательно поработали ХАД и Царандой, почистив Пули-Чахри*, а также провинциальные и уездные зинданы органов. Советским надо было набрать около трехсот боевиков из числа непримиримых, прошедших подготовку в Пакистане, желательно не афганцев. Это были наемники, которым даже по Гаагской конвенции ничего не светило - кроме ближайшей стенки. Участниками боевых действий они не считались и никакой защитой права - не пользовались. Среди них были и такие, кто уже был приговорен в своей стране к различным срокам наказания или к смерти - а потом освобожден и направлен на джихад, чтобы убивать советских солдат.
Рота внутренних войск быстро вытащила их из объемистых фюзеляжей Илов и пинками загнала в поданные бортовые тентованные машины. Удивительно - но завзятые террористы и воины Аллаха не пытались ни бежать, ни сопротивляться, хотя их было много а советских солдат мало - вместо этого они скулили что-то на своем языке и даже пытались бросаться в ноги.
У ворот аэродрома к колонне из восьми машин прибавились еще два бортовых армейских тентованных КАМАза, БТР-70 и БРДМ-2. Автомобили организованной колонной, но без сопровождения ВАИ** как это положено - направились в сторону города.
Они остановились на Минском шоссе, где другие воинские части вовремя перекрыли движение. Было морозно, небо уже очистилось - и жестокие холодные звезды равнодушно взирали с безоблачной выси на еще один акт трагедии, которой суждено было произойти. Звезды видали и чего похуже - хотя в последнее время в СССР ничего подобного не происходило.
Пока одна группа ВВшников с короткоствольными автоматами выстроилась по обе стороны шоссе - другие, пинками и тычками выгнали из машин боевиков, построили их на краю замерзшего, покрытого снегом поля. Вдалеке, там где небо встречается с землей - зазубренной кромкой мертво чернел лес.
Из двух КамАЗов вышли люди. Их набирали по двум армейским округам, силком никого не гнали - только на добровольной основе. Выбирали из числа сержанско-старшинского состава и младших офицеров - нужны были те, у кого в Афганистане погиб кто-то близкий. Таких набралось около пятидесяти человек, их привезли сюда отдельно и вооружили автоматами и пулеметами, которые должны были скоро пойти на списание, и которые уже не числятся за конкретными людьми и конкретными частями - ради этого пришлось ограбить дивизионные ремонтные мастерские, где мелкий ремонт оружия проводили самостоятельно. Разъехались в стороны БТР и БРДМ, нацелившись стволами вдаль, в сторону леса.
Воины ислама, дрожа от холода и страха стадом стояли у дороги. Каждый из них самостоятельно избрал путь, на который он встал - путь джихада, путь убийства неверных. На этом пути все они пролили немало крови. Некоторых покрестили еще в лагере подготовки - лучшим на выпускном разрешали отрезать голову пленному, некоторые пролили кровь уже в Афганистане, в чужой для многих стране, куда их никто не звал, тем более с оружием. Случись по-другому - и они бы сейчас стояли с автоматами и пулеметами у канавы, где покорно ждали бы своей участи неверные, шурави. Каждый из них был готов лить кровь - и не понимал, почему сейчас прольется их кровь. В их понимании - только они имели право убивать, потому что они - на пути Аллаха, Аллах - за них.