На пороге перерождения (СИ) - Казаков Виктор Григорьевич

Завернув за очередной угол, я начал отчаиваться. Выхода нет. Но быстро придя в себя, вспомнил про помощницу.

«Ми!»

Я тут.

Внезапно где-то грохнуло. Не обращая никакого внимания на шум, я продолжил:

«Мне нужна помощь».

Знаю. Именно поэтому последние несколько минут пытаясь составить примерную карту на основании полученных данных. После этого, сопоставив имеющиеся разведданные с чертежами прошлого, я постараюсь найти выход. Не думаю, что тайканцы вносили какие-то кардинальные изменения в конструкцию арены, учитывая то, что все их технологии практически ничем не отличаются от технологий прошлого.

Я облегчённо выдохнул, позволив себе расслабиться. Но не тут-то было. В голове, будто раскатом грома, раздалось внезапное:

— Господин Васк, кажется, вы заблудились, — это был голос Катсу-Абэ.

Тут же подняв лук наизготовку, я завертелся по сторонам в поисках противника. Но небольшое помещение, размером четыре на четыре, было совершенно пустым.

Голос начал снова:

— Пытаясь спастись, вы загнали себя в лабиринт, господин Васк. И это не какое-то глупое сравнение, как вы могли подумать. Говоря лабиринт, я подразумеваю самый настоящий гладиаторский лабиринт. Неужели вам было неизвестно, что главная арена империи оснащена самый передовыми технологиями. Ваши друзья сейчас где-то над вами. При желании я бы мог закрыть боевую часть, и все они провалились бы вниз, прямо к вам. Но, боюсь, эта часть представления касается только нас с вами.

Боюсь, если это и вправду так, я не смогу ничем помочь, — огорчённо сказала Ми. — Могу только отмечать на карте уже пройденные места. Но составить план точно не получится.

Ну, в общем, ничего другого я и не ожидал…

— Покажись, где ты? — обратился я к Катсу-Абэ.

— Неужели вы ещё не поняли, что я в вашей голове?

— Что?

— Думали, вы такой один? Что ж, спешу вас огорчить. Вечные заботятся не только о вас.

— Да что, мать вашу, ты такое несёшь, больной старик?!

— Около двадцати лет назад я был болен страшной болезнью. Кашель поразил меня на столько, что в какой-то момент я потерял способность к передвижению. Все лекари, как один, твердили, что это конец. Жизнь была потрачена зря. Тратя время на попытки стать кем-то, я не учёл того, что смерть придёт за мной, и перед этим самым днём никто не вспомнит меня, как хорошего мужа, прекрасного отца, и не поблагодарит за лучшую жизнь, прожитую вместе. Я понял, что совершенно одинок на смертном одре. Погибая, я хотел только одного — чтобы хоть кто-нибудь пришёл ко мне, проводить в последний путь. Но никто так и не пришёл. В одна тысяча третьем году я скончался в одиночестве, лёжа в своих шикарных апартаментах в цитадели родного Токио. Тогда-то ко мне и явились они. Трое в чёрных балахонах. Тела закрыты, лица закрыты, даже рук не видно. Они практически бездвижно перемещались в пространстве, которого, по сути, и не было. Вокруг одна тьма. Ничего, кроме гнетущей тьмы. Они предложили сделку — жизнь в обмен на службу. И знаете, что я сделал? Я отказался. Сказал, что жизнь без родных мне больше не нужна. Я не хочу пройти тот же путь, я больше не хочу быть одиноким. Ведь если мне снова придётся кому-то служить, у меня вряд ли будет время для создания семьи. И тогда они пообещали, что дадут мне ребёнка. Как будто от этого станет проще. Они обещали дать мне сына, которого я смогу воспитать так, как мне будет угодно. И тогда я согласился. Я решил, что буду всегда рядом: как только он подрастёт, как только ему исполниться четырнадцать я возьму его с собой, буду всегда рядом. Но наши мечты никогда не исполняются в том виде, в каком мы этого хотим.

Послушно исполняя приказы высших существ, двигая империю в необходимом направлении, всячески влияя на императора и его семью, я снова позабыл о родных. Я на столько увлёкся своей новой должностью, на столько сильно был окрылён своей избранностью, что вспомнил о своих планах только спустя восемнадцать лет. Но к тому времени было поздно что-то менять — отданный на откуп служанок и денег сын вырос в безвольную тряпку, бесхребетного неудачника, который неспособен практически ни на что без помощи своего папочки. И теперь я ненавижу этого ребёнка так же сильно, как ненавижу себя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вы наверняка уже задаётесь вопросом, к чему я рассказываю всё это вам. Всё очень просто, господин Васк. Потеряв все свои мечты, испоганив шанс, данный мне свыше, я понял, что у меня нет ничего, кроме моего предназначения. Всё, что я делаю, я делаю только ради того, чтобы не разочароваться в себе окончательно. Вечные избрали меня для великой цели. Они дали мне возможность изменить мир в лучшую сторону. И эта возможность — это всё, что у меня есть.

Теперь вы понимаете, что мир слишком тесен для нас двоих? На этой земле не может быть сразу нескольких исполнителей воли вечных.

Приходя в нехилом шоке от услышанного, я не придумал ничего лучше, кроме как спросить:

— С чего вы вообще решили, что я исполняю чью-то волю?

Тишина.

— Это ведь очевидно. Если бы, господин Васк, вы не исполняли их волю, они бы давно позволили мне прикончить вас. Но вместо этого, раз за разом они требуют, чтобы я дал вам шанс. Они постоянно твердят, что я не могу вмешиваться в вашу судьбу. У меня нет права убить вас собственноручно. Пусть судьба решит, достоин ли он жизни, — говорят они мне.

— Вы тоже обладаете какими-то способностями? — решил поинтересоваться я. Сменить, так сказать, тему. Чтобы хоть немного понимать происходящее.

— Можно сказать и так. Но это ни в коем случае не сравниться с теми способностями, которыми вечные наделили вас.

— Простая зависть? А если я скажу, что никто и ничего мне не приказывает. Я не исполняю чужую волю. Всё то время, что я обладаю способностями, я просто пытаясь спастись. И, скажу больше, вечные не давали мне никаких способностей. Всё произошло совершенно случайно. Просто я оказался не в том месте и не в то время. Хотя, если судить со стороны того, что без способностей я бы уже давно был мёртв, всё не так уж и плохо.

— Я тебе не верю, — прозвучал спокойный ответ.

— Я думал, у нас тут вечер откровений, — тон сменился. Осознав слабость Катсу-Абэ я начал разговаривать с ним совсем по-другому. Теперь я больше насмехался над ним, нежели пытался что-то разузнать. — Ну ладно, разу уж не хотите общаться, то и я, пожалуй, избавлю себя от этого груза.

— Так или иначе, это будет наш последний разговор. Сегодня вы умрёте наверняка. Лабиринт закрыт. Выхода нет. - я тут же вспомнил про грохот. Вот ведь… — Двери откроются только тогда после вашей смерти.

В этот самый момент из противоположного входа комнату вошли несколько сражников. Те самые элитные войска. Одно отличало их от обычных стражей — горящие огнём глаза. Нет, не в переносном смысле, а в прямом. Это точно были не люди. Казалось, будто вот-вот пламя вырвется наружу и подожжёт их головы, придавая эффектности образу.

Подняв лук наизготовку, я прицелился. Интерфейс молчал. Удивительно. Что это значит? Уязвимых мест нет? Ну ладно, будем справляться самостоятельно. Выстрел. Стрела ударилась о твердый доспех, отскочив от него, как от каменной стены. Вот ведь дерьмо, — подумал я тут же… Стоять не было смысла. Только тратить нутриум. И самое умное, что пришло мне в голову, — бежать.

Я дёрнул обратно, туда, откуда пришёл, в надежде на то, что Катсу-Абэ соврал, и лабиринт не закрыт. Разумом-то я понимал, что спасения нет. Но вот надежда… надежда умирает последней. Ну может хоть какое-то чудо. Хоть, что-нибудь, — думал я, на бешеной скорости заворачивая за очередной угол. Грязь и песок сыпались на голову, а я продолжал бежать, не обращая внимания ни на что. Сердце готово было вырваться наружу, запас нутриума падал из-за усиленных нагрузок, да и по ощущениям я осознавал, что бегу гораздо быстрее, чем раньше — без СВК. Но свет в конце тоннеля почему-то никак не появлялся на моём пути. В итоге я просто уткнулся в стену.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})