Контракт на Фараоне - Рэй Олдридж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руизу их беседа стала еще интереснее. Насколько Руиз видел, Дольмаэро еще сильнее ушел в себя.
— Никакие мысли мне пока не приходят в голову, мастер.
Сказав это, Дольмаэро отвел взгляд в сторону.
Человек с острыми чертами лица и униженным плаксивым голосом заговорил:
— Мастер, а как насчет безродного, который защищал ее от Касмина?
— Что так? — спросил Фломель, и его узкое лицо потемнело. — Кто такой этот безродный, и почему было необходимо защищать феникса? Кто собирался ей навредить?
Дольмаэро ответил:
— Прежде чем мы узнали, что ты жив и в порядке, мастер, прежде чем мы поняли, что происходит здесь и каково наше положение, старшины решили на совете голосованием, что воскресение феникса было неестественным, и, возможно, оскорблением богов, — тут Дольмаэро остановился со смущенным видом. Все глаза обратились на Дом безродных, где спрятался Руиз. Дольмаэро неохотно продолжал:
— Безродный, Вухийя, такое имя он носит, по профессии продавец змеиного масла, он заботился о ней, поскольку ее по ошибке поместили в Дом безродных. Несомненно, он понял, какая она ценность. В любом случае, я послал Касмина, чтобы тот вытащил ее на наш суд, и Касмин — ты же знаешь, что это был за человек — Касмин напал на Вухийю. Вухийя защищался. Результат ты сам видел.
Фломель потер подбородок.
— Я полагаю, мне надо было бы быть довольным. Девушка гораздо более ценна для труппы, чем был Касмин, хотя мне не хватает его грубоватого юмора. Если бы вы укротили свои религиозные порывы, ничего такого не случилось бы.
Тут глаза Фломеля расширились, и его лицо налилось свирепостью и злобой.
— Погодите, — сказал он сдавленным голосом, — не тот ли это продавец змеиного дерьма, помешанный на собственном товаре, что бросился на сцену в Биддеруме, испортив нам финал?
Фломель двинулся было к Дому отверженных, а его пальцы скрючились, как когти.
— Это тот самый человек? — проорал Фломель.
Дольмаэро поспешил следом за Фломелем.
— Подожди, мастер. Не делай ничего поспешно, молю тебя.
Он догнал Фломеля у дверей, где он остановился, уставясь сквозь колышущиеся занавески в темноту внутри хижины. Руиз Ав тем временем прижался к стене в дальнем углу, там, где его не было видно, думая, что ему делать, если Фломель набросится на него или разоблачит его перед стражниками. Они могли и не принять всерьез обвинения Фломеля. С другой стороны, они могли бы повести Руиза к Кореане, где Руизу придется очень трудно, если ему понадобится объяснять свое странное поведение. Но Фломель остановился, а воздух со свистом вырывался сквозь его стиснутые зубы.
— Выходи, пыльная крыса, — прошипел Фломель. — Выходи и получи по заслугам.
Руиз не издал ни звука.
Дольмаэро убеждал фокусника.
— Мастер, вам нельзя и думать о том, чтобы запятнать руки человеком такой низкой крови. Кроме того, посмотри, что сталось с Касмином.
Несколько секунд Руиз ничего не слышал.
Потом Дольмаэро продолжал:
— Послушай, у меня есть мысль. Феникс, совершенно очевидно, привязалась к этому Вухийе. Он выходил ее, он спас ее от петли Касмина. Кроме того, их видели в любовных объятиях в ванной.
Фломель ахнул.
— Ты дурак, Дольмаэро! Она же принцесса, или была ею, прежде чем стала Искупляющей!
— Тем не менее, это правда, мастер. Я не знаю, по какой причине. Мне это тоже показалось странным… но что не кажется странным в эти безумные дни? По крайней мере, мы можем воспользоваться ее привязанностью к этому подонку, чтобы обеспечить участие ее в пьесе.
Фломель, казалось, раздумывал. Потом он заговорил снова, уже более спокойным тоном.
— Ты снова дал мне хороший совет, Старшина Гильдии. Я подам Леди прошение насчет более внушительного надзирателя. Может быть, она одолжит мне своего огромного жука. Просто один его вид должен был бы напугать ее так, чтобы она согласилась с нами сотрудничать, а если нет, то мы будем вырывать палец за пальцем змеиному отродью, пока она не поймет, что от нее требуется.
Потом голоса удалились, обсуждая, что еще нужно из вещей для репетиции, что надо попросить, какой материал можно выбрать для пьесы, какие изменения внести в сцену. Мысли Руиза бежали своей колеей, спокойно и отдаленно, и он чувствовал, как смертная сеть стягивает его, стискивая с предостерегающим напряжением. Он сполз по стене. Как раз в тот момент, когда ситуация казалась уже безнадежной, напряжение исчезло.
К тому времени, когда приехал их ужин, Фломель ушел. Руиз отнес тарелку в свое привычное уже место. К его удивлению, к нему присоединился Дольмаэро.
— Что ж, друг Вухийя, — сказал Дольмаэро, — я должен снова извиниться перед тобой. Ты слышал?
— Да. Фломель — мстительный мелкий пердун, а?
— Он серьезно относится к своему искусству, что еще можно сказать про него? Он плох в качестве врага. Но я надеюсь, что ты поверишь в то, что я пытался сделать для тебя все, что мог. Я просто не мог придумать ничего лучшего.
Руиз поглядел на Дольмаэро оценивающим взглядом. Профессия Руиза принадлежала к тем, которые плодят цинизм, но на широком лице Дольмаэро Руиз увидел только усталость и озабоченность.
— Я тебе верю, — сказал Руиз. Казалось, он сосредоточился на своем ужине, но мысленно он уже обдумывал предстоящую ночь.
19
Когда Пунг-охранник увел ее прочь, Низа все еще чувствовала приятную истому, поэтому страх не быстро пришел к ней. Чудовища вели себя с ней мягко, и это казалось таким нелепым, что она шагала между ними к шлюзу без всяких мыслей о побеге.
— Куда вы меня ведете? — спросила она чудовищ, когда наконец смогла говорить. Но они молчали, хотя тот, что справа, показал ей полную пасть зубов-шильев. Может быть, это была улыбка, для того, чтобы подбодрить ее?
В шлюзе дверь поразила ее тем, что уехала вверх, в арку, и она попыталась убежать. Монолиновый ошейник поцарапал ей кожу, когда она оказалась на конце привязи, и она упала на колено, ловя ртом воздух. Охранник покрупнее помог ей подняться на ноги. Кожа на его руках была прохладной и жесткой — не противной, но такой чужеродной, что ее передернуло. После этого она пошла за ними покорно.
Потом она стала проявлять интерес к тому, что видела по дороге.
После того, как они прошли по коридорам в течение получаса, она стала понимать, каких гигантских размеров были рабские казармы. В сравнении с ними дворец ее отца был каким-то собранием лачужек. Стены коридоров были сделаны из гладкого серо-белого вещества, которое напоминало ей неглазурованный фарфор. Стены были в несколько раз выше человеческого роста, а проход — узкий, так что только маленькая полоска голубого неба виднелась наверху. Все было очень тихо, словно любая жизнь, которая существовала в этих стенах, была заглушена толщиной стен.
Она не могла удержаться, чтобы не заглядывать в наблюдательные окошки, которые попадались ей по дороге, когда они проходили мимо других загонов, и что-то вроде отстраненного ужаса возникало в ней, когда она тайком бросала взгляды на существа, которые там содержались.
Кто-кто из них, казалось, принадлежал к человеческому роду, хотя не к тем расам людей, с которыми она сталкивалась. Они варьировали по росту, форме и цвету — белые, как лед, черные, как уголь, высокие массивные существа и маленькие юркие. На них были странные одеяния, а некоторые могли похвастаться странными уродствами. Большинство мужчин не брило голов. Кое-кто из них ходил нагишом, некоторые носили одежды такого великолепия, что сам человек, казалось, пропадал на фоне одежды. Эти люди из других миров отличались необъяснимым выражением лиц, пользовались странными жестами, даже их позы казались чужими и странными.
Чудовища, которых она видела, казались ей менее пугающими, поскольку она и не ожидала, что в них что-либо поймет. Она видела загон с существами, которые напоминали иррин, нелетающих птиц фараонских пустынь, разве что у этих были массивные черепа, которые нависали над сгорбленными плечами. Они прижались друг к другу на плоском песке среди низких кустов, сбившись маленькими неподвижными группами. Их мощные лапы были сложены под туловищем. В них было что-то до такой степени пронзительно жалобное, безнадежное и смирившееся. Их огромные золотистые глаза помутились от потерь. Низа почувствовала, как слезы жгут ей глаза просто от одного этого взгляда.
Но там были и другие чудовища, которые не вызывали жалости. В одном из загончиков она мельком увидела колонию быстрых рептилиевидных хищников, которые рвали еще подергивавшееся тело старой женщины. У них были раскосые козьи глаза и, казалось, они чувствовали на себе взгляд Низы, когда она смотрела на них сквозь мутное стекло наблюдательных окошек. Ее передернуло, и она отвернулась.
— Когда мы дойдем туда, куда направляемся? — спросила она.